жар между лопаток плавит внутренности. Он слишком близко.
— Всё нормально с глазом? — Тор наклоняется ниже.
Горячее дыхание касается моего уха. Я машинально опускаю веки.
____
ДЕВОЧКИ, ГОУ В РОЗЫГРЫШ В БЛОГЕ!
Аня
— Ань? Ты слышишь?
Как же трудно чувствовать то, что я чувствую. Привычка испытывать только отвращение, когда Игорь прикасался ко мне, целовал и просто стоял рядом, даёт о себе знать. Ведь теперь, когда от близости мужчины тело почему-то становится ватным и будто растекается жаром, я не могу взять себя под контроль. Наверное, печально — забыть, что же это такое бабочки в животе?
— Да. Я слышу. С глазом нормально… — кое-как заставляю себя снова открыть глаза.
Торецкий по-прежнему слишком близко. Гораздо ближе, чем я могла бы вынести.
— А выглядишь не очень, — хмуро произносит босс, вглядыаясь в моё лицо.
От неловкости сердце начинает колотиться быстрее.
— Я просто увидела, что Ксюши нет, и сразу побежала её искать. И не успела умыться и причесаться.
— Я не про это. Ты покраснела, будто у тебя жар. Точно нормально себя чувствуешь?
Вот же черт. Он заметил мою реакцию на него. Ну хотя бы воспринял её просто как возможную простуду.
— Да это я… на кухне жарко. Да, это от жары.
"Супер, Аня, ничего поумнее не могла придумать?"
Тор вполне ожидаемо выгибает бровь.
— Не заметил, что тут жарко.
— Конечно, вы же почти голый… — взгляд сползает к обнажённой груди босса.
Лучше не смотреть. А то ещё сознание потеряю от собственных ощущений и мыслей.
— Это ты перегибаешь. На мне штаны и рубашка.
— Но рубашка расстегнута.
— Тебя это так смущает?
— Вы — мой начальник.
— Скоро буду мужем, — уголок губ Торецкого на миг дёргается вверх.
Его это забавляет? Мне вот вообще не смешно, особенно, когда Ксю неожиданно спрашивает:
— Что, мам? Максим Костиныч скоро станет твоим мужем?!
Я резко дергаюсь в сторону и перевожу взгляд на дочку, которая с любопытством смотрит в нашу с Торецким сторону.
— Максим Константинович шутит, зайка, — нервно улыбаюсь, после чего недовольно смотрю на босса.
— Вы с ума сошли?! Можно потише.
— Виноват, — кивает Торецкий и понижает голос. — Больше не повторится. Но тебе как-то нужно будет объяснить всё дочери.
— Ей не обязательно знать про брак и всё остальное… Это же не по-настоящему будет.
— Чтобы всё получилось, желательно, чтобы Ксения верила в реальность происходящего.
— Вы хотите слишком многого, Максим Константинович.
— Я хочу, чтобы потом мне не пришлось носить цветы и на твою могилу, Ань. Это слишком много? Возможно, тебе так может казаться.
Мне становится не по себе от его тона и от напоминания о том, почему именно Тор всё это делает для нас. Ответить я не успеваю, так как босс отходит в сторону и, кстати, всё же застегивает рубашку.
Дышать становится легче, когда внутренности перестают плавиться от близости Тора. Я прокашливаюсь, прочистив пересохшее горло, и сажусь за стол напротив дочки.
— Мамочка, почему ты так долго вчера? Я даже уснула. А ты обещала поговорить.
— Прости, детка. Мы были сильно заняты. Но сегодня я целый день буду с тобой, и мы обязательно поговорим.
— Хорошо, — важно кивает Ксю, затем поджимает губы, косит взгляд на Торецкого, который раскладывает завтрак по тарелкам, и чуть наклоняется ко мне. — Мама, а почему у Костиныча серёжка в ухе? Я думала, только девочки носят серёжки.
Не знаю, слышал он или нет, но мне снова становится неловко от вопроса дочери.
— Иногда и мальчики носят серьги, малыш.
— У папы нет такой, — вздыхает Ксюша.
Её личико тут же грустнеет, а в глазах отражается печаль.
У меня точно сердце разорвётся, ведь Ксю не понимает, почему так происходит в нашей жизни. Она папу любила. Для неё он всегда был самым лучшим. Не знаю, поможет ли разговор? Одно дело, видеть поступки человека, совсем другое — кто-то просто расскажет тебе, что он плохой. Маленький безопасный мир моего ребёнка разрушится, а ведь я так отчаянно старалась её уберечь от бед и боли.
— Ваш завтрак, — Тор ставит тарелки передо мной и Ксю, после чего садится за стол сам.
Очередная волна неловкости накрывает с головой. Я даже не понимаю, как общаться с этим человеком. Ну, то есть, кто мы друг другу? По факту, никто. Босс и подчиненная — чужие люди. Он нам помогает, но это слишком маленькая основа для общения. Что обсуждают люди при тех обстоятельствах, что мы имеем в жизни? Как ведут себя? Какие у нас с Ксюшей права в доме? Это чертовски сложно понять. Особенно, учитывая тот факт, что, живя с Игорем, я в целом разучилась устанавливать контакты с людьми.
Тишину в кухне разряжает лишь звяканье металлических приборов о тарелки и хруст жареного хлеба. Ужасно некомфортно.
О моём внешнем виде тоже лучше пока не думать, иначе я ещё сильнее начинаю нервничать.
— И чем мы сегодня займёмся? — молчание нарушает Ксю. Причём смотрит дочка вовсе не на меня, а на Тора.
— А чем ты хочешь? — спокойно отвечает Тор, отпив кофе.
Ксюша пожимает плечами.
— Наверное, я бы хотела куда-нибудь поехать.
— Например?
— А куда ты можешь нас отвезти?
— Ксюш, я не думаю, что Максим Константинович… — пытаюсь угомонить дочку.
Вряд ли босс хочет заниматься моим ребёнком. Одно дело — помочь нам избавиться от Игоря, совсем другое — нянчиться с нами.
Но Тор на удивление меня перебивает.
— Всё в порядке, Ань, — стреляет взглядом и снова обращается к Ксю. — Ты была в аквапарке?
— Да! — глаза Ксюши тут же загораются. — Я обожаю аквапарк! Ты хочешь свозить нас туда?
— Почему бы и нет?
— Что, правда-правда?!
— Абсолютная.
— Мама, мы поедем в аквапарк! — взвизгивает Ксюша и начинает громко хлопать в ладоши.
— Максим Константинович, не стоит… У нас даже купальников нет. И я просила всё сначала обсуждать со мной…
Ну в самом деле, как я буду объяснять, что у нас пока нет денег на купальники и вообще какие-то излишки? Я не собираюсь эксплуатировать финансы практически постороннего человека.
— Купальники можно купить. И что плохого в том, чтобы поехать в аквапарк, Ань? — Тор смотрит на меня откровенно недоуменно.
— Мама сказала, что у нас нет денег, — заявляет Ксю, заталкивая в рот жареный хлеб. — Но ты вроде богатый, Максим Костиныч. Можешь дать нам денег?
Под стол провалиться хочется. Я серьёзно. Ещё только утро, но уже достаточно патовых ситуаций!
— Ксюша, это неприлично!
— Почему? Разве он не твой начальник? Он должен платить тебе деньги. А ещё папа говорил, что
