в чувствах к мужу? Или я просто трусиха, боящаяся собственной тени? Бурчу что-то невразумительное и убегаю в душ…
Вацлав
Откидываюсь на подушки и глуповато улыбаюсь, наблюдая за тем, как моя обольстительная, как сочный грузинский персик, жена убегает в ванную. Встаю с кровати, оборачиваю бедра полотенцем и прислушиваюсь. Тами шуршит, а потом включает воду. Мне с трудом удалось сохранить непринужденный вид и не напугать иволгу — слишком уж много страшных мыслей закралось в голову. Бреду в прихожую и лезу в сумку Тамилы. Шарю на дне в поисках пузырьков с таблетками. Обнаруживаю их в боковом кармашке: безымянные белые контейнеры с разнообразными капсулами внутри. Та-ак… Откладываю по одной пилюле каждого вида и прячу в салфетку. Быстро набираю Синельникова — мне срочно, жизненно необходимо кое-что проверить.
— Андрей Борисович, мне нужна информация. Срочно! — шиплю в динамик громким шепотом.
— Насколько срочно? — деловито отвечает он. В динамике слышится звон посуды — Синельников завтракает.
— Вчера.
— Диктуйте. — Слегка прокашливается Андрей Борисович.
— Мне нужно досье Игоря Анатольевича Зорина. Вы говорили, что карты Тамилы Нестеровой не обнаружено ни в одной из медицинских баз, так?
— Совершенно верно. Что-то еще известно? Год рождения, место работы?
— Департамент сердца — областной кардиологический центр.
— Понял. Информацию пришлю в течение часа. Может, раньше.
— И еще… где можно провести исследование препарата? Химический анализ.
— Есть одно место, — отвечает он. — Судебно-криминалистическая экспертиза. Мне приехать к вам за препаратами?
— Пока не знаю, сообщу вам позже. Сохраняйте конфиденциальность. Он ничего не должен заподозрить. — Шум воды в душе стихает, и я отбиваю вызов.
Из ванной комнаты выходит иволга, утопающая в белом пушистом халате. Улыбается мне, заставляя сердце ощутимо колоть… Люблю ее и никому больше не позволю навредить. Любого порву за мою птичку!
— Вацлав, ты какой-то взволнованный, что-то случилось?
— Нет, персик. Ты не находишь, что пора бы нам вспомнить о Сонечке? На дворе почти полдень!
— Да уж… Стыдно в глаза смотреть Инне Сергеевне, — Тами закусывает губку. — Мне нужно десять минут на сборы.
— Мне тоже.
Тами уходит в другую комнату, распахивает створки шкафа, жужжит молнией косметички, а мне приходит сообщение от Синельникова:
«Нужно поговорить. Когда я могу приехать? Это касается Зорина. Вы были правы».
Черт! Трижды черт!
«Мы в «Дубовой роще». Приезжайте немедленно».
Глава 31
Вацлав
Озеро веет прохладой. По темной глади бежит рябь, качая упавшие в воду листья. Сонечка визжит, играя с Тами в прятки. Прячется за толстыми стволами, то и дело выдавая себя мелькающим между веток красным помпоном.
— Где наша Соня? Мы уже устали ее искать. Где же наша девочка? — подыгрывает Инна Сергеевна.
— Я вот! — смеётся Софико и бежит в объятия Тамилы.
Иволга замечает мою удручённость. Держится поодаль, охраняя мое задумчивое одиночество. Я ведь так хотел сблизиться с Сонечкой, а, выходит, пренебрегаю общением, прохаживаясь по берегу, как сыч? Напяливаю капюшон толстовки и возвращаюсь к моим девочкам. Сонька выскакивает из-за дерева и попадает прямиком в мои объятия. Подхватываю малышку на руки и кружу.
— Кто это тут прячется?
— Сонечка, — улыбается она.
— Софико, — поправляет ее упрямая иволга, тотчас оказавшаяся возле нас.
— А Слава называет меня Сонечка, — кроха обнимает меня за плечи, а я таю, как мороженое.
— Иди к нам, персик, — тянусь к Тами и, не дождавшись согласия, сгребаю ее в объятия. — И не сердись.
— Быстро же ты втерся в доверие к моей дочери!
— Это все кукольный домик, новые барби, а еще…
— А еще я попросила у Славы кухню для куколок, — смеется хитрюга.
Мы обнимаемся, как любящая друг друга семейка, не обремененная обстоятельствами… Страшным прошлым, воспоминаниями, спрятанными в подсознании Тамилы, преследователями, отравителями… Тами слегка отстраняется, опускает ладонь в карман и выуживает оттуда какой-то предмет.
— Что это, иволга? — удивленно вскидываю бровь, смотря на деревянную крошечную коробку.
— Это семена розы. Я всегда ношу их с собой. У многих кавказских народностей есть традиция сажать розы там, где ты был счастлив.
— Тами, поэтому…
— Я хочу посадить их здесь, Вацлав, — заливаясь румянцем, шепчет она. — Надеюсь, ты не будешь против, если мы приедем сюда весной, а, может, будет против хозяин гостиницы, и тогда… — взволнованно тараторит Тами, а я не могу и слова вымолвить. Я сделал ее счастливой! Мою дикую розу и скромную иволгу.
Спускаю Сонечку с рук и обнимаю жену, краем глаза замечая приближающуюся машину Синельникова. Черт… Когда же все это кончится, и нашему счастью ничего не будет угрожать?
— Иволга, я отойду. По работе, — уточняю, заметив скользнувшее в ее взгляде любопытство.
— Мы пойдем обедать, а потом я уложу Сонечку спать. Буду ждать тебя в номере, — Тами порывисто облизывает губу. Это… намек? Времени подумать об этом чертовски не хватает… Нехотя прощаюсь со своими крошками и машу рукой Андрею Борисовичу.
— Добрый день, — он неловко жмет мою ладонь. — Простите, что вторгся в ваш рай и испортил отдых.
— Ничего страшного. Идёмте внутрь, там неплохое кафе. Угощу вас обедом, — взмахиваю ладонью в сторону большого каменного строения, окруженного стрижеными кустарниками.
Я делаю заказ, наблюдая за тем, как Синельников раскладывает бумаги из папки, перебирает их, шелестит страничками, обостряя мое нетерпение до предела.
— Игорь Зорин работал врачом в тюремной больнице, — начинает он, смотря в спину уходящему официанту. — И он знал Нестерова.
— Это точно?
— Точнее некуда. Я давно запрашивал информацию об Олеге Нестерове. Когда вы назвали фамилию доктора, она показалась мне знакомой. Где-то я ее видел… Чтобы проверить свои подозрения, я запустил поиск по всей своей базе. Фамилия Игоря Зорина обнаружилась только в сведениях о Нестерове. Он лечил его от пневмонии в тюремной больнице. Подписи в медицинской карте Нестерова принадлежат Зорину.
— Выходит, Зорин давно знаком с Нестеровым? Еще со времен его отсидки за кражу? Именно Нестеров «нашел» своей жене
