— Проблемы?
— Есть такое, — Гордей поворачивается, но говорит как-то неохотно. Будто сомневается, стоит ли со мной делиться подробностями. — Канализационная система нового филиала с косяками. Мне кажется, предыдущий владелец сливал нечистоты в реку. Основной отвод был повреждён, и он, не желая заморачиваться, много лет просто сливал в воду.
— Ого, — удивлённо смотрю на него. — За это ведь можно…
— Хорошо схлопотать, да. И не без помощи Сабурова. Мы, конечно, всё переделали, но санитарная служба тянет с подписью документов. Уже третья инспекция прошла — и по прежнему на рассмотрении.
Думаю, я оказалась права — Сабуров продолжает играть нечестно. Пытается подставить Гордея под серьёзный штраф и закрытие филиала.
— В любом случае, Ира, ты больше в это не лезешь и никак не подаёшь вида, что в курсе. Поняла? — говорит строго, упершись руками в бока. — Я сам. И… спасибо.
— Пожалуйста, — киваю. В коленях саднит от дрожи и слабости, в животе появляется щекотка. Пришло время сказать ему… Боже, почему я так нервничаю? — Гордей, я…
Сидеть спокойно не могу. Встаю, но тут распахивается дверь.
— Привет, слушай, я по важному делу. Лизы не было на месте, и я…
Блондинка.
Снова.
Где ты, мать твою, берёшься каждый раз?
Будто чуйка у неё какая-то.
— Ой, здравствуйте, — она замечает меня и распахивает глаза. — Простите, я думала Гордей не занят, а Лизы не было, но я могу позже, если что…
— Нет-нет, — от натянутой улыбки у меня сводит скулы. — У вас же по срочному делу. Оставайтесь, это мне уже пора.
Забираю сумочку и иду к двери, не оглядываясь. Мышцы в таком напряжении, что кажется, будто в спину лом вставили.
А ещё тошнота подкатывает резкой удушающей волной. То ли токсикоз, то ли реакция на эту слащавую повариху.
Мне нужно срочно, как можно скорее убраться отсюда, чтобы не наблевать ей прямо на туфли.
— Ира, ты хотела что-то ещё сказать, — Гордей делает за мной несколько шагов.
— Не срочно, — успеваю ответить прежде, чем удушающий спазм перекрывает горло.
А потом, стараясь не сорваться на бег, быстро ухожу.
Вторая попытка рассказать о ребёнке снова провалилась, пнутая стройной ногой поварихи.
Glava 37
Гордей
— Ирина, подожди, — но она прибавляет шаг, проскакивая мимо Лизы.
Бесполезно. Разозлилась. Сейчас пытаться остановить её и узнать, что хотела сказать, бессмысленно. Не скажет же. Знаю её. Лучше вечером заеду и поговорим спокойно.
— Я ризотто принесла, с креветками — как ты любишь, — улыбается Аня, когда оборачиваюсь к ней. Ощущение, что вся ситуация прошла мимо неё. Не от мира сего женщина. — Я отдала Лизе подогреть. Ещё салат со спаржей, приготовленной на гриле. Должен же ты оценить новые позиции меню.
Внутри вспыхивает искра раздражения такой силы, что хочется взять её за локоть и вытолкать за дверь. Выпнуть с хорошим ускорением.
— Аня, какого чёрта ты врываешься в мой кабинет? — смотрю на неё строго.
Спускать ей выходящее за рамки поведение я больше не намерен. Она не ребёнок. Она работает на меня. Наверное, пора ей напомнить об этом.
— Я… п-прости, — хлопает глазами, изображаю дурочку. Вот то, что я вообще в женщинах не перевариваю. Ирина так никогда не делала. Могла злиться, молчать подолгу и игнорить, но никогда не притворялась глупой дурочкой. — Лизы не было, я не знала, что ты занят.
— Если Лизы не было, значит, тебе стоило подождать за дверью, — осаждаю её пыл.
Аня втягивает шею, вжимая голову в плечи. Вот-вот расплачется, но меня этой игрой не пронять. Я, блть, реально охренеть какой злой.
— Но я…
— Я. Был. Занят, Аня.
Возможно, это звучит слишком резко, но моё терпение лопается. Она ведёт себя как малолетка. И это специалист такого уровня! Обладатель Мишленовской звезды!
— Ризотто — это и есть твоё “важное дело”, которое ты, прежде чем ворваться, отдала подогреть отсутствующей Лизе?
— Не сердись, пожалуйста, — она опускает глаза. — Я волновалась, что ты голодный.
— Послушай, Аня, — плавно выдыхаю, чтобы сбить вспышку гнева. Это ребячество поражает и жутко раздражает. Контраст со взрослой во всех отношений, умной, интеллигентной Ириной настолько яркий, что рябить в глазах начинает. — Меня не нужно кормить. Не нужно волноваться обо мне, хорошо? Твои задачи прописаны в трудовом договоре. Обязанности и рабочий этикет — тоже. Ты не можешь приходить сюда когда тебе вздумается, не можешь врываться в мой кабинет. Не можешь просто так покидать рабочее место в рабочее время, если я тебя не вызывал. Это называется трудовая дисциплина. Ты обязана ей следовать. Я — твой босс, Аня, а не школьная подружка.
Вижу, как у неё начинает подрагивать нижняя губа. Вот-вот в истерику ударится, похоже.
Как же меня всё это утомляет. Звезда Мишлена на двери не стоит того. Может, правда стоит её уволить и нанять другого спеца? Пусть и без звезды.
А Аню пусть Сабур забирает. Может, пригодится.
— За что ты так со мной? — подходит ближе и пытается заглянуть в глаза. — Я ведь со всей душой, Гордей. Я… я так стараюсь! Как мне ещё показать, что ты мне небезразличен?
— Никак, Аня. Мы уже говорили об этом.
— Ты просто не знаешь женской ласки. Не видел её, не чувствовал, потому и отталкиваешь меня. Твоя бывшая жена тебе этого не дала, понимаешь? Я же вижу, какая она, вижу. Холодная, ледяная стерва.
Господи, ну в какое же дерьмо я вляпался, когда взял её на работу. Может, это тоже проделки Сабурова? Теперь сидит и ржёт.
— Не смей так говорить о моей жене.
— Бывшей, Гордей.
— Да это неважно! — внутри что-то внезапно взрывается. Фонтаном. Сносит. — Я всё равно люблю её. Её, Аня. Мне не нужна другая. Ни ты, ни кто-либо ещё, понимаешь?
Анна замирает, а у меня у самого внутри сказанные слова пеплом оседают. Горячим. Жгутся.
Само вырвалось. Минуя мозг и аналитический центр в нём. Выплеснулось. Прорвалось. Из тумана выплыло.
Оголилось истиной.
Болезненной, колючей, острой. Но правдивой. И… какой-то естественной. Такой понятной.
И всё в голове будто на свои места встало. Заняло предначертанные ниши.
Ясность и порядок в голове наступил — люблю. Иру.
Я ведь и сам думал, что чувства осели, угасли, растворились. Не понимал, что в душе происходит. Не хотел понимать, не хотел туда заглядывать, прислушиваться. А сейчас будто туман этот ветром сдуло.
— Возвращайся к работе, Аня, — голос осип, говорить не получается почему-то. Передавило. — И больше эту тему мы не поднимаем.
Несколько раз растерянно моргнув, она отворачивается, а потом уходит из кабинета молча.
Аж дышать становится легче.
Но у самого вернуться к работе не получается. В груди давит, воздуха будто не хватает. В глазах двоится даже в очках. Распахиваю окно и глубоко вдыхаю.
Холодно. Подмораживает уже. Скользко.
Надеюсь, Ира сменила резину, на летней небезопасно уже ездить.
Блин. Не о том думаю сейчас…
Мысли как густой кисель. Полный рассинхрон в голове и в груди.
Так дерьмово давно не было. Наверное с момента, как Ире всю правду вывалил.
Захлопнув окно, выдёргиваю куртку из шкафа и запускаю машину через автозапуск, чтобы прогревалась.
— Сегодня уже не приеду, — бросаю Лизе в приёмной, про себя отмечая позже разобраться с ней. Не нравится мне в последнее время, как она работает. — И списки мне не забудь сбросить по заходам на почту. Почему я их жду второй день, Лиза?
— Да, конечно. Всё сброшу, буквально в течение часа, — кивает она, а я, пока иду к лифту, набираю Сабурова.
— Слушаю, — отвечает через пару гудков.
Наш первый прямой разговор за последние двенадцать лет. Прошлый закончился мордобоем.
— Надо встретиться, Саб. Пора поговорить.
Glava 38
Как давно мы вот так не смотрели друг другу в глаза.
Молча, целых несколько секунд, что кажутся неправдоподобно длинными. Время будто решило ненадолго остановиться.
