со счастьем будет стоять обида. Обида за моих детей. Обида за то, что у них не будет рядом любящего папы. Ну ничего, мы справимся, и мои дети будут самыми счастливыми. И моя любовь к ним будет безгранична.
Через две недели я прихожу на повторный прием к гинекологу, чтобы узнать результаты анализов и перспективы беременности.
— Ну что я вам скажу, Кира? — смотрит на меня Наталья Владимировна, мой гинеколог. — Анализы крови — отличные, по УЗИ тоже все хорошо. Плод развивается согласно сроку. Между нами, для вашего возраста это сейчас такая редкость, — она чуть наклоняет голову и смотрит на меня поверх очков.
«Для моего возраста большая редкость не предохраняться во время секса и залететь от мужчины, с которым у тебя нет будущего», — горько усмехаюсь про себя.
Наталья Владимировна еще что-то говорит, выписывает витамины и дает направления на анализы, которые нужно сдать теперь через три недели. Но все это идет мимо меня. Я думаю сейчас о том, как буду жить дальше. Я, безусловно, буду рожать. В этом вопросе у меня твердое убеждение — я против абортов, тем более, что противопоказаний для этого нет. Меня волнует вопрос о том, смогу ли я дать своим детям все то, что им должна дать мама. Конечно, за финансовую составляющую я особо не волнуюсь. Я переживаю о том, смогу ли я одна дать им столько любви и заботы, чтобы они не чувствовали себя обделёнными. Этот вопрос беспокоит меня, особенно в свете того, как Андрей болезненно переживает то, что Костя отвернулся от него. И как бы я ни старалась, все мои усилия заменить ему отца пока не очень успешны.
— Жду вас через три недели. Если будут вопросы, мой номер у вас есть.
Я благодарю Наталью Владимировну, забираю выписанные ей направления, прощаюсь и выхожу из кабинета. В коридоре присаживаюсь на скамейку, так как чувствую тошноту.
Спустя десять минут я отъезжаю от парковки медицинского центра и направляюсь на работу. Сосредоточиться на делах получается с трудом. После того, как я услышала, что беременности ничто не угрожает, мои мысли волей-неволей бегут в этом направлении, настойчиво сворачивая с рабочего настроя.
В итоге, понимая, что день сегодня выдался совсем не продуктивный, я ухожу с работы пораньше. Дома меня встречает удивленный сын:
— Как ты рано сегодня, — выходит из своей комнаты и целует в щеку.
Андрею двенадцать, и он еще не стесняется проявлений своей любви. И не отталкивает меня, когда я обнимаю его или целую в ответ. Знаю, что еще год-два, и он будет в том возрасте, когда родительские ласки кажутся «сюсюканьем». Поэтому, как говорится, пользуюсь моментом.
Сын делает уроки, а я сижу рядом и наблюдаю за ним. Вспоминаю, как он пошел в первый класс и как мы вот так же сидели вместе за его рабочим столом. Он учился писать прописи, решать примеры, рисовать картинки в тетради по обществознанию. А я была рядом, чтобы подсказать или похвалить. Я с теплом вспоминаю то время. Андрюша — очень способный и ответственный. Он быстро научился делать уроки самостоятельно, поэтому, во втором классе я уже просто проверяла домашнее задание. А с четвертого класса уже помогала, только если он просил об этом.
После ужина мы вместе смотрим «Звездный путь», который оба выучили уже наизусть. Когда Андрюша засыпает, я принимаю душ и ложусь в кровать. Несмотря на усталость, уснуть не получается. Мысли о будущем крутятся в голове. Я включаю телевизор и перелистываю каналы, в надежде, что это занятие отвлечёт меня от раздумий. Но это не помогает.
На экране — реклама нового загородного жилого комплекса. Сначала идет панорама поселка, снятая сверху. Потом камера выхватывает один дом, а потом «залетает» в окно этого дома. В гостиной, украшенной к Новому Году, на диване сидит семья: папа, мама, сын и дочь. Глава семьи говорит о том, что наконец-то мечта об их собственном доме сбылась. Лица всех участников ролика светятся счастьем, с них ни на минуту не пропадает улыбка. Я смахиваю слезы, которые выкатываются из глаз, ведь я тоже мечтала о загородном доме и о большой семье. А ещё я мечтала о собаке. Таком большом, добром и игривом лабрадоре.
Выключаю телевизор, так как он в красках показывает мою мечту, которой не суждено сбыться. Некоторое время лежу, привыкая к темноте и тишине, в которые погрузилась спальня. Потом беру в руки телефон и захожу в мессенджер. Открываю чат с Красновым. На его аватарке установлено фото какой-то мартышки в костюме и галстуке. И в этом весь он. Закрытый и совершенно непубличный человек. У него нет профиля ни в одной социальной сети. Он вообще не любит фотографироваться, поэтому у меня нет ни одной его фотографии. Точнее, есть одна, которую сделал наш гид во время поездки в пустыню. На ней мы стоим на краю бархана, на фоне заходящего солнца. Ни лиц, ни одежды не разобрать. Видны только силуэты. Эту фотографию я сохранила в альбом «Избранное» и не было еще ни одного дня после нашего расставания, чтобы я не открывала её.
Перечитываю нашу переписку. Слезы сами собой высыхают. Вновь переживаю те счастливые моменты, когда мы были вместе. В какой-то момент мой взгляд перемещается к заголовку чата и сердце начинает ускоренно биться, когда я вижу, как под «Дмитрий Краснов» начинает бегать «печатает…». Боюсь пошевелиться, жду. Но сообщение все не приходит. Смотрю на экран, как змея на заклинателя. Однако, статус «печатает» меняется на «в сети», на смену которому вскоре приходит пустая строка.
Еще какое-то время держу перед собой телефон с открытым чатом — вдруг Дима что-то напишет. Но вскоре понимаю, что ждать нечего. Дмитрий даже в сети больше не появляется. Наверное, это к лучшему. Из того тупика, в котором мы оказались, выхода все равно нет. Поэтому, и обсуждать нечего. Убираю телефон и закрываю глаза.
Тоска разрывает мне душу. Тяжело. Тяжело от того, что ничего нельзя вернуть или исправить. Перед глазами возникает образ Димы. Как же я скучаю по нему. Невыносимо просто. Скучаю душевно, скучаю физически. Мы не виделись почти три недели, и с каждым днем ломка от того, что его нет рядом — сильнее. Я, как наркоман — мне нужно еще раз услышать его голос, еще раз ощутить прикосновение его рук. Всего лишь раз, иначе я не выдержу.
Поворачиваюсь набок и поджимаю колени, содрогаясь от рыданий. Хочется выть в голос, но нельзя — напугаю Андрюшу. Я, конечно,
