Когда Майкл приподнял Мадди, оторвав ее ноги от пола, и прижал к стойке, ею овладело полное безрассудство. Она чувствовала, как ее обдало жаром, когда она вытянула из-под брюк его рубашку и запустила руку вниз — к его естеству, чтобы освободить его от брюк.
У Майкла прервалось дыхание, а потом он задышал отрывисто, горячо, когда ее рука обхватила его плоть. Он никогда не чувствовал себя таким возбужденным. Он ощущал, как дрожит все его тело, как сильно напряглись его ягодицы, когда он толчком придвинулся к ней, сжигаемый желанием единения с ней.
— Сейчас, — сказала она ему. — Да, сейчас. Ее голос, хриплый от вожделения, наполнил Майкла предвкушением немыслимого блаженства. Короткая пауза… презерватив — и Майкл соединился с ней. Одним глубоким горячим проникновением.
— О, Майкл! — Мадди сжимала его неистово, ритмично, она горела от страсти, искусно соединенная с ним. Ее голова откинулась назад, веки дрожали, она отдавалась действу полностью, а Майкл поддерживал ее. Освобождение взорвало ее изнутри, доставляя ей неописуемое наслаждение. Она радостно вздохнула, удовольствие и экстаз соединились, наполняя ее блаженством, какого она никогда не испытывала.
Для Майкла освобождение было будто разряд электричества. Он много раз судорожно вздохнул. Его пальцы запутались в волосах Мадди, когда он припал к ее рту, и они целовались долго и ненасытно, растворяясь в глубине пережитого ими экстаза.
Позже они снова занимались любовью в более привычной обстановке — в кровати Мадди, — но не менее страстно.
Мадди почти заснула, когда почувствовала, что Майкл соскользнул с нее. Она протянула руку.
— Не уходи.
Его рука нежно легла на ее обнаженную грудь.
— Я не ухожу. Я только хочу взглянуть, как Тимми. Мне показалось, он ворочается.
Теперь уже полностью проснувшись, Мадди покосилась на светящийся циферблат ее будильника. Было четыре утра.
— Лежи. У тебя утром рейс. Майкл покачал головой.
— Тебе утром на работу. Я схожу.
Они засмеялись. Мадди прильнула к нему.
— Ладно. — Она зевнула и сладко потянулась. — Ты иди сейчас, а я — в следующий раз. Он ущипнул ее за шелковистый бугорок.
— Ты могла бы проявить большую настойчивость, — дразнил ее он, поеживаясь, когда поднимался с постели.
Мадди перевернулась на живот.
— Мне слишком хорошо — зачем настаивать. Спустя несколько минут Майкл снова скользнул под одеяло, и Мадди придвинулась, пристраиваясь к нему.
— Спит, — прошептал Майкл. — Я, должно быть, ошибся.
— Ммм, дай я тебя согрею, — прошептала она, забрасывая длинную, великолепную ногу поверх него и думая, как прекрасно оказаться наверху этого сильного спокойного тела… обвивать его и согревать.
— В любое время, — ответил Майкл, скользя ладонями по шелковистой коже ее спины.
— Что он имеет в виду? — удивилась Мадди. В любое время? Но тут ее мысли резко изменили направление. Остановись. Не придавай его словам большего значения, чем он в них вкладывает.
Он отыскал ее рот. Его язык проскользнул во влажные глубины ее рта, а затем прошелся по ее небу. Он подталкивал ее, чтобы она легла на него.
— Да, — прошептал он, — согрей меня, Мадди, согрей меня.
Она встала над ним на коленях, опираясь на вытянутые руки. Ее шелковистые, с медовым отливом светлые волосы коснулись его груди, когда она наклонила голову и обхватила губами его губы. Потом она всем телом прижалась к нему, прикасаясь рукой к его естеству, нежно захватывая его и лаская. Все это время она глубоко и жадно целовала его. Она справилась с презервативом и помогла ему войти в нее, а тогда начала ритмично двигаться. Майкл следовал за ее движениями.
О, Майкл, думала она, я люблю тебя. Я просто умираю от любви. Я хочу согревать тебя. Я хочу согревать тебя всегда… Как я могла позволить этому случиться?
Ее мимолетное отчаяние исчезло, когда она почувствовала, что тает от удовольствия. Наслаждение волной прокатилось по ее позвоночнику.
Бархатная темнота уже сменилась туманным рассветом к тому времени, когда они заснули.
С трудом преодолевая сон, заполненный восхитительными сновидениями, Мадди потянулась к звеневшему будильнику. Майкл, вставший с постели раньше, успел к будильнику первым.
— Прости, я забыл его выключить, — извинился он. — Мне хотелось, чтобы ты поспала немного подольше. Я приготовил свежий кофе, дал Тимми бутылочку и принял душ.
Она покосилась на Майкла, одежда которого состояла только из полотенца, обмотанного вокруг его талии. Майкл улыбался ей.
Он выглядел удивительно красивым, его темные волосы были влажными, а капли воды все еще стекали на его широкую грудь. Мадди перевернулась на живот и натянула на себя одеяло.
— Не смотри на меня. Я не в форме.
— Повернись. — Сторона кровати, когда он сел рядом с ней, опустилась.
Медленно она перевернулась на спину. На его щеке задвигалась мышца, а темные загадочные глаза его задумчиво остановились на ее лице.
— Ты прекрасна по утрам, Мадди.
Она застенчиво улыбнулась.
Он поцеловал пульсировавшую жилку на ее горле.
— Как же давно я занимался с тобой любовью! — Его дыхание обжигало ее кожу, от прикосновения его влажных волос легкая дрожь пробежала по ее позвоночнику. Она уже взмыла на крыльях радости.
Но здравый смысл, потревожив их устами проснувшегося и недовольно заплакавшего младенца, заставил обоих вернуться на землю.
Они посмотрели друг на друга и усмехнулись.
— Вот оно, удовольствие родителей. — Майкл подмигнул ей, поднимая ее с постели и одновременно стягивая с нее одеяло. — Твоя очередь, мамочка.
Его глаза беззастенчиво путешествовали по мягким холмикам ее грудей, по бедрам и дальше, по ее прекрасным длинным ногам, когда она встала с постели. В этот раз его била дрожь, когда она шла по комнате за халатом. Казалось, что теперь она чувствует себя нагой вполне уютно. Значит, они добились прогресса.
Его захлестнула волна желания — будто горьковато-сладкая боль. Какого же прогресса он надеялся добиться с Мадди? Брови его вытянулись в ниточку, заныл живот. Но зачем думать о будущем? Мадди принимает случившееся спокойно. И во время страсти не шепчет, поддаваясь слабости, слов о вечной любви. Мадди счастлива с ним… счастлива с ним в постели. Мадди рассчитывает сохранить эти отношения. Ему надо настроиться точно так же. Но уже в следующее мгновение абсолютной откровенности с самим собой он был вынужден признаться себе, что это будет трудно выполнить.
Чувство вины, смущение и беспокойство, вероятно, одолевали обоих, и Мадди и Майкла, в то утро, но внешне сцена в ее кухне разыгрывалась вполне безобидная, домашняя. Мадди, в халате и тапочках, привычно возилась с только что выкупанным Тимми. Майкл, босиком, в брюках и рубашке, которую он не удосужился застегнуть, поджаривал ломтики хлеба в тостере. Голос по радио вещал о погоде: день ожидался морозный и ясный.
