сжимается, и я слышу, как ее зубы скрежещут друг о друга.
— Меня изнасиловали, — наносит она удар, который навсегда меняет мою жизнь.
Одно дело — подозрения, но совсем другое — ужас, когда они становятся реальностью.
Моя женщина подверглась насилию самым ужасным образом. Гребаный ублюдок взял то, что ему не принадлежало.
Мудак во мне бушует из-за того, что кто-то прикоснулся к тому, что принадлежит мне.
Мужчина же во мне чертовски потрясен. Я вырос в семье, где к женщинам относятся как к сокровищам, которыми они и являются.
Душа, безоговорочно любящая эту женщину, оплакивает мерзкий поступок, от которого она пострадала.
Неконтролируемая ярость бушует во мне, как дикий зверь. Мое тело начинает дрожать.
Я поднимаю дрожащую руку и обхватываю пальцами ее затылок. Как будто в замедленной съемке, я прижимаю ее к своей груди.
Сохраняй спокойствие. Ты должен быть сильным ради нее.
Я закрываю глаза и заставляю себя сосредоточиться на Эбигейл.
— Прости, что я не добрался до тебя раньше, — стону я, обнимая ее дрожащее тело. — Прости, что не помешал тебе покинуть Академию.
Она качает головой, из нее вырываются рыдания.
— Прости, что не проявил мужества раньше. Если бы я сказал тебе о своих чувствах… если бы я не был таким упрямым…
— Это не твоя вина, — плачет она. — Отец приказал мне вернуться домой. Ничто из того, что ты сделал, не изменило бы этого.
Я крепче прижимаю ее к себе, обвивая своим телом ее.
— Мне так чертовски жаль, что тебе пришлось пережить такое зверство.
Я целую ее волосы, мое сердце разбивается на миллион осколков. Я чувствую, как от нее исходит боль, и впервые с тех пор, как я стал мужчиной, по моей щеке скатывается слеза.
Мой голос становится неузнаваемым, когда я шепчу:
— Мне жаль, любовь моя.
Эбигейл первой успокаивается и, отстранившись от меня, вытирает слезы с лица тыльной стороной ладони.
Когда она опускает глаза, я приподнимаю ее лицо за подбородок. Встречаясь с ней взглядом, я говорю:
— Не прячься. Я люблю тебя всю, Эбигейл. Твои демоны — мои демоны.
Ее лицо искажено от охватившего ее отчаяния.
— Ты жалеешь меня?
— Господи, нет. — Я качаю головой, обхватывая ее лицо руками. — Я чертовски зол, и мое сердце болит за тебя. Моя душа бушует из-за несправедливости, что я не смог убить этого ублюдка.
Из нее вырываются новые рыдания, прежде чем она обнимает меня. Кажется, что крики вырываются из ее души, когда она плачет в моих объятиях.
— Это так больно.
Я сжимаю челюсти, когда неумолимая ярость поглощает меня. Мне нужно уничтожить что-нибудь так, как была уничтожена она.
Эбигейл поднимает ко мне залитое слезами лицо и позволяет мне увидеть отвращение, которое она испытывает. Ужас, который прятался в ее глазах, теперь превратился в живого монстра.
— Я не знаю, что делать. — Она качает головой. — Воспоминания убивают меня. — Ее рука сжимает мой бицепс, ногти впиваются в кожу. На ее лице написано отчаяние, она смотрит на меня так, будто я могу спасти ее. — Я не могу с этим справиться, Николай. Я не могу…
Я подхватываю ее на руки и иду к дивану. Прижимая свою женщину к груди, я осыпаю поцелуями все ее лицо.
— Я буду обнимать тебя, чтобы ты не сломалась, — обещаю я. — Я позабочусь о тебе, чтобы ты могла использовать все свои силы для борьбы с демонами.
Ее руки обвиваются вокруг меня, и она прижимается ко мне.
Она справлялась со своей травмой в одиночку. Целый гребаный месяц.
— Спасибо, что доверяешь мне настолько, что поделилась со мной этим, — хрипло бормочу я. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе исцелиться.
Мои руки прижимают ее к себе, где никто не посмеет прикоснуться к ней.
Я понятия не имею, сколько времени проходит, прежде чем она шепчет:
— Мне не снятся кошмары, когда я с тобой.
Спасибо. Блять. Господи.
— С этого момента ты будешь рядом со мной, детка, — приказываю я. Если я смогу убедиться, что она никогда не будет страдать от гребаных кошмаров, тогда я прикую ее к себе наручниками, если понадобится.
Эбигейл прижимается лицом к моей шее.
— С тобой я чувствую себя в безопасности.
Мое сердце сжимается, эти слова значат для меня все, потому что я знаю, что для нее это важнее всего. Ей нужно чувствовать себя в безопасности, чтобы она могла исцелиться.
— Я никогда никому не позволю снова причинить тебе боль. Я, блять, убью ради тебя, Эбигейл. — Я отстраняю ее, чтобы видеть ее глаза, и клянусь: — Ты — моя, а я — твой. В моих объятиях ты всегда будешь в безопасности.
На ее лице отражается столько беспокойства, когда она спрашивает:
— А что, если я больше никогда не смогу быть в интимных отношениях?
Господи Иисусе.
— Детка, — выдыхаю я, — не беспокойся об этом.
— Но… — ее брови сходятся вместе, а выражение лица становится душераздирающим, — ты заслуживаешь женщину, которая может дать тебе все.
Мои глаза впиваются в нее, желая, чтобы она услышала каждое слово, когда я говорю:
— Ты. Для меня. Все. — Я сильно качаю головой. — Ты, Эбигейл.
Ее глаза закрываются.
— Я не та женщина, в которую ты влюбился.
— Открой глаза и посмотри на меня, детка. — Проходит мгновение, прежде чем она подчиняется. — Ты есть и всегда будешь той женщиной, в которую я влюбился. — Я нежно провожу рукой по ее волосам. — Ты все еще сводишь меня с ума.
Она заливается смехом, а из ее мягких карих глаз исчезает ужас.
— Ты невероятный.
Не желая, чтобы она беспокоилась о нас, я говорю:
— Ты полностью контролируешь наши отношения. Я никогда не возьму ничего, чего ты не сможешь дать.
То, как она смотрит на меня, как будто я — весь ее мир, залечивает трещины в моем сердце.
— Спасибо. Мне нужно было это услышать. — Она расслабляется в моих объятиях, кладя голову мне на плечо. — Кажется, ты всегда говоришь именно то, что мне нужно услышать.
Я целую ее в лоб, затем шепчу:
— Немного отдохни, любовь моя. Я присмотрю за тобой.
Я буду бороться с твоими демонами и не допущу твоих кошмаров.
Да поможет мне Бог, но я найду способ помочь тебе исцелиться. Ты снова будешь смеяться. Ты снова станешь беззаботной.
Даже если это будет последнее, что я сделаю.
Эбби
Есть что-то освобождающее в том, чтобы поделиться своей болью с другим человеком.
Особенно, если этот человек — Николай Ветров.
Груз на моих плечах больше
