— Сама разберусь!
— И я бы не рекомендовал больше проворачивать такие аферы, — Ярик встает. — Напорешься однажды на отбитого придурка, Надежда. Таких, как Глеб, очень мало. Деньги развращают и делают мужиков жестокими, а их жены не отстают. Разуешь рот на чужое, то вырвут внутренности. И это не страшилки. Это реальность.
Подходит к своей уродине, приобнимает ее и целует в висок.
— Пойдем, Любаш.
И меня сейчас вырвет от этих телячьих нежностей двух деревенщин. Едва сдерживаюсь, чтобы не блевануть на них.
Выходят из комнаты, слышу бубнёж отца, заискивающий голос мамы.
Почему у одних выходит без проблем брать мужиков в оборот, а у меня вышла какая-то фигня.
Обманут же.
Я не верю Ярику, но… но с другой стороны у меня и выбора нет теперь, как доносить и родить.
В комнату заходит мама. Приваливается плечом к косяку и вздыхает, скрестив руки на груди:
— Ты этого ребенка себе не оставишь.
Отворачиваюсь и закатываю глаза.
— Сколько ты попросила?
— Не твое дело.
— Мое, — шипит она, — пока ты в моем доме живешь.
— Тебе тоже заплатят за контроль, — цыкаю. — Вот и подавись этими деньгами.
— И в кого ты такая?
Оглядываюсь и смеюсь, но она не понимает, что меня так развеселило. Хмурится, качает головой и выходит:
— Все для нее делали, а выросла неблагодарной мерзавкой, — повышает голос, — обедать иди.
Тоскливо смотрю на пыльную люстру. Скорее бы уже прошли эти шесть месяцев.
Лишь бы меня не обманули.
Глава 45. Золотая рыбка, шантаж и смерть
— И кто же это пришел? — ко мне подплывает Юра, разводя руки в стороны. — Кто же это кто? Поверить не могу, — расплывается в улыбке, — Глебушка сам попросил о встрече! Гордый орел!
В баре никого.
Наверное, потому что он официально закрыт и даже две таблички “закрыто” и “не работает” на двери висят.
Но закрыт и не работает бар только для обычных людей.
Для своих он открыт.
А Юра, кажется, уже успел выпить.
— Глеб, Глеб, Глеб, — хлопает меня по спине Юра и ведет к столику в глубине зала. — Удивительный ты мой человек. Я ждал и верил, что однажды ты войдешь в мое логово… Я даже ради этого пожертвовал своим лучшим человеком.
— Ты про Ярика?
— Да, — серьезно кивает. — Это была хитрая многоходовочка, о которой даже я сам не подозревал. Иногда у меня выходят спонтанные интриги.
Сажусь за низкий стол в кожаное кресло, которое приятно поскрипывает под моей пятой точкой.
— Но рожа у тебя все та же, — Юра тяжело садится напротив. — Такая же недовольная. Давай ты для разнообразия улыбнешься? Или развод не располагает к улыбкам и веселью? — вздыхает. — Как же так, Глеб? Как ты дошел до развода, а?
Качает головой, и я понимаю, что этот пузатый жук знает, что развод у меня фиктивный.
— Я не о разводе пришел беседовать…
— А очень зря, — Юра деловито откидывается на спинку кресла. — Я мастер в разводах.
В баре царит полумрак. И тут все выдержано в английском стиле: дерево, кожа, тусклые бра.
— Кто, если не я, поддержит мужика в разводе, а? — Юра расплывается в улыбке. — Да и развод у тебя какой… Все жене оставляешь. Какое благородство, Глеб, — щурится. — А причина, Глеб?
— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали.
— Да, нос мне не раз пытались оторвать, — Юра серьезно кивает. — Однако я всегда быстрее и первым всем носы отрываю. Даже не успевают моргнуть, а уже без носа.
— Ярик уходит.
— Куда? — Юра становится в мгновение ока серьезным и напряженным. — Опять к кому-то прыгает? К кому?
— Женится он.
— Да пофиг, что женится, — Юра отмахивается и резко поддается в мою сторону. — К кому он уходит, Глеб? И какая у него для тебя отмазка?
— Женится он, — повторю я.
Юра щурится и шепчет:
— Это я понял, Глеб. Я тебя спрашиваю о другом. К кому этот кидала навострил лыжи? Ладно к тебе ушел, — щурится еще сильнее, будто пытается прожечь во мне дыру, — я с ним правда налажал, а ты… ну ты мне дорогу не переходил.
— Ладно, давай попробуем в третий раз, — вздыхаю я. — Уходит, потому что женится.
Молчание, минута тяжелого умственного процесса, и Юра шепчет:
— То есть и ребенка он покупает под этим соусом?
Молча киваю.
— Он женится на той здоровенной бабе, которая может кулаком забивать гвозди?
— На Любе, да.
— Вот молодец, — Юра вновь откидывается назад и хлопает ладонью по подлокотнику. — Молодец! — а потом переходит на шепот. — Но он рискует. С такой же только раз женился и все. Обратной дороги нет.
— Да не будет он дорогу обратно искать. Там любовь. Любовь с большой буквы.
— Значит, ради бабы тебя бросает, — цыкает Юра. — Ну, тут у тебя вариантов вообще нет. С Любкой ты не поконкурируешь. Остается только плакать в подушку и стенать.
— Ты сам плакал в подушку? — усмехаюсь я.
— Я вынашивал планы Ярика убить, — Юра равнодушно пожимает плечами. — Красивую такую картинку себе нарисовал… Знаешь… Он такой весь в крови, на коленях… Я смотрю в его глаза и он мне шепчет… Прости меня, Юрочка… Я так ошибался, так ошибался…
— Юрочка? — приподнимаю бровь.
— А я его пинаю в грудь, он падает в яму и кричит… Однако, — Юра поднимает указательный палец вверх. — Красиво пнуть его в грудь я не смогу. Понимаешь? Я же толстый. То есть велик шанс, что я пну его и сам завалюсь колобком назад, — вздыхает. — Ну, я передумал его убивать и отпустил с миром. Смысл в его смерти, если она будет комичной? Он в яме, я в грязи, лапками туда-сюда дергаю и кричу, чтобы меня подняли.
— Я теперь понимаю, откуда у Ярика такое странное чувство юмора, — вздыхаю я.
— Это я тут не виноват, — Юра поднимает руки в защитном жесте у груди. — Он сам сразу такой ко мне пришел. И чем тебе его шутки не нравятся?
— Я не сказал, что они мне не нравятся. Иногда в тупик ставят, — пожимаю плечами, — потому что не всегда понятно, когда он серьезный, а когда шутит.
— В каждой шутке есть только доля шутки, Глеб.
— То есть ты действительно хотел Ярика убить?
— Да мало ли чего я хочу, — Юра хмыкает. — Я вот еще на луну хочу или домашнего моржа.
— Может акулу?
— Банально.
— Крокодила?
— Банально.
— Ладно, соглашусь, — смеюсь. — О домашних моржах я еще не слышал.
— Жена не разрешает, — Юра печально так смотрит на меня. — Говорит, что ей в жизни уже хватает одного моржа. Второго, говорит, не выдержит.
Я зависаю на минуту. Он действительно задумывался о том, чтобы завести моржа?
— Слушай, у меня вот рыбка, — наконец вздыхаю я. — Золотая рыбка. Не морж, конечно, но нервишки успокаивает. Плавает по кругу… И жена точно не будет против.
— Да сдохнет она у меня, — Юра кривится.
— Слушай, у меня рыбка не сдохла с тремя детьми. Дерганная чуток, но живая.
— То есть и рыбки могут быть нервными и дергаными? — Юра приподнимает бровь.
— Да, — серьезно отвечаю я.
— Я понимаю, почему Ярик ушел к тебе, — Юра поглаживает щеку, — это только ты можешь на серьезных щщах говорит о дерганной золотой рыбке.
— Да я тебе не лгу, — смеюсь. — Она реально дерганная после всего, что пережила. У нее точно есть посттравматический синдром. Но живая. И я думаю, что твой морж точно бы откинул ласты, а рыбка живая.
Юра клонит голову на бок, медленно моргает и вздыхает:
— Какого черта мы говорим о золотых рыбках, если у меня был план вытянуть из тебя грязные подробности о твоем разводе?
— Я думаю, что ты уже начинаешь складывать два плюс два, Юр. Мой развод, передача бизнеса и имущества в руки жены, Ярик со своим внезапным звонком и желанием купить какого-то ребенка.
— Да, история складывается какая-то премерзенькая, Глеб.
— И я знаю, что у тебя очень тяжелые отношения с деньгами. Ты обязательно разнюхаешь, кому Ярик отдаст твои деньги, — смотрю в глаза Юры прямо и спокойно.
— Да, — Юра кивает. — Но ты расслабься, Глеб. Я сам, конечно, невероятно люблю сплетни, слухи, но… сам их не разношу.