Еще одно странное событие: Рокси встретила мужа Магды Тельман, вернее, я думаю, что это был тот же человек, которого я видела в подъезде нашего дома.
— Представь себе, — рассказывала она, едва не трясясь от испуга, — выхожу я из «Сиреневого сада», и вдруг ко мне подходит незнакомый мужчина и спрашивает, не я ли Роксана де Персан. Американец, к тому же пьяный. Я — от него, а он стоит на тротуаре и поносит меня последними словами.
— Это Тельман, муж Магды.
— Вот-вот. Кричит на меня, говорит, что я должна его выслушать, что это в моих интересах. А сам ничего не объясняет, только кричит, что я жалкая мочалка, как и все остальные. Мне даже показалось, что он мне угрожает, как будто я в чем-то виновата. Прохожие, конечно, ничего не понимают, топают себе мимо. Хоть бы один подонок остановился.
И наконец, самое неожиданное событие. Звонит Сюзанна.
— Я имею кое-что сообщить… нечто деликатное, — говорит она, а из самой (в изложении Рокси) так и прет ханжеская вежливость и наигранное сожаление. — Антуан страшно удивил всех нас. Сказал, что сейчас не время посылать «Святую Урсулу» в музей Гетти. Сначала адвокаты должны определить, кому принадлежит картина.
— Невероятно! — вырвалось у Рокси.
— Мне ничего не оставалось, как согласиться. Антуан лучше меня разбирается в юридических тонкостях. Но я предупредила его, что все передам тебе.
Рокси, готовая вспыхнуть от малейшей искорки, только стиснула зубы и состроила страшную гримасу. «Это поразительно!» — сказала она, сдерживаясь, но когда она положила трубку, глаза у нее сверкали, как у кошки в свете автомобильных фар.
— Невероятно! Картина принадлежат нам, Уокерам, а не Персанам. Какая наглость — указывать мне, что с ней делать!
Я считаю, что этот рассказ — о переживаниях и судьбе Рокси, но именно в эти дни моя собственная жизнь получила новый импульс благодаря одному незаурядному событию, а такие события вызывают желание быть правдивой до конца — не важно, на радость или беду. Может быть, этот рассказ не о Рокси, а о переплетении многих жизней — ее, моей, миссис Пейс и остальных, о тех пересечениях, где из-за трения скапливаются страсти, порывы, стыд и вина. Например, что, если бы я не сказала Стюарту Барби, что у Сюзанны прекрасная мебель? Или — что, если бы мы выслушали Тельмана, по-настоящему выслушали? Малейшее безразличие оборачивается катастрофой — не это ли абсолютная истина? Но до чего трудно все сразу иметь в виду.
Через неделю после этого мы сходили с дядей Эдгаром на художественную выставку. Я чувствовала, что увлекаюсь им. Даже подумывала о небольшом романе с Эдгаром Коссетом, и эта мысль иногда так завладевала мной, что все мои будничные обязанности как бы отодвигались на второй план. Меня охватывало мечтательное беспокойство, как у невесты перед медовым месяцем. Я думала о его широких, сильных плечах, о короткой, стильной стрижке, украшавшей его седину, о том, как узнают его люди и как улыбаются ему женщины-телеведущие. Думая о нем, я даже отменила свиданку с Ивом, сославшись на Рокси (мне и вправду трудно выбираться по вечерам, надо сидеть с Женни). Не следует думать, будто я только и знала, что развлекалась, а тоскующая Рокси торчала дома. Напротив, у Рокси была масса друзей — француженок, американок, с которыми она посещала всякие культурные мероприятия, мужчин-поэтов. Иногда нас приглашали в один и тот же вечер, и тогда к нам спускалась посидеть с ребенком африканка или поднималась Джина, дочь консьержки. Но в тот вечер я с удовольствием осталась дома, чтобы посмотреть дядю Эдгара в программе «Семь дней в семь часов».
Мне было стыдно перед Рокси, я чувствовала себя предательницей, потому что, как Джульетта, мечтала переспать с членом враждебного клана и тем навлечь на нас бог весть какие искусы и беды. Кроме того, она посчитала бы это просто неестественным — что меня тянет к семидесятилетнему старику (так выходило по моим подсчетам). Как неестественно все в Библии. Мне было жаль Рокси: ее жизнь распускалась по нитке, а моя завязывалась в тугой узел.
Как ни нравилась мне Франция, я немного скучала по Калифорнии. До чего было бы здорово оказаться там и послушать хорошую музыку! Посмотрим в лицо факту: их музыка — это не наша музыка. Я скучала по шуму океана и крикам чаек, по калифорнийскому свету, быстрой езде и мексиканской еде. Хотя французы думают, что у них есть мексиканские рестораны, они понятия не имеют, какой она должна быть, мексиканская еда, и настоящая им вряд ли понравилась бы. Они не переносят специй. В дни недомогания я просыпалась, долго глядела в крохотное окошко chambre de bonne и воображала себя девочкой из любимой в детстве книжки, которую после смерти отца отправили на мансарду шикарной школы, потому что у нее не было денег заплатить за обучение. Потом я вспоминала о бедных руандийцах, о том, как их тысячами увечат до смерти, а газеты не называют ни одного имени из погибших, о том, как мины отрывают руки и ноги у маленьких боснийских детей (их имена иногда называют: как-никак европейцы). Я могла бы попасть в Боснию за два часа, а в Руанду — завтра утром, но Калифорния казалась далеким островом, окруженным водой и песчаными пляжами.
Письма из Калифорнии приходили пачками, словно их доставляли пароходом в какую-нибудь заморскую территорию. Один раз я получила сразу два письма от подруг, записку от моего бывшего дружка Хэнка и послание от Марджив, что меня немного удивило, потому что мне обычно пишет папа, а Рокси — Марджив. Это письмо было адресовано мне, хотя и касалось Рокси.
«Из, дорогуша!
Чтобы не знала Рокси, пишу тебе — держи нас в курсе. По телефону она говорила как-то путано. Начала ли действовать с адвокатами и пр.? Или же просто плывет по течению, как она любит? Если вопрос о деньгах, то мы в известной мере готовы помочь, я ей говорила, что кредитуем, etc. Но как мы можем помогать, не зная, что ей нужно? Может, лучше, если ты возьмешь Женни и вернешься домой? Может, ей будет легче сосредоточиться на делах? Говорила о каком-то досье — что это такое? Сообщи что знаешь. Надеюсь, тебе удастся развлечься, хоть и неприятности.
Мардж.
P.S. Не позволяй ей соглашаться на все их предложения, самоуважение — прежде всего. Джейн тоже так думает».
Надо ли говорить, что я показала Рокси письмо, и она оценила это.
— Я и в самом деле запуталась. Еще не сказала, что Персаны возражают против отправки «Святой Урсулы». А Марджив так рассчитывала, что ее выставят. Я как между двумя враждующими армиями… Знаешь, мне совсем не пишется. Вязну в словах, словно в болоте. Ничего не выходит. Понятно, это из-за беременности. Но когда я с Женни ходила, так не было. Наверное, невозможно вынашивать и ребенка, и стихи.
