— Есть охота, — замечает Рик, погрызая мое ухо.
У меня урчит в животе.
— М-гм, опять придется пиццу заказывать, — невозмутимо соглашаюсь со своим желудком. — Ну, или другое что-нибудь. Ты ж ниче не приготовил.
— Это ты ниче не приготовила, — «взъяряется» Рик, а его лапы грозными, требовательными тисками сдавливают мои сиськи.
— Я сама только с дороги.
— С дороги?.. — огрызается он, глядя на меня исподлобья. — Так тебя ж уже — с дороги... мало тебе?.. А ну, нá еще...
Мою голову недвусмысленно нагибают «на юг», заставляют взять губами член.
— Ты че делаешь... — возмущаюсь — и беру.
— Кормлю тебя... с дороги...
Я категорически несогласна с тем, что секс способен заменить еду. Категорически. Но я делаю-таки ему минет, и наш голод на время утихает, вернее, видоизменяется.
С голодным удовольствием заглатываю его и представляю, как он будет кончать мне на грудь.
Перед самым финишем Рик легонько оттаскивает меня.
— Давай, трахни меня... давай... — требует он и сажает наверх. Не прекращает хрипловатого бормотания: — О, как ты хорошо его сосала только что... прям так, как надо... чтоб язычок вперед... я чуть не кончил... еле сдержался... давай теперь... о, давай...
Смотрю в зеркало на свое извивающееся тело и на него подо мной, сжимающего мою попу с беспомощной улыбкой на лице. Он тоже на мое тело смотрит и мне в лицо — ловит мой взгляд. Я бы сказала снова, что как-то по-собачьи, но — нет, я настаиваю, на песика он не тянет. Он не смотрит заискивающе в глаза, не просит, а вглядывается внимательно, почти настороженно. Наблюдает, будто задумал что-то.
Рик возбуждает меня, воспламеняет. Я кончаю, откинувшись назад, с блаженным наслаждением полузакрытых глаз — в потолок. Бросаю ему взгляд — он смотрел на меня, а теперь отводит глаза, будто его застукали. Точно что-то задумал. Да я ж тебя знаю, волчару, думаю, извиваясь над, ним. Знаю...
Я догадываюсь, чего он хочет. Так и есть — поездив в ней, начинает юлить, то и дело вытаскивает член, а при «попытке» проникновения самым подозрительным и нехарактерным для него образом попадает не туда.
— Так, облом сегодня! — разъясняю я, сжимая его щеки.
С ним строго надо, решительно, иначе просто возьмет и поимеет, где не планировалось.
— Просто в узенькую твою хотел... — «скулит» он — пусть не надеется.
— Я сказа-ала!
Категорически нельзя давать спуск этому наглому зверюге — к рукам приберет, оборзеет в край.
— Я ж потыкаться тока...
— Я сказа-а-ала!!!
В качестве предупреждения пробираюсь и тыкаю его в задницу.
— Поты-ыкаться... — подрагивает он, сжимаясь, но не прекращает. — Он только до половины вошел...
— Не фиг, на фиг! — взрываюсь я и тыкаю его снова.
Чувствую, что он уже невменяем и, что ему как раз не дают, соображает с трудом.
От напряженности мне больно, но его это, кажется, не волнует, вот и приходится применить силу.
— А че сделаешь, если войду туда?.. — жарко шепчет он, кажется, больше возбужденный, чем отпугнутый моими тыканьями.
— Вытащу его жестко и решительно! И будет больно, — предупреждаю.
— А по-моему, щас кое-кто пищать будет... просить: «Ри-ик... трахни меня в попу...»
— Щ-щаз-з-з.
Я все-таки не думаю, что он и правда войдет туда насильно. Меня просто смешит-бесит наглая невозмутимость его нескончаемых попыток, когда я ведь до проедания дырки в башке твержу ему «нет». И — нет, сегодня я реально не намерена, поэтому и «нет».
А в следующий раз после «да» — а он, который «да», скорее всего, снова будет рано или поздно — когда я буду приходить в себя в туалете, а он — лицемерно и печальненько жалеть меня и рассуждать, что — все, хорош, отныне — только по-людски, я обязательно подколю его, чтоб слезки крокодильи-то утер. Чтоб сам себе не врал хотя бы.
***
После безобразий мой «супермен» упахивается и засыпает, а я соображаю, что супами да гарнирами не отделаешься и — вот не вру — готовлю полноценный ужин.
— Ахереть, так ты готовить умеешь, — нагло-восхищенно поглощает он после мое жаркое и пирог с яблоками. — Я заслужил все-таки?..
— Я заслужила. А ты — твое дело. Рада, если вкусно.
В общем, мне кажется, нам обоим интересней не сюсюкаться. Надолго, ненадолго — а что, если не задумываться, а просто продолжать в том же духе? А что «одним «этим» мужика не удержишь» — ну, во-первых, это мы еще посмотрим, а во-вторых, я уже говорила, что никого не держу и держать не собираюсь.
***
Меня до сих пор будоражит от моей и только моей «тайны». Тайны такой таинственной, что я никому, не то, что подругам — ему самому о ней не рассказываю. Тайны его «личности».
Да может, я бы даже рассказать о ней доходчиво не сумела. Это как тогда, с его именем — я рада, что узнала его, что у моих безудержных вскриков в экстазах появился адресат, но поначалу я, помнится, даже разочарование легкое испытывала оттого, что развеялось таинство. Я словно ношу эту тайну в себе, ни с кем ей не делюсь, она напоминает о себе неожиданно, а от напоминания этого так вставляет, будто... будто это он сам в этот момент появляется из ниоткуда и овладевает мной внезапно и стремительно.
День еще не подошел к концу, потому что после еды мы снова оказались в постели — тут недолго идти — и теперь я шарюсь в сети. Да, прямо вот так вот реально валяюсь голиком, вернее, в его майке на голое тело, с ноутбуком на коленях и... выбираю себе новое постельное белье.
Вероятно, давно пора. Ведь сколько у меня всего поменялось с тех пор, как я в последний раз его обновляла. А вот это как, соображаю, привлеченная цветовой гаммой — бирюза с какими-то павлиньими золотисто-зелеными кругами и серо-бурой картинкой посредине. Заинтересовавшись, кликаю — и отдергиваюсь даже... какая безвкусица... ну не ужас ли. Китч. А потому что серо-бурая картинка — это волк. Такой матерый, в расцвете своих волчьих сил. Пялюсь в свирепые глаза цвета желтого опала — и закрываю окошко браузера со смущенным смехом.
— Не подошел волчара? — подкравшись, осведомляется Рик — успел разглядеть соплеменника.
Подошел, хочется мне возразить ему — это я не подошла. Вместо этого занудствую:
— Ну, не на пододеяльнике же. Ну, прикинь...
Он пожимает плечами и не удивляет меня замечанием:
— Не один хер, на чем трахаться. Кстати — мысль... — и сдергивает с меня свою майку, хорошо, не разрывает напополам.
С деланным негодованием удивляюсь, откуда у него снова силы и посмеиваюсь от того, как это хорошо, когда он во мне. Но также и поеживаюсь, потому что меня еще какое-то время «преследует» морда волка.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Дело
Все когда-нибудь устаканивается, вернее, обретает статус кво.
После возвращения «из Йеноптика» день примерно на следующий Рик после утреннего секса замечает, что:
— Харэ трахаться.
— А что?.. — сонно встрепенувшись, поднимаю голову «из подушек».
— Объект принимать надо. И делать подключение.
— Не в субботу же...
— В субботу.
— Интересно. Когда?..
— Через час.
Оказывается, у него все это реально назначено на «через час», он только — опять — меня поставить в известность забыл. Гад. Впрочем, я уже рассказывала, что работать с ним — эт-то вам не сахар. Ладно, справлюсь. Не с таким справлялись.
Вообще, ведение проектов — а у нас с ним это, как-никак, «проект» — несмотря на повышенный градус «распланированности», может нести в себе довольно неожиданные и даже спонтанные моменты. Я к такому привыкла на работе в Аквариусе. Перед ним сильно не распространяюсь — не нужно, чтобы он думал, что может все себе позволять. Но он ведь и позволяет — берет и ставит подключение на субботу, на «через час», меня не предупредив. «Имеет», сволочь. Ладно, я же говорю, мне не привыкать, и я человек конструктивный. Макет протокола по принятию у меня был составлен еще загодя. Тогда поехали-пошли принимать-подключать, что ли.
