Позвонила в третий раз.
— Я приехала к Марго по поводу Яна, — на всякий случай, сообщала она глазку видеокамеры.
Электронный замок, наконец, щелкнул, и калитка приоткрылась. Катя замерла, не сразу поверив в чудо, потом помчалась по ступенькам.
На крыльце ее ждала Марго. Короткое красное платьице, мягкие алые туфельки. Волосы уложены ракушкой.
— Что там с Яном? — вполголоса спросила она.
— Он исчез, — так же тихо ответила Катя.
Марго едва заметно выдохнула.
— Не бери в голову.
— Он не появлялся уже две недели, — настойчивым шепотом продолжила Катя. — Мобильный недоступен. Как и у тебя, кстати.
— Вот видишь — и со мной все в порядке. Так что сделай глубокий вдох, — Марго активно жестикулируя, продемонстрировала, как, — и успокойся. Ну, забылся в объятьях какой-нибудь «ляльки» — с кем ни бывает.
— А если нет? — наседала Катя. — Если что-то случилось?! Нужно заявить в милицию…
— Да куда он денется! — Марго закатила глаза. — Ян — как таракан. Из нас всех после ядерного взрыва выживет только он.
— Пожалуйста!.. Марго! Я чувствую, — Катя скомкала ладонью майку у себя на груди, — я чувствую: что-то произошло. Он обещал. Он же игрок — и никогда не нарушает обещания.
Марго, раздраженно причмокнув, покачала головой.
— Я обзвонила все больницы и милицейские участки, — не сдавалась Катя. — Я обзвонила морги. Ты хоть представляешь, какого это — диктовать приметы Яна — и ждать ответа?!
— Молодец, большую работу проделала. Но я на это не подпишусь.
— А его отец?
Марго рассмеялась, закинув голову. Катя хмуро ждала, пока она успокоится.
— О, нет, его отец тоже не будет этим заниматься!
— Хочу сама его спросить, — твердо сказала Катя.
— О! — Марго приподняла бровь — совсем как Ян. — Ну, давай. Удачи. Помнишь, где кабинет?
Катя взлетела по ступенькам на второй этаж. Перевесилась через перила.
— Игнат Вадимович? — шепотом уточнила она.
Марго кивнула.
Катя постучалась и открыла дверь.
Игнат Вадимович расхаживал по ковру босиком, засунув одну руку в карман домашних штанов. Второй прижимал мобильный к уху и что-то жестко выговаривал собеседнику. Заметив гостью, он опустил руку с телефоном, и, увидев выражение его лица, Катя пожалела, что не дождалась приглашения войти.
— Здравствуйте, — промямлила она. — Извините, что помешала. Я по поводу Яна.
Собеседник все говорил, но Игнат Вадимович трубку к уху не подносил. Катя посчитала это хорошим знаком.
— Ян исчез, две недели назад. Пожалуйста, помогите его найти.
— Я понятия не имею, где его искать, — отчеканил Игнат Вадимович.
Все. Больше никто не мог помочь. Рвалась последняя ниточка.
— Игнат Вадимович, вы же такой могущественный, вы обязательно, обязательно найдете своего сына — если захотите.
— У меня нет сына.
— Яна… — беспомощно пояснила Катя и на секунду прикрыла глаза, в которых начали собираться слезы. — А если с ним произошло что-то плохое?
— Меня это не волнует, — он поднес трубку к уху. — И когда открытие…
— Я работаю к казино, — тихо произнесла Катя. Игнат Вадимович поднял на нее взгляд. — Вы можете как-то это использовать.
Он указал на дверь.
— Пожалуйста… — одними губами прошептала Катя. — Умоляю…
Но для отца Яна она уже ушла.
…А еще я хорошо умею исполнять желания.
Катя сглотнула ком в горле. Должна. Ради Яна. Если это спасет его — пусть. Такова цена.
— А еще…
— Подожди, — сказал в телефон отец Яна и так посмотрел на Катю, что она попятилась.
Игнат Вадимович захлопнул дверь, едва Катя переступила порог.
Она почти это сделала. Почти сказала. Как?.. Как она могла даже подумать о таком?
А если бы он согласился… А если бы об этом узнал Ян…
Что с ней сделал этот город? Что она сама с собой сделала, если решилась на такое? Где предел? И есть ли он у нее теперь?..
Недалеко, между крыш деревенских хат, блеснул на солнце золотой крест. Он звал ее — и Катя пошла. Сидела на скамье, пока ее не перестало колотить. Потом опустилась на колени перед иконой Божьей Матери и, беззвучно шевеля губами, молилась за Яна. Она представляла его идущим по длинной-длинной проселочной дороге, по бокам — сплошь поля и ломаная кромка далекого леса — как зубья пилы. Он устал, силы на исходе. Солнце виснет над головой раскаленным шаром. И Катя шепчет Яну на ухо: иди, не останавливайся. Легонько толкает его в спину призрачной рукой, прикрывает ладонями его голову, спасая от палящих лучей. А Ян словно слышит, словно чувствует — идет дальше, хотя у дороги этой не видно ни конца, ни края.
Когда Катя подняла голову, витражное стекло уже потускнело. Подсвечник стоял пустой — кто-то убрал огарки. Катя оглянулась по сторонам: до этого почти пустая церковь наполнилась прихожанами. Они осеняли себя крестами перед иконами, зажигали свечи, шептали молитвы. Батюшка готовился к вечерней службе.
— Помер кто? — с сочувствием спросила горбатая беззубая бабка.
Катя поднялась с колен.
— Нет, — машинально ответила она.
* * *
Ян не знал, сколько времени провел в избе. Помнил рассветы и закаты — вспышками. Помнил свет полной луны, от которого было не скрыться, как от света лампы, направленной в лицо — или рампы. Он видел себя со стороны сидящим на высоком стуле, в черной шляпе, сдвинутой на лоб. У него были пустые руки. На него смотрели пустые кресла, обтянутые красным велюром. Он чувствовал запах незнакомых женских духов, который ускользал, как ускользала сквозь пальцы длинная светлая прядь волос. А еще звучала музыка, та самая, которую он слышал в доме у Катиных родителей. Ян пытался ладонями захватить воздух, нажимал на клавиши невидимого инструмента, чтобы хотя бы кончиками пальцев запомнить мелодию.
Ян бодрствовал в полубреду, но даже в таком состоянии боялся засыпать. Потому что переход в сон был сравни прыжка в черноту, во время которого он чувствовал тошнотворное ощущение свободного падения и гадкий, горьковатый привкус во рту.
Но однажды после падения стало светло. Сквозь опущенные ресницы Ян наблюдал, как мухи ползают по тусклому оконному стеклу, нижняя часть которого была закрыта серыми, с вкраплением дыр, занавесками. На подоконнике в крохотном блюдце с отколотым боком стоял огарок свечи. Наверное, той самой, что привела его сюда. Ян медленно повернул голову. Он находился в деревенской хате, его «комнату» отгораживало ветхое покрывало, перекинутое через натянутую веревку. В углу висела икона. Бревенчатые стены были украшены выцветшими черно-белыми портретами. Под весом его тела прогибались пружины металлической кровати — так глубоко, что, учитывая высокие подушки, Ян, скорее, полусидел, чем лежал. Странно, но пока он совсем не чувствовал боли.
Один глаз видел хорошо, но со вторым что-то было не так. Скула зудела. Ян дотронулся до нее. Пальцы нащупали шершавый шрам, покрытый коростой.
Пошевелил руками, ногами — заскрипели пружины. Попытался привстать — и только тогда в ребрах заныло. Но легко, не так, словно их отламывают от позвоночника. Заглянул под одеяло: у него на груди лежала грязная, влажная, до тошноты воняющая тряпка. Приподнял двумя пальцами за край — и опустил: в тех местах, где болели ребра, на коже выступали большие, с куриное яйцо, бурые пятна.
Бабка отвела покрывало рукой и подошла к Яну. Она по-прежнему была во всем черном, только теперь к одежде добавился засаленный тулуп. На ногах — что-то вроде валенок. В августе.
Старушка оказалась низенькой, сухонькой, совсем старенькой, и теперь напоминала не ангела Смерти, а просто чью-то прабабку, застрявшую в заброшенной деревне.
— Зрасьте, — Ян закашлялся, машинально приложил руку к груди — но боли почти не почувствовал. — Меня Ян зовут. А вас?
Бабка молча сменила ему одну вонючую тряпку на другую. Ян попытался встать — старуха надавила ему на плечи и что-то промычала.
