Я с ужасом вижу, что у него перебинтована рука до локтя. А лицо… Что с ним? У него на лице несколько белоснежных пластырей, которые сейчас в свете луны слепят.
Слезы собираются в глазах и, когда я моргаю, первая слезинка уже стекает по щеке.
— Давид, — шепчу я и падаю ему на грудь.
Сильные горячие руки прижимают меня к себе. Он трется колючей щекой о мою скулу.
— Как же я скучал, Василиса, — произносит он. — Ты ждала меня. Знаю, что ждала.
— Давид, — я уже не сдерживаюсь и реву. Произношу слова сквозь всхлипы. — Давид, ты вернулся. Насовсем? Что с тобой? Что они сделали? Давид, зачем ты? Я так переживала. Давид…
— Ну, тихо-тихо, — чуть усмехается он. — Ты меня добьешь вопросами. Все хорошо же. Я вернулся. И даже не надейся, что тебе получится избежать наказания за свои проступки.
Я вытираю слезы и улыбаюсь.
Давид. Все такой же.
— Ну? Как ты тут без меня? Опять мне придется разгребать за тобой? — все также с улыбкой произносит Давид. — А то мне же скучно будет. Да, Василиса? Что еще ты успела натворить, пока меня не было?
— Ну, хватит, — легонько бью его по груди кулачком и он сгибается. Начинает кашлять. — Ой, Давид! Прости!
Какая же я дура! У него же рука перевязана!
— Прости! Давид. Все нормально? Скажи мне! Прости меня.
Он вдруг резко выпрямляется и опять на его лице ухмылка.
— Беспокоишься?
— Ну зачем ты? — обижаюсь я. — Я и так себе места не находила. Знаешь, как тяжело было… — осекаюсь. — Прости. Это не мне было тяжело, а тебе. Прости.
Провожу руками по его скулам, стараясь не задевать пластыри.
Давид перехватывает мою ладонь и подносит к своим губам.
Закрывает глаза, сильнее сжимает руку.
— Давид? Что? Тебе плохо?
— Голова еще кружится, — слабым голосом говорит он.
Я веду его к кровати.
— Ляг со мной, — просит он.
И я ложусь рядом. Давид прижимается к моей спине своей грудью. Обнимает за талию.
Мы так и лежим в полутьме. Сквозь жалюзи проглядывает свет луны.
— Давид, — шепчу я, гладя его по руке, — ты расскажешь мне?
— Что? — его дыхание обжигает кожу на спине. Мурашки пробегают по всему телу.
— Что там было? Зачем ты остался? Расскажешь? Я хочу знать. Все-все хочу знать.
— Обязательно расскажу, — шепчет он в ответ. — Потом, Василиса. Все расскажу тебе. Я так счастлив, что снова с тобой. Я так ждал этого. Верил. Я люблю тебя, Василиса.
Я замираю. Мне кажется, даже сердце перестает биться у меня.
Я же слышала уже эти слова от него. Но почему все равно сердце замирает. И такое приятное тепло растекается по телу. Завожу руку за голову и глажу Давида по волосам.
— Ты знаешь, — говорю несмело. — Я тоже…
Я впервые собираюсь сказать эти слова. И страшно, и приятно одновременно.
— Что тоже? — Давид как обычно не готов ждать.
Рукой поворачивает мое лицо к себе, приподнимается и смотрит.
— Что тоже, Василиса? — читаю нетерпение в его глазах. Он ждет.
— Я тоже люблю тебя, Давид, — шепчу чуть слышно и зажмуриваюсь.
И вот уже теплые родные губы касаются моих губ. Легкий нежный поцелуй.
— Наконец-то, — усмехается он мне в губы. — А сейчас спать давай. Все потом.
— Давид… — хочу продолжения.
— Потом, — он прижимает меня к себе и я слышу его мерное дыхание.
Хм. Это точно Давид?
Лежу еще какое-то время. Давид спит. Это точно. Вздыхаю и тоже пытаюсь уснуть. А сама слышу как часто бьется его сердце мне в спину. И тепло его рук обжигает.
Все спят. Давид рядом с мной. Любимчик рядом с кроватью.
И только я не могу заснуть.
Хочу встать. Пытаюсь выбраться незаметно из объятий Давида, но он чуть просыпается, что-то бурчит невнятное и только сильнее сжимает руки вокруг меня.
Ничего не остается, как пытаться заснуть. Опять.
Утром меня будит лай Любимчика. Но он не в комнате.
Открываю глаза. Давида тоже уже нет.
Я встаю и иду на лай. Он доносится из кухни.
— Сядь, я тебе сказал! Если ты будешь вести себя также как твоя хозяйка, полетишь обратно! — Давид на полном серьезе пытается что-то донести до прыгающей вокруг него собаки.
Потом Любимчик, учуяв меня, бежит к моим ногам и послушно садится рядом.
— Надо отдать его в школу для собак, — бурчит недовольно Давид, поворачиваясь ко мне спиной.
Подхожу к нему и обнимаю за талию. На руке уже нет повязки, но я замечаю шрамы.
— А что ты делаешь? — спрашиваю, щекой прислонившись к его спине. Он в одних шортах и мне нравится касаться его кожи. Поднимаю руки выше и пальцами перебираю волоски на его груди.
— Завтрак готовлю, — отвечает он. — Садись, — кивает в сторону стола.
Я пожимаю плечами и отпускаю его. Сажусь за стол, Любимчик бежит и садится рядом.
— Как ты нашел Любимчика? — спрашиваю у Давида, когда он ставит передо мной тарелку. — Ты же прогнал его.
Давид садится напротив.
— Прогнал, — усмехается. — Я устроил ему шикарную жизнь. Отправил в охрану ресторана. У него была бы не жизнь, а малина.
Я хмурюсь.
— А Дактиф… — осекаюсь и испуганно смотрю на Давида.
— Рассказывай, — улыбается он. — Ты думаешь, я как и ты буду вздрагивать от этого имени?
Недовольно сжимаю губы. Продолжаю:
— Он сказал, что ты выбросил Любимчика в море, а он спас, — прикусываю губу и отворачиваюсь, сама сейчас понимая, какая же я глупая. Повелась как ребенок.
Давид лишь хмыкает. Жует завтрак.
— И ты поверила, что я могу убить собаку? — спрашивает спустя несколько минут.
Мне почему-то так стыдно, что я так и не могу поднять на него взгляд.
— Ясно, — говорит он.
Встает и идет к окну. Засовывает руки в карманы и встает ко мне спиной. Смотрит куда-то ввысь.
Мне очень и очень стыдно. Я ведь и правда поверила чужому человеку, что Давид может убить животное. Неужели я тогда была настолько зла на него, что поверила?
Я чувствую вину.
Встаю и тихо подхожу к нему.
Встаю рядом и обнимаю.
— Давид, — тяну капризно, — ну, прости. Конечно, я так не думаю. Сейчас не думаю, — поправляюсь. — Но ты ведь тоже! — долго быть милой у меня не получается. — Ты тоже вел себя там… — ищу подходящие слова.
— Я лишь хотел, чтобы мы были вместе, — произносит он, даже не повернувшись ко мне.
Стоит как каменная глыба! Да что с ним?
Он же вообще не пристает ко мне! С момента возвращения ни разу! Хотя я сейчас не сильно и сопротивлялась бы. Он ведет себя странно.
А, может, у него проблемы? Он же в больнице лежал.
Но о таком лучше не спрашивать.
Рисую узоры у него на животе, обвожу пупок. А Давид берет мои руки и разводит их в стороны.
Поворачивается, наконец.
— Одевайся, — говорит, но я вижу, как дергается уголок его губ. Он ведь сдерживает улыбку сейчас.
Взгляд сам падает на шорты. Ничего не могу с собой поделать.
Нет, там все в порядке. Он же хочет меня. Почему тогда так ведет себя?!
Давид, конечно, замечает мой взгляд.
Складывает руки на груди и усмехается.
Мне кажется, я краснею.
— Одевайся, — повторяет он. — Мы едем в ресторан.
— В ресторан?
— Да. Мне надо кое-кого отблагодарить. Ну, а потом… — многозначительно замолкает.
— Что потом? — не выдерживаю я.
— Ну, вот потом все и узнаешь, — опять усмехается он. — Давай, беги в душ. Я на этом этаже схожу.
Ну, вот, опять. Чтобы Давид не зашел ко мне в душевую кабинку? Давид, которого знаю я, точно зашел бы.
И я, как дурочка, жду, когда откроется дверь и сильные руки обнимут меня. Жду. Стою под струями воды. Жду. А Давид так и не приходит.
Лишь слышу его недовольный голос из комнаты:
— Долго еще? Мы опаздываем.
Меня это злит.
— Сейчас! — кричу из кабинки.
Когда выхожу в комнату, Давида уже нет. Я быстро одеваюсь и сушу волосы.
Спускаюсь вниз.
— Что так долго? — спрашивает Давид уже в дверях, поправляя рукава рубашки. — Чем ты там занималась?
