дыхание, так как не хватало воздуха. — Знаешь, я верю, что абсолютно каждый человек способен на любовь.
— Это слегка наивно — хмыкнул Давид, гладя мои волосы.
— Я серьёзно. Просто не всем выпадает такой шанс на счастье; не каждому дано встретить того, кого он сможет полюбить. Понимаешь?
— Понимаю — улыбнулся шире.
Я расплылась в улыбке и потянулась к его груди.
Магия, сказка, волшебство — это можно назвать как угодно, но ни одно слово не сумеет передать того, что я испытывала в его объятиях.
— Отец однажды сказал мне, что каждое столетие рождается девушка необыкновенней всех на свете.
Встретив и узнав тебя, я убедился в подлинности его слов. Ты невероятная, Амели.
Эти слова. Они прошли через всю меня и просочились в самую глубь души.
Я не сумела ничего ответить, слова были излишне. Я таяла в его руках, подобно восковой свечи, и знала точно, — мои чувства прозрачны перед ним.
Он и без слов все понимал. В этом весь Давид.
Мы шептались, смеялись и укрывались объятиями друг друга до самой глубокой ночи. Я не вела счёт времени и не заметила сон, который тихонько подкрался ко мне, заставив уйти в своё царство.
Утром мы все собрались в аэропорту, где каждый разлетался по разным уголкам.
На душе скребли кошки, не желая расставаться с Давидом. Настроение у всех было слегка подавленным, но каждый старался разбавлять обстановку веселыми шутками и историями.
Миг расставания был неизбежен, как бы не хотелось, он наступил.
Я впервые дала волю своим эмоциям и позволила себе обнять Давида так, как не обнимала никогда раньше.
— Спасибо — прошептала ему на ухо, обвивая его шею руками.
— До встречи в Петербурге, — он сжал одной рукой мою талию, доводя меня до оцепенения.
— Я прилечу не скоро, прям перед…
— Замолчи, — зло перебил меня.
— Давид, это наша последняя встреча? — вымолвила жалким голосом.
Утверждения в моей фразе не было, скорее вопрос, на который хотелось получить твёрдое: «Нет».
— Ты моя, Амели. И теперь этого никто не изменит, — уверенно произнёс мужчина.
«Твоя» — вторил разум.
Их самолёт взлетел первым.
Я старалась скрыть эмоции от друга, не желая его расстраивать, но это ведь Артём, он и без того все чувствовал. Просто обнял меня и пообещал, что все будет хорошо. И мне так хотелось в это верить. Верить им, моим до боле родным мужчинам.
Вернулась в Эз я полностью опустошенная, словно цветок зачахший без воды. Спряталась в комнате и, свернувшись в постели, наконец, позволила слезам скатиться с моих глаз.
Минуты, часы и дни проходили с трудом. Просыпаясь и засыпая, я постоянно думала о нем. И ни о чем другом думать не могла. Находясь в пустой комнате, я слышала его голос, а в темноте видела его глаза.
Все стало пресным, безвкусным. Яркая Европа превратилось в одно сплошное серое пятно. Давид будто улетел, забрав с собой все краски мира.
Оставались последние три недели до нашего возвращения в Петербург. Мы реже стали куда-то выезжать с Тёмой, и все чаще я запиралась в комнате, желая разобраться в самой себе.
Особенно часто это происходило после разговоров с Давидом, когда он уверял, что он все придумает для нашего воссоединения.
И как бы я не хотела ему верить, но чувство опасности и невозможности разрешения сложившейся ситуации, не позволяло мне до конца успокоиться.
С каждым днём все чётче понимала, что Альберт — это не тот мужчина, с которым я хочу быть рядом. Мысль, что я смогу полюбить его теперь казалась мне абсурдной. Как полюбить, если сердце отдано другому?
Я очень хотела раньше времени вернуться обратно в Петербург. Меня стали душить берега и рассветы, любые красоты, что были вокруг. Душили дни, проведённые без него и его общения.
— Тём — начала разговор в один из вечеров.
— Да?
— Может хватит с нас путешествий? — я взглянула на него, желая увидеть в его взгляде понимание.
— Возвращаемся? — сделал паузу. — Амели ты решила как быть дальше?
— Я ничего не знаю. Но мне так плохо здесь, Тём, — тяжело вздохнув, положила голову ему на грудь, — Я так надеюсь, что он знает.
— Пойду позвоню твоему отцу. Скажу, что прилетаем.
Санкт-Петербург. Аэропорт Пулково. Наш самолёт приземлился.
Встречал нас папа Артёма, по которому мы, так же, как и по всем остальным членам семьи, несказанно соскучились.
Мы ехали вдоль улиц родного города, и я понимала, что этот город стал другим. Другим для моего сердца. Такой родной, но сковывающий страхом рассудок. Мне страшно, что наши пути с Давидом могут разойтись. Не хотелось даже думать об этом, но серость города так и навеивала тревогу.
«Ты моя, Амели. И теперь этого никто не изменит» — раз за разом повторяла самой себе слова, что дарили моей душе веру и грели своим теплом.
Дома нас встречала наша большая семья. Я готова была обнимать родителей целую вечность, ведь, увидев их, поняла, что сильно истосковалась. Я чувствовала перед ними вину. За все: за слабость, что влюбилась в другого, за раннее возвращение в Петербург, причиной которой стали не они. Мне было стыдно смотреть им в глаза, ведь они даже не догадывались, как прошли последние месяцы моей жизни. Не знали, от чего болит душа и кем заняты мысли. Я никогда им не врала и ничего от них не скрывала. А сейчас…
«Лучше бы ты врала им, но не предавала их выбор» — уколол разум, испепеляя меня изнутри.
Вечер проходил в теплом семейном кругу, мы с Артёмом без умолку рассказывали им обо всем, что не успели рассказать по телефону. Настроение было приподнятым, и я не понимала, как могла принять настолько отчаянное решение — вернуться к семье только за неделю до свадьбы. Теперь мне хотелось продлить дни с ними ещё на годы вперёд.
— Амели, нас ждут друзья, поедем? — убирая телефон в карман брюк, обратился ко мне Артём.
— Хорошо, — растеряно согласилась я.
Страх и паника окутали меня, понимая, о каких друзьях идёт речь. Все казалось слишком бездумным, но я, улыбнувшись, вышла изо стола, заметив мамину ехидную улыбку. Она поняла, что ему написала Марта, но не догадывалась по какой причине с ним еду и я.
Усталость от перелёта сказывалась сильно, но все улетучилось в миг, как только я представила, что скоро вновь увижу любимые глаза. Я так скучала по Давиду, что не могла даже на секунду подумать об отказе на встречу.
— Он что-нибудь
