— Господи… — Делает несколько глубоких вдохов, а затем поднимает глаза. — Как твой адвокат и брат, я настаиваю, чтобы ты сделал так, что бы она подписала этот документ. Все, что нужно. Моя работа — защищать тебя, и ты должен позволить мне делать свою работу.
Я смотрю на бумаги, наслаждаясь видом ее имени на бумаге, как будто каким-то образом ее имя, написанное чернилами, делает ее существование реальным, делает ее след в моей жизни более постоянным.
— Я посмотрю, что можно сделать. — Закрываю папку и откладываю ее в сторону.
— Спасибо, — говорит он с облегчением и откидывается на спинку сиденья.
Следующая папка заполнена фотографиями разных женщин и мой желудок сжимается.
— Для благотворительного мероприятия. — Хейс кивает на фотографии. — Высокопрофессиональные сопровождающие, согласившиеся на наши условия. Выбирай сам.
Мой желудок сжимается от отвращения. Я никогда не учился поддерживать здоровые отношения с женщинами, и хотя я могу быть жестоким, те, кто ищет богатого мужа, все еще стекаются ко мне на публике. Единственный действенный метод — посещать мероприятия с профессионалом. Это не обычный эскорт. Девушки были обучены плавно вливаться в элитные круги Нью-Йорка. Они образованны, ведут интеллектуальные беседы и понимают цель конфиденциальности. Они также заставляют прессу гудеть обо мне в позитивном свете, называя меня серийным ухажером, а не холодным, замкнутым садистом, которым я являюсь.
Я просматриваю фотографии, на каждой из них разные оттенки блондинок. Ни одна из них не похожа на Джордан. Они молоды, визуально соблазнительны, и держу пари, что никогда бы не назвали такого мужчину, как Хейс, гигантским придурком.
— Выбирай сам. — Я возвращаю ему папку. — Есть что-нибудь еще?
Его взгляд перемещается между мной и единственной папкой, оставшейся у меня под рукой.
— Мне нужно, чтобы ты как можно быстрее разобрался с мисс Уайлдер. Каждая минута, которая проходит без ее подписи — очередная минута, когда она может по-королевски испортить твою жизнь.
Я киваю.
— Я серьезно, Алекс.
— Я позабочусь об этом.
ВОСЕМНАДЦАТЬ
ДЖОРДАН
Линкольну удалось наскрести для меня три смены на прошлой неделе в общей сложности на тринадцать жалких часов. К счастью, одна из этих смен пришлась на мальчишник из двадцати пяти человек. Чаевые были хорошими, хотя сексуальное домогательство было отвратительным. Как там говорится? Нищие не выбирают.
Я презираю эту работу.
— Как у тебя дела? — Кортни садится рядом со мной в баре, пока я пересчитываю чаевые.
Все было неловко с тех пор, как я вернулась. Она не может смотреть на меня без жалости и вины, омрачающих выражение ее лица. В мой первый день после возвращения она обнимала меня в течение десяти минут и продолжала извиняться. Предполагаю, что это было больше похоже на «я сожалею о том, что трахнула твоего парня», чем на «я сожалею о том, что поверила, что ты мертва и оставила тебя в горах».
— Хорошо, — говорю я и откладываю свои восемьдесят шесть долларов и четырнадцать центов. — Но не так хорошо, как хотелось бы.
Она отсчитывает деньги на стойке и вздыхает.
— Мои чаевые сегодня были дерьмовыми.
У меня не хватает духу сказать ей, что это, вероятно, потому, что она пренебрегла большинством своих столов, чтобы улизнуть с Линкольном в офис или в переулок. Несколько ее клиентов обратились ко мне, когда она была недоступна, и все с одной и той же жалобой.
Я притворяюсь, что не замечаю страстных взглядов между Кортни и Линкольном или того, как они находят каждую возможность случайно коснуться рук или встать рядом.
— Пойдешь выпить с нами? — Ее голос звучит слишком высоко, выдавая ее беспокойство при мысли, что я могу последовать за ней.
— Нет, я устала. — Я потратила каждый час бодрствования на поиск работы в Интернете, на заполнение заявок и планирование собеседований. — Я иду домой.
Собираю чаевые, страшась поездки в метро. Я беру такси только тогда, когда зарабатываю сто долларов или больше.
Переодеваюсь из своего клетчатого топа и мини-юбки, надеваю леггинсы и толстовку с капюшоном. Когда выхожу из раздевалки, то натыкаюсь на ожидающего меня Линкольна.
— Ты не хочешь пойти выпить? — говорит он с тем же возвышением в голосе, что и Кортни.
— Нет. — Мне так надоело притворяться, что я ничего о них не знаю, и, честно говоря, я потрясена, что не замечала их предательства раньше. Они ужасно это скрывают.
— Хорошо, ладно… — Он потирает затылок и смотрит себе под ноги. — Если я выпью слишком много, то, скорее всего, переночую у Тони.
Все это время он слишком много пил и заваливался к Тони, потому что его дом ближе к их любимому дайв-бару. Перевод: он ночевал у Кортни.
— Круто. Спокойной ночи. — Я пытаюсь вежливо улыбнуться ему, но в последнее время мои актерские навыки дерьмовые.
Запихиваю униформу в сумочку и готовлюсь идти на станцию. Температура на улице упала, и мои дешевые леггинсы не могут противостоять ветру. Я накидываю капюшон и толкаю дверь. Первый порыв холодного воздуха хлещет меня по ногам, и я прикидываю, что если буду идти быстро, то нагреюсь достаточно, чтобы зубы не стучали.
Держу голову опущенной против ветра, скрещиваю руки на груди и сворачиваю налево по тротуару. Звук открывающейся двери машины рядом со мной привлекает мое внимание к роскошному черному внедорожнику. У меня мелькает короткая мысль о том, что внутри, вероятно, классный обогреватель, и ускоряю шаг.
— Джордан.
Я замедляюсь и поворачиваюсь на глубокий голос, который произнес мое имя.
Мужчина в темно-серой рубашке на пуговицах с расстегнутым воротником и черных брюках стоит у двери машины. Его голова наклоняется, когда он осматривает меня так же, как я его. Он высокий, с широкими плечами, коротко подстриженными волосами, чисто выбритым лицом с едва заметной щетиной на щеках. Я прищуриваюсь и подхожу ближе. Карие глаза пронзают меня.
— Гризли. — Я делаю три шага и врезаюсь в него. Обвиваю руки вокруг его талии, прижимаясь щекой к его груди. Он пахнет старым деревом и ароматными специями, и тепло, исходящее от него, заставляет меня дрожать.
Одна мускулистая рука обнимает меня за спину, как неуверенный ответ на мое приветствие.
Чувствуя себя немного глупо, я отпускаю его и делаю шаг назад.
— Что ты здесь делаешь? — Он выглядит совсем другим человеком. Теперь он уже не грубый, неопрятный горец, а парень с обложки «Нью-Йоркский миллионер».
Александр засовывает руки в карманы, и я задаюсь вопросом, делает ли он это, чтобы согреть руки или чтобы побороть желание прикоснуться ко мне. К сожалению, боюсь, что первое.
— Наблюдаю за тобой.
— Наблюдаешь за мной, почему?
Мужчина смотрит на стеклянные окна ресторана, и я понимаю, что, если он припарковался здесь, то у него был бы прекрасный вид на мою секцию.
— Ты весь вечер смотрел, как я работаю?
— Да. — Он опускает подбородок, чтобы встретиться со мной взглядом. — Я приходил последние пару вечеров, но тебя не было.
— Откуда ты знаешь, где я работаю?
Его брови сходятся на переносице.
— Ты же мне говорила.
— Я не подозревала, что ты на самом деле слушаешь.
— Я всегда слушал.
Мои щеки горят, и что-то происходит с моим лицом, чего я не чувствовала с тех пор… ну, с тех пор, как я спустилась с той горы. Я улыбаюсь.
Он берет меня за подбородок и проводит подушечкой большого пальца по моим губам, как будто он так же рад моей улыбке, как и я.
Это прикосновение напоминает мне о нашей последней ночи в горах, о том, как легко он играл моим телом. Играл и с моим сердцем тоже. Я отворачиваюсь и выхожу из его объятий.
— Чего ты хочешь?
Он, кажется, смущен вопросом.
— У нас был секс, Александр. Потрясающий секс. И в ту секунду, когда появился твой брат, ты вел себя так, будто едва меня знаешь.