яростной бессильной злости и чувства, что потерял то, чего не имел. Самое поганое чувство, я вам скажу. И мне бы радоваться, избавился от диагноза. Мерзкая ведьма сама сбежала. Теперь все наладится, я завтра заключу сделку века, разведусь с шалавой Линкой, верну домой мать. Саша будет под присмотром. Я снова стану собой – зубастым, циничным мудаком. Здоровым и свободным от предрассудков и отклонений. Боже, как же мне хорошо… Должно быть хорошо. Но почему мне так погано?
Каждый охотник желает знать, где сидит трусливый зайчишка…
– Пап, ну не ругайся. Я же тебе все таки позвонила. – блею я, загибаясь от желания сбросить звонок, доползти до Галкиного холодильника и заглотить целиком, вместе с костями мерзкую селедку, предварительно намазав ее щедро нутеллой. Голова кружится нестерпимо. А в душе… В душе у меня горит пожар. Я бросила малышку, которая мне доверилась. И я ни чем не лучше ее матери предательницы, и чертова охотника, любителя лебедей. Ночь не спала. Наверное от недосыпа мозгом поплыла и ответила на звонок отца. Десятый по счету.
– Это я тебе позвонил, вообще-то, дочь моя единственная, – отец зол не на шутку. Хоть и пытается говорить спокойно, но я слишком хорошо знаю своего родителя. – Ответь, почему я, вместо того, чтобы заниматься важными насущными проблемами, должен разыскивать тебя? Твой муж сходит с ума. У него проблем выше крыши, а ты, вместо того, чтобы его поддержать…
– Папа, Олег мне изменил, – выдыхаю я, вжимаю голову в плечи. Знаю, что сейчас отец начнет орать, а потом поедет и отвинтит башку моему мужу. Что ж, это даст мне хоть немного форы, перед бурей. Ведь мне все равно придется признаться ему, что я беременна не от мужа. И вообще не пойми от кого. Так что Олежек, прости. Ты вынужденная жертва. Может папуля растратит на тебя весь свой пыл и мне повезет, меня папа убьет быстро и безболезненно. – Может поэтому я не держу моего благоверного за руку, и не утираю скупые мужские слезы?
– Олег – мужик, – я едва успеваю поймать рукой отваливающуюся челюсть. Что? Я не ослышалась? – Это в нашей природе. Иногда хочется разнообразия. Да и тебе бы не мешало постараться, чтобы мужик не смотрел на лево. Твоя мать была умной женщиной, умела закрывать глаза на ничего не значащие интрижки, но жила припеваючи. Я думал ты в нее. Оля, хватит фардыбачиться. Возвращайся в семью и не глупи. А с Олегом я проведу беседу. Он будет осторожнее.
– Осторожнее?! Папа, ты себя слышишь? – черт, мне кажется, что сейчас мне на голову упал кирпич. Это даже не предательство, а какая-то изощренная насмешка. – Мама тебя любила, до безумия. Может она и ушла так рано, потому что не смогла тебя делить ни с кем. Не смогла принять. Терпела, да. Закрывала глаза – да. Но я так не хочу.
– Оля, Олегу плохо. У нас куча проблем. Клинку, которой он руководит, покупает какой-то анонимный толстосум, за какие-то совершенно нереальные деньги. Даже у меня не хватает возможностей узнать, что это за хрен. Грядут кадровые перестановки. Кресло под твоим мужем не просто качается – разваливается на части. Покупатель договорился о покупке на таком высоком уровне, что невозможно ничего сделать. Вчера уже начал работу аудит. А бухгалтерия у Олега… Короче, если его за жопу возьмут, то он, даже по моей протекции сможет работать только сельским фельдшером. А тут ты еще выкрутасничаешь.
– Плевать я хотела на проблемы Олега. Его беды, полностью его достижения, – хриплю я. Сейчас мне кажется, что я в грязи вывалялась, как хавронья, и хочется только одного – смыть с себя эту гадость.
– Это не только его проблемы, Оля. Я тоже пострадаю, – голос отца хрипит. – Тебе же нравилось вкусно кушать, отдыхать ездить. Думаешь почему я не тебя сделал главврачом? Потому что ты упертая и чистенькая, как мать твоя. А у Лежи поменьше принципов.
– Папа, я работала, как проклятая. Зарабатывала на свои нужды сама. Так что… Я не вернусь к Олегу, хоть тресните там оба. А ваши махинации – полностью ваша заслуга. И еще… Я …
– Оль, я дома, – несется из прихожей зычный голос Галюни. – Селедки тебе взяла еще. Представляешь, иваси, в банке-мине, как раньше. Интересно, кем станет этот мелкий рыбоед, когда родится. Рыбаком? Во семейка, папаня охотник, сынуля рыболов. О заживешь… И надо было тебе залететь от…
Я судорожно нажимаю кнопку сброса. Очень надеюсь, что отец не слышал Галюниных слов. Иначе он явится сюда совсем скоро.
Галка появляется в дверях. И я едва сдерживаю стон, потому что за ее спиной маячит Лапоть. Судя по встопорщившимся кудряшкам, настроена она воинственно.
– Я тебе нанималась ездить за этой шерстяной падлой? Нанималась, да? Ответь. Она у тебя весит, как броненосец, а в машине иго-гокает. Потом повернулась к клетке жопой и нассала на сиденье, на котором мы с Зюбзиком… Не важно. На мое новое сиденье. Оно теперь воняет адом и закисью азота. Потом твоя монстрятина располосовала мне колготки. Но это вообще ничто в сравнении с тем, что мне пришлось пережить в доме упыря Райского.
– Райского, – у меня горло сжимается до боли. Да нет. Мне не интересно, вообще, что он там говорил. Ну, если только немного. И Саша… – А девочка?
– Ага, орал как бабуин. Я уж испугалась, что он меня прикует к батарее и пытать будет. Такой красавчик он, конечно, когда глазами вращает, прямо Мефистофель. Чуть из штанов не выпрыгнул. Я расстроилась, что не впрыгнул, если честно. Хотелось глянуть на… Ой. А малышка не вышла. Прислуга сказала, что она ни с кем не разговаривает второй день. Слушай, да плюнь, ну отойдет. Дети быстро забывают. Она же тебе никто. Подумай о своем ребенке. Тебе нервничать нельзя, – тут же сбавляет обороты Зюнька.
– Я ее предала.
– Правильно, потому что ее папаня муфлон винторогий. Это же он поперся по бабам, – морщит свой румпель Галка. – Девчонки. А давайте пойдем развеемся. У меня флайеры есть в клуб.
– Развеялись уже раз. Теперь некоторые селедку едят ведрами, – шипит на Соломинку Лапоть. А у меня в душе зреет что-то залихватское. И очень хочется плакать. – Ты, Галка, совсем уже…
– Да нет, почему же. Можно и в клуб. Слышь, Зин, а ты не слышала ничего про продажу клиники, которую мой отец курировал?
– Слышала. Весь улей гудит. Как растревоженные шершни. Там, короче, говорят, какой-то бобер своей бабе решил сделать подарок.
