После первого глотка острая горечь стекает по горлу. Вот бы и на сердце так стекало, чтобы перебить боль. Чтобы не саднило так. Пусть бы горело от внешней боли, а не от внутренней.
Первый стакан выпиваю почти залпом и киваю бармену налить ещё порцию. А пока внутри растекается тепло, разрешаю мыслям снести заслонку и ворваться в голову.
Фразы, обрывки, лица… Фотки, список, что прислала Лиза. Усмешка Саба. Насмешливый взгляд Риты. Аня.
Ира.
Зачем бы ей приходить и рассказывать про то, что Сабур копает под мой новый филиал? Зачем пытаться предупредить?
Совесть? Не может решить, на чьей она стороне?
Ира злится на меня. Она обижена. Но… я не верю, что она пошла бы на такой шаг, чтобы слить информацию. И с чего я вообще решил, что у неё есть доступ к моей почте?
Могла ли она уступить Сабуру? Могла ли быть с ним?
Я не знаю. Не знаю, чёрт возьми. Не могу с уверенностью сказать, что нет.
Почему, собственно, нет? В чём логика?
Она в разводе. Зла на бывшего. Не просто зла, она разочарована. Это ещё хуже.
А тут Сабуров. Обходительный, проявивший интерес к ней не только как к женщине, но и как к профессионалу. Да ещё и эта история с его безумной юношеской влюблённостью в неё.
Это ведь романтика. Типа “столько лет ждал тебя…”
Пиздец.
Запускаю пальцы в волосы и сжимаю посильнее. В голове туман, но виски тут не причём. Хмель ещё не успел добраться до мозга.
Это мои мысли. Жужжат, толкаются, отравленные ревностью.
Я понимаю, что сейчас все эти чувства будто оголились. Почему они словно пеленой были прикрыты в последние годы?
Я всегда знал, что люблю Иру. Но вот именно сейчас ярко бросилась разница между “знать”, что люблю, и “чувствовать”.
Это как в детстве: у меня была любимая машинка, которую я берёг. Убрал на полку и любовался, но не трогал, не играл. Боялся сломать или поцарапать, ещё страшнее было потерять. Остальные были постоянно в действии, где-то уже потёртые, где-то колесо отвалилось, но они были в моих руках. А любимая — пылилась на полке.
Конечно, глупо сравнивать любовь и любимую машинку из детства. Но уж больно схоже получается.
— Скучаешь? — на соседний стул подсаживается девушка, выдёргивая меня из своих мыслей. Красивая брюнетка с пышными волосами. Вроде бы одета весьма прилично, лицо не разрисовано, отвисших губ нет.
Классика, как в кино. Грустный мужик с вискарём и подсевшая прститутка.
Я даже усмехаюсь негромко себе под нос.
— Нет, у меня всё ок, — делаю глоток в надежде, что девица отвалит.
— А мне показалось, что скучаешь, — улыбается завлекающе. Она не выглядит развратной или наглой. Милая девушка, но ведь мы оба понимаем, зачем она тут и какова её цель.
— Тебе показалось.
— Я внимательная, — она едва ощутимо касается своим указательным пальцем моего запястья, ведёт по нему. — Психолог по образованию, кстати. Я умею слушать. Меня Рита зовут.
Сучка судьба умеет посмеяться. Но в конце концов, это лишь имя.
— Спасибо, Рита, правда, — смотрю на неё. Грубить ей желания нет. — Но мне не хочется ни говорить, ни делать что-либо ещё. Не сейчас.
— Ладно, — она убирает руку и вздыхает. — Как хочешь, парень с виски. Пусть у тебя наладится то, из-за чего ты сегодня пьёшь.
Она подмигивает и спрыгивает со стула.
Какая милая проститутка.
Рита, недолго думая, дефилирует к следующему потенциальному клиенту — мужику, что сидит чуть дальше. Он тоже один и тоже с виски. Чуть старше меня, может, лет на семь-восемь. Слегка небритый и с совсем уж потухшим взглядом. Признаться, не думаю, что Рите там повезёт. Даже берусь наблюдать не без интереса.
Рита так же, как проделывала и со мной, влезает на соседний с мужиком барный стул и что-то негромко начинает ему ворковать. Но, как я и предполагал, получает от ворот поворот.
— Прости, красавица, — качает он головой. — Я с блядями не тусуюсь. Без обид.
— Верный и семейный? — усмехается Рита, но в её голосе нет ни насмешки, ни обиды. Наверное, выбери она другой путь в жизни, могла бы быть кому-то верной и хорошей подругой.
— Типа того, — кивает мужик.
Вздохнув, девушка спрыгивает со стула и уходит, а мужик смотрит на меня пару секунд, потом берёт свой вискарь и идёт ко мне.
— Сильно загружен или можем потереть о жизни? — спрашивает, положив локоть на барную стойку.
Незнакомый собутыльник — идеальный психолог. То, что мне сейчас нужно.
— А чего бы и не перетереть, — киваю на соседний стул. — Говорят, иногда облегчить душу незнакомому человеку даже полезно бывает.
— Владимир, — он садится рядом и протягивает руку, я жму её и представляюсь в ответ.
Потом мы киваем бармену на стаканы, которые уже бы не помешало и наполнить заново.
— Хреново? — спрашивает Владимир. Разговор как-то с трудом склеивается, но, на удивление, с ним и молчать оказывается комфортно.
— Есть такое, — пожимаю плечами.
— Погода — дерьмо. Грусти подсыпает.
— Есть такое, — снова повторяю, невесело усмехнувшись.
А потом как-то слово за слово мы уходим в нейтральную тему. Что-то о тачках, что-то о жизни, что-то о мире в целом.
— С семьёй проблемы? — после паузы спрашивает мой собеседник.
— Типа того. Потерял я свою семью, — вздыхаю, снова ощущая эту горечь в груди. — А как вернуть — не знаю. Примет ли…
— Изменял?
— Нет, — вскидываю на него глаза. — Нахрена это делать? Ты или со своей женщиной, или нет. Хочешь другую — уходи сначала от этой.
— Она изменила?
— Нет, — свожу брови. Шуруп в груди снова начинает вращаться, окисляя ткани вокруг ревностью. — Надеюсь, что ещё нет…
Владимир отпивает глоток и шумно выдыхает через нос.
— Тогда ты не потерял ещё свою семью, Гордей, — на меня не смотрит, когда говорит это. Его взгляд становится совсем тусклым, упираясь в стену за спиной бармена. — Ещё можешь вернуть. Я хотел бы, как ты, но не могу.
— Почему?
— Потому что мёртвых уже не вернуть, — он переводит взгляд на меня, и я чувствую, как мурашки по плечам под рубашкой бегут. — Нет больше моей семьи. Ровно год назад жена спросила, хочу ли я детей. А я, дурак, сказал, что нет. Что не планирую их вообще, что это лишняя трата времени и жизни. Она расплакалась и уехала, по пути слетела с обрыва, потому что сквозь слёзы не видела дороги. Мне потом сказали, что двое их было. Она и сын мой у неё под сердцем.
Внутри от его рассказа всё покрывается инеем. Жалко его невыразимо. Даже страшно представить, в каком аду из чувства вины и одиночества живёт этот мужик.
— Вот случай, когда уже не вернуть. А ты давай, задницу от стула отрывай и едь к ней. Считай, что я дух, и тебе привиделся, чтобы на путь истинный наставить. И цени то, что есть у тебя.
Моргаю несколько раз. Может, и правда привиделся. Но я вроде не так много выпил.
Но нет. Владимир этот настоящий, как и его боль — даже для меня она осязаемая.
— Может и дух, может и привиделся, — качаю головой, а у самого внутри такая волна нетерпения поднимается. До дрожи просто. — Спасибо тебе, Владимир, — жму ему руку. Говорить, как мне жаль его семью, я не решаюсь. Ему только хуже будет. Думаю, наслушался он уже жалостливых слов за этот год. — А твои… простили тебя там, наверху. Я уверен. Ты давай, завязывай.
Он понимает, о чём я. О стакане, о желании разложиться на молекулы, побыстрее сдохнуть. Ведь этого он хочет, вижу я.
Прощаюсь с ним, расплачиваюсь с барменом и выхожу на улицу. Уже не только снег валит, но и мороз окреп, пробирает до костей через осеннюю куртку. Давно стемнело, фонари в снежных ореолах.
Ехать до дома отсюда недалеко. По прямой через мост минут пятнадцать. Дольше такси ждать.
Да, наверное, сесть пьяным за руль — это плохое решение. Но кровь кипит так, что промедление равно смерти. Да и мороз отрезвил меня.
Я хочу увидеть её прямо сейчас. Хочу сказать, какой ужасной ошибкой стал наш развод. Что ни одному слову я ни Риты, ни Сабурова не верю.
