поворачивает голову. Следит за тем, как из кухни к ним, в гостиную, идет Надия. В руках у девочки еще одна тарелка, с фруктами и сыром. Но Белый не сводит глаз с карего взора.
Девочка улыбается, а Белый, по примеру тестя (а как иначе, старших же надо слушать), перехватывает жену и мягко усаживает на свои колени.
Тонкие руки Надии тут же оказываются на его плечах и шее. А Федя и без того слегка плывет под действием алкоголя. Впрочем, от близости малышки его ведет куда сильнее.
– Хочешь, я покажу тебе мою комнату? – он слышит ее хриплый шепот на ухо.
Черт, как же он соскучился по ее голосу! И не только по голосу. По всей малышке, целиком.
– Слышь, Белый, ты там сильно не борзей! – хмыкает тесть, но, по ходу, вообще не возражает. – Гости через час уже будут здесь.
– Отстань от детей, – вступается Сюзанна Эдуардовна, – кстати, наш сын уже приехал.
Федя слышит, как отрывается входная дверь. В доме появляется Шамиль. Пацан выглядит на порядок лучше. Разве что чувство вины все еще терзает Варгинова-младшего. Но с Федей они уже не раз и не два общаются на эту тему. Пусть пацан и проспал визит Косого в дом Федора, но так уж получается. Главное, что сейчас все в норме.
Белый крепко жмет руку мальчишке, слушает поздравления, кивает.
– Мы на две минутки! – обещает Надия, а Шама удивленно подвисает, слыша слова сестры.
– Да ну нафиг – присвистывает он, а Белый лишь одобрительно улыбается, но послушно идет за девочкой.
Надия тянет его за руку на второй этаж. Здесь Белый в первый раз. И ему интересно, как выглядит комната малышки. Он ведь не очень много знает о детстве своей девочки. В какие куклы играет? Какие книги читает? Какие у нее увлечения? Ему все интересно.
Но эти мысли благополучно испаряются, как только Надия закрывает двери своей детской комнаты.
Малышка смотрит на него, запрокинув голову. Спиной она прижимается к двери, а Федя упирается ладонью чуть выше ее головы.
Черт, его и вправду ведет, голова кругом. Он же дико скучает!
– Я до сих пор в шоке, – шепчет малышка одними губами, а Федя улыбается.
– Я тебя люблю, родная..., – он касается ее губ, когда говорит эти слова.
Ее дыхание обжигает его кожу, и хочется сорваться, отпустить себя. Он ведь сто лет не целует ее так, как хочется, взахлеб.
– Ты самый..., – начинает девочка хрипло с надрывом, обхватывает его ладошками за щеки, разводит пальцы, поглаживает его лицо, а Федя кайфует от этих прикосновений. – Ты весь мир для меня!
Федя хочет возразить. Да какой он мир? Так, в крайнем случае, переулок, или деревня какая-нибудь в самой дальней жопе мира. Но нет, язык не поворачивается произнести эти мысли вслух.
– Как скажешь, родная, – послушно выдыхает Белый и припечатывает нежные губы своим ртом.
Федю пьянит этот поцелуй. В голове – пусто до звона. Под ребрами – горячо и тепло. А руки сами собой стискивают и сжимают изученное до миллиметра тело его родной девочки.
Он не сразу соображает, что Надия толкает его за плечи глубже в комнату. Давит ладонями так, что Федя оседает на постель.
– Стой... Подожди... Родная моя..., – шепчет Белый, сдерживаясь из последних сил. С трудом Федя открывает глаза, смотрит на свою девочку. Ему нужно убедиться. Нужно знать, – Врачи не запрещают, если... Ты как... Думаешь, можно?
– Федя! – шипит Надия и взбирается на него верхом, трется о него требовательно. А взгляд настолько жгучий, что Белый уже готов спустить в штаны, – Можно! Даже нужно! Очень нужно, любимый.
Белый расплывается в улыбке. Ныряет ладонями под одежду, кайфует от ощущения бархата кожи под пальцами.
– Надеюсь, у тебя кровать не скрипит, – подмигивает Федя.
Все его шутливое настроение испаряется, как только малышка избавляется от рубашки. Теперь девочка сидит на нем в одном лифчике. Идеальная грудь скрыта лишь кружевом. Но даже через эту ткань Федя видит острые горошины сосков.
Надия наклоняется ниже. Длинные пряди рассыпаются по плечам, накрывают Белого. А он блаженно запускает в них пальцы. Он вновь открывает рот, чтобы сказать, как сильно он любит эту хрупкую девочку.
Не успевает. Малышка припечатывает его губы поцелуем. И Белому кажется, будто его скромную родную девочку подменяют. С другой стороны, ему нравится, насколько она требовательна сейчас.
Федя ловко расстегивает ее джинсы. Его слегка кроет, когда слышит протяжный стон.
Очень аккуратно Белый перекатывается, подминает малышку под себя. Ее ладони тут же ныряют под его свитер, который тоже мешает. Надия тянет за ткань, пытается снять его с Феди.
Рывком Белый избавляется от шмоток, расстегивает ремень на брюках. А дальше – сплошное помешательство, потому что девочка ведет пальцами по его животу.
Подождать? Оттянуть время? Да какой там!
Федя успевает лишь аккуратно запустить ладонь меж их телами и убедиться, что малышка готова.
Легкий стон-всхлип ласкает его слух. Федя зависает, замирает, упираясь локтями в матрас, а ладонями обнимает любимое личико.
Беззащитная, родная, невероятно красивая. И вся его. Принадлежит ему одному. Та, ради которой он готов на все.
– Люблю тебя, мой Феденька, – шепчет она ему в губы и обнимает руками, ногами, оплетает собой, прочно, так как нужно Феде.
– Девочка моя..., – хрипит он в ответ и плавно погружается в тугой плен.
Он сейчас там, где хочет быть. Единственное место на земле. Меж ее разведенных бедер. Глубоко в ней. Под ее тихие протяжные стоны. Под заветное «Мой Феденька». Под его твердое и несокрушимое «Люблю». Он сегодня далек от марафона. У Феди сегодня спринт, потому что он дико скучает по телу малышки. Да и Надия тоже безумно хочет его.
А после они лежат, обнявшись. Он водит ладонью по тонкому стану, запускает пальцы в длинные пряди волос, целует в висок, в кончик носа под звонкий девичий смех.
Варгинов прав. Надия счастлива с Федей. Чего еще ему желать?
– Слышь, Белый, не наглей! – раздается недовольный ворчливый голос тестя за дверью, а Надия торопливо закрывает рот ладошкой, пряча смех. – Хватит там торчать, молодежь!
– Идем! – успокаивает Федя и чуть тише шепчет малышке прямо в губы: – Девочка моя, твой батя оторвет мне голову, если мы задержимся еще на полчаса.
– Не оторвет, – обещает Надия и скользит ладонью
