боюсь того, что может случиться. Моя сказка, которая кажется мне фундаментальной и прочной, может рассыпаться в прах. А что, если мне не смогут помочь? Зачем тогда моему Белому нужна такая девушка? Ущербная и не способная справиться с проблемами?
А еще меня терзает глупая, но больная мысль. Анализы и обследование УЗИ показали положительный результат. Во мне растет и развивается наш с Федей малыш. И это удивительно, на самом деле. Это самое настоящее чудо. Я вижу, как очень часто Федя гладит своей большой ладонью мой живот. Но в такие моменты я думаю совсем не о том, какое это счастье. А о том, что в данный момент, с уехавшей крышей, еще и беременная я становлюсь только обузой для Феди.
Я чувствую себя потерянной и разбитой. Дура ведь. Полная дура! Надо радоваться, что меня не успевает изнасиловать какой-то урод. А я ...
А что, если Федя просто не договаривает? Если скрывает от меня правду? Ведь не может мой организм просто так дать сбой и отказаться от дара речи из-за стресса? Или может?
Иногда я вспоминаю свои ощущения в ту ночь. Боль в животе, между бедрами. И ничего не могу сказать наверняка. Еще до появления Косого в спальне дискомфорт присутствует, поскольку мы с Федей весь день накануне и ночь занимаемся любовью.
Любовью...
А если Федя уже не любит меня, но терпит рядом с собой из-за малыша?
Плохие мысли. Нехорошие. Я гоню их прочь от себя, но легче мне не становится.
И как жирная точка в моих опасениях становится голос Феди.
– Собирайся, родная. Нам нужно в город.
Я вздрагиваю всем телом. Из моих обессилевших пальцев прямо на пол падает кружка с чаем, которую я собираюсь поставить на стол. Торопливо собираю осколки, пока Федя заходит с улицы, смахивает с плеч снежинки. Он только-только расчищает дорожку от гаража до ворот. Значит, действительно уезжаем.
Немой вопрос повисает в воздухе. Зачем нам в город? Продукты привозят еще вчера. Ничего, кажется, не нужно. Но мы зачем-то едем.
Нет! Я никуда не хочу! Мне нравится тишина и уединение нашего дома, нравится отсутствие шума и незнакомых людей.
Я отрицательно качаю головой, молча смотрю на Федю.
– Едем после завтрака, – угрюмо припечатывает он, а во мне что-то сжимается до боли, до дрожи, до спазмов.
Да, выходит, это конец.
Ковыряю вилкой в своей тарелке, пока Федя с кем-то беседует по телефону. Отвлекаюсь настолько, что не сразу слышу вопрос, адресованный мне:
– Наелась? Одевайся, я уберу со стола.
Отворачиваюсь и бреду в нашу спальню. Почему-то мне кажется, что эта поездка изменит многое в моей жизни. Все станет другим. Возможно, я больше не вернусь сюда. Потому что за эти недели меняюсь не только я, но и мой любимый. И дело не только в том, что мы ни разу не занимаемся любовью с того злополучного дня. А в том, что Федя отдаляется от меня.
Когда я выхожу из спальни, одетая в теплые брюки и свитер, меня встречает Федя с меховой шубой в руках. Я уже не в первый раз вижу эту вещь, у меня не возникает желания ее примерять.
Однако послушно всовываю руки в рукава. Федя разворачивает меня к большому зеркалу от потолка до пола. Заставляет взглянуть.
Я не смотрю на свое отражение. Ловлю взгляд Феди, застывшего за моей спиной.
– По-моему, великовата, нет?
Я отрицательно качаю головой. Нет, шуба сидит идеально. И я даже боюсь подумать, сколько стоит эта красота. Робко улыбаюсь. Федя целует меня в кончик носа, когда осторожно надевает на мою голову мягкую и очень теплую шапку. Тоже новую. Но я не смотрю на мои обновки, я не свожу глаз с лица моего мужчины.
Хочу спросить, зачем нам уезжать. Но не могу. Потому послушно выхожу из дома.
В последний момент вспоминаю, что Палкана тогда нужно покормить. Пытаюсь выпутать свою руку из Фединой теплой ладони.
– Не волнуйся, мама его накормит.
Рукой подхватываю лейку, которой я поливаю комнатные цветы. Их немного, но мы с матушкой Феди только позавчера их пересаживаем в горшки побольше.
– Матушка польет! – уже чуть более настойчиво говорит Федя. – В машину, девочка!
Поджимаю губы. Послушно сажусь в прогретый салон. В последний момент взгляд цепляется за пирамиду из ведер с красками, которая виднеется в распахнутые ворота гаража.
Федя ловит мой взгляд. Вздыхает.
– Да ты издеваешься, – чеканит он, – покрашу я ту стену, покрашу!
Он так и говорит: покрашу. А не «покрасим». И это будто жирная точка. Мне становится страшно от того, что я могу исчезнуть из дома Белявского так же внезапно, как и появляюсь здесь.
Отвернувшись от окна, я думаю о том, что это вполне приемлемый выход. У Феди вся жизнь впереди. Зачем ему дефектная девушка?
***
Я не слежу за дорогой. Делаю вид, что сплю. А спустя час, и вовсе действительно засыпаю.
Открываю глаза и сонно озираюсь. Пока не понимаю, сколько времени проходит. Но точно вижу, что мы почти у самой дачи моих родителей.
Я перевожу взгляд на Федю. Поджимаю губы. Злюсь.
Мне больно от того, что я оказываюсь права. Белый возвращает меня, как котенка, домой.
Я чувствую, как во мне просыпается какая-то странная, неизведанная прежде агрессия. Мне хочется драться, кусаться. Хочется закричать в голос. Топнуть ногой. Да что угодно сделать! Главное, чтобы Федя понял – я не согласна с таким раскладом.
Я вижу, как мои родители выходят на крыльцо. Мама тепло обнимает Федю, отец жмет ему руку.
А я прохожу мимо, громко топая каблуками. Понимаю, что если остановлюсь, то вновь разрыдаюсь. Если меня станут жалеть – начнется истерика. И я пока не знаю, чем она может закончится. А в моем состоянии...
Я спасаюсь бегством.
– Что у вас случилось? – слышу негромкий голос мамы, а я уже бегу вверх по лестнице, в мою прежнюю комнату.
– Глянь, как поправилась. Щеки наела. Уже и кости не торчат, – слышу одобрительный голос отца.
Громко хлопаю дверью, подводя черту. Пусть знают, что это не меня бросают, а я.
А что я? Я ведь не смогу без моего Феденьки. Вздыхаю. Осторожно распахиваю дверь, стараюсь не шуметь. Выглядываю из комнаты. Делаю несколько шагов и замираю за перилами.
Вижу, как мой Белый ставит черную спортивную сумку на журнальный столик. Не свожу глаз с
