Подошла цыганка-цветочница. Он взял несколько едва раскрывшихся роз. «По-настоящему это должны быть камелии. Как у Дюма».
Пока он не сделал своего признания, я не была уверена, что он хочет добиться меня, хотя мне самой это приходило в голову, и кроме того, эта сумочка… Я чувствовала его интерес ко мне, но чтобы большее — нет, это фантастика. Я удивлялась себе и создавшемуся положению, вспоминала фильмы с Морисом Шевалье.
Сейчас ничто не кажется фантастикой. Говоря, что люблю и хочу его, я знаю, что к желанию примешиваются другие вещи. Я восхищалась его силой и опытом. Он сражался с китайскими бандитами в холмах Тайваня, он воевал против русских в Афганистане. Секс связан со всем этим куда теснее, чем я воображала, но, наверное, существует еще нечто такое, что можно назвать сексуальным внушением, когда романтическая идея о китайских бандитах действует непосредственно на нервные окончания посредством механизма полового члена. Может быть, еще непосредственнее бывают ощущения, о которых невозможно писать и которые невозможно описать, и особые области воображения — ты смутно чувствуешь их важность, но постичь не в силах.
За ужином ни слова не было сказано о растущей напряженности в отношениях между нашими семьями, но мы оба согласились, что нужно соблюдать осторожность. Нет необходимости докладывать родственникам, что должно произойти. Услышав мое предложение, он весело расхохотался. «Мне и в голову не пришло упомянуть о нас нашим родственникам».
Утром он должен уехать в Авиньон. Мы договорились встретиться через несколько дней. Похоже, он живет в Авиньоне, а в Париже держит pied-à-terre[50]. Я не спрашивала, есть ли у него в Авиньоне мадам Коссет, и никто ни разу не заикнулся об этом. Нет, он ничего не скрывал от меня, это я боялась спрашивать. Мне доставило удовольствие, когда в такси он поцеловал меня. Какое все-таки облегчение — решиться, что я буду с ним. И поцелуй был не родственный, но и не французский.
Рокси обычно не слишком интересуется вещами, поэтому то, что она сделала, показалось мне странным.
— Я была в «Гермесе»… ну, случайно оказалась… Честное слово, Из, я ничего не выслеживала, но твоя сумочка называется «келли». Наверное, в честь Грейс Келли.
— Ничего удивительного, сумочка для леди. Грейс Келли была настоящей леди. Вероятно, так оно и есть.
— Из, ты знаешь, сколько она стоит?
— И знать не хочу. — Лучше не знать, во сколько тебя оценивают. Все равно никто точно не знает. То слишком много дают, то слишком мало.
— Ты не сама ее купила, это факт.
Я уже говорила, что не люблю врать.
— Нет, не сама, — пожала я плечами. — Мне подарили. Я оказала кое-кому услугу.
Рокси знала, что я все равно ничего не скажу, и не обиделась. Конечно, у нее были какие-то версии, но я была уверена, что все они неверные.
— Тебе не говорили, что неприлично принимать дорогие подарки от мужчин? — снова завела она через некоторое время.
Я рассмеялась.
— Нет, не говорили. Никто не думал, что мужчины будут делать мне дорогие подарки.
— Как бы то ни было, ты должна вернуть сумочку.
— Два «ха-ха». Как бы то ни было, он не возьмет ее. И потом — почему нельзя принять дорогой подарок от мужчины, если он этого хочет?
— Это ставит тебя в ложное положение. Ты вынуждена поступать, как он хочет.
— Но если я тоже так хочу?
Рокси была загнана в угол, но нашлась.
— Если вы оба хотите одного и того же, к чему дорогие подарки?
— Ну захотел человек. Никакая это не плата и не взятка. Я и без сумочки переспала бы с ним. Говорю тебе, это подарок.
— Тогда, наверное, можно и принять, — сдалась Рокси. В голосе ее звучала грусть. Видно, подумала, что теперь, когда у нее раздувшийся живот и красные пятна на щеках, у нее нет никаких шансов получить дорогой подарок от человека, которому это просто приятно сделать.
Я же понимала, что, будь Эдгар моложе, он не стал бы дарить дорогие подарки. Так делали в мире, которого больше нет. Натолкнула меня на эту мысль миссис Пейс.
— Прелестная вещица, — сказала она, увидев «келли». Я не часто ношу ее с собой, чересчур шикарная, правда, большая и очень удобная. — У вас, должно быть, поклонник. Дайте-ка взглянуть. И он, должно быть, француз и в возрасте. Очаровательные обычаи ушедших дней. — У нее у самой полный шкаф дорогих сумочек, правда, старых, — и из страусиной кожи, и из крокодильей, и из кожи ящерицу. — Да, навевает воспоминания, — улыбнулась она.
Похоже, заметив, что я не хочу распространяться о сумочке, и Рокси, и миссис Пейс больше к этой теме не возвращались.
Да, теперешние мужчины не часто дарят женщинам подарки, но традиция все же живет. Когда я поняла эту сторону дела, мне стало неловко и я даже попыталась поговорить об этом с самим Эдгаром. Сделать подарок женщине — это дать ей взятку для того, чтобы она стала твоей? В конце концов, я отдамся бесплатно, если захочу, и думать иначе — значит унижать женщину, лишать ее самостоятельности.
Эдгар, рассмеявшись, сказал, что я достойный потомок прижимистых, меркантильных американцев-кальвинистов, которые рассматривают все на свете в категориях платы и взятки. Но подарок есть подарок, он делает честь человеку, который дарит, во всяком случае, это неотъемлемая часть чувства мужского достоинства.
Вскоре после этого произошел неприятный, тревожный случай. В тот день я вела занятия по аэробике в Американском центре, так что за Женни сходила Рокси, и они были уже дома, когда около семи вечера вернулась и я. С порога я услышала, что они в кухне, что Женни заливается истошным плачем и Рокси сердито кричит на нее, как будто девочка сильно ушиблась и напугала маму. Я подумала, что Женни обварилась или обожглась, и кинулась туда. Заплаканное личико Женни все пылало, а Рокси была в ярости. Я поняла, что она ударила дочку и занесла руку, чтобы ударить еще раз. Бедная девочка бросилась ко мне. Рокси зарыдала. «Ненавижу, ненавижу, — кричала она, — ненавижу Женни и Шарля-Анри, на которого так похоже это несчастное отродье, ненавижу свою жизнь, тебя, человечество!» Я принимаю на себя этот поток брани и боли, потому что стою перед ней и сама ругаю ее на чем свет стоит, не за то, что она так бурно переживает — всякий может сорваться, — а за то, что вымещает чувства на Женни. Никогда не думала, что она способна сделать это.
Мы с Женни ушли в гостиную. Мне невольно подумалось, что за всеми вспышками Рокси стоит эгоистическое желание слыть несчастной. У нее всегда это замечалось, и я никогда не понимала ее в этом отношении. Знаю, что она более чувствительна и ранима, и мне не дано понять ее. Я сделана из более грубого материала.
