я головой, не желая слышать, что он скажет дальше.
– Глупышка. – Тэхо улыбнулся и поцеловал мою руку.
Я закуталась в его пиджак, вдыхая тонкий приятный запах и наблюдала за ним из-под прикрытых век. Впервые за долгое время мне было спокойно. Рядом с ним. Автомобиль словно несся сквозь пространство и время, где были только мы вдвоем.
Несмотря на передозировку адреналина, я все-таки уснула. Разбудила меня тишина и отсутствие покачиваний во время движения. Мы остановились у большого двухэтажного дома с огромными панорамными окнами. Судя по едва очерченным силуэтам вдали – где-то в горах.
Я открыла дверь и вышла, но, оступившись, ойкнула и тут же попала в крепкие объятия Тэхо.
– Почему не осталась в машине? – мягко спросил он, поднимая меня на руки.
На нем была теплая куртка, а сам он пах домом.
– Тебя искала, – созналась я честно.
– Я ходил в дом, включал электричество и отопление. Здесь давно никого не было.
Он занес меня в просторную гостиную с высоким потолком. Одна стена ее была стеклянной, с выходом на балкон.
– Здесь пока холодно, не снимай пиджак. Я поищу еще что-нибудь из одежды. – Тэхо поставил меня на пол, а сам ушел на второй этаж.
Закутавшись посильнее, я осмотрелась. Дом выглядел старым, но ухоженным. Мебель в отличном состоянии, хотя и не новая, словно из старого фильма. На стенах – картины и акварели. Вдруг я замерла. Прямо на меня с большого и очень натуралистичного портрета смотрела молодая госпожа Ян. Она была одета в красивое пышное летнее платье василькового цвета, ее волосы поддерживала белая лента, а в руках она держала книгу. Но то, от чего я никак не могла оторвать взгляда, – это ее глаза: глубокие, красивые, искрящиеся настоящим безоговорочным счастьем.
– Это мама, узнала? – Тэхо снял с меня пиджак и надел мягкий вязаный кардиган. Сразу стало теплее.
Я кивнула.
– И этот дом тоже мамин. Она здесь родилась и выросла. Сейчас он пустует, но мама никак не может решиться продать его.
– Дом как будто живой, – выдохнула я.
– Точно. – Тэхо улыбнулся. – Мама так же говорит.
Мы постояли в тишине, разглядывая деревья, колышущиеся за панорамным окном.
– Что будем делать? – спросил он, и я растерялась, пытаясь понять глубину этого вопроса. – Предлагаю поесть!
Тэхо подхватил меня на руки и быстро перенес на кухню, вид из окна которой был еще более живописным, чем в гостиной. Он аккуратно посадил меня в кресло и направился к кухонным шкафам. Через несколько минут он в растерянности оглянулся:
– Из еды только рамен [22].
– Я скоро два месяца как в Сеуле, но еще ни разу не ела рамен, – пряча улыбку, сказала я.
Тэхо улыбнулся, посмотрел на меня и вдруг оказался рядом.
– Почему ты меня совсем не боишься?
– А должна? – тихо спросила я.
Голос осекся от его близости и заполнившего все кругом «запаха Тэхо».
– Я могу не сдержаться, – тоже тихо ответил он, дотронувшись до моих лодыжек. Его руки не спеша поднимались вверх, лишая меня возможности дышать.
– Я попрошу остановиться, – прошептала я едва слышно.
Мои слова исчезли в его поцелуе.
Мы явно узнавали друг друга семимильными шагами, потому что этот поцелуй был совсем другим: ярким, порывистым, не сдержанным. Мы тяжело дышали, продолжая касаться губ друг друга.
– Платье просто ужасное, – хрипло сказал Тэхо.
– Неправда, это самое красивое платье, которое я когда-либо видела.
– У него открыта спина, а значит, на тебе нет…
Я закрыла ладошкой ему рот.
– Это платье мне подарила твоя мама.
Левая бровь Тэхо многозначительно приподнялась, он поцеловал мою руку и аккуратно отстранил ее.
– И она специально его выбрала, чтобы ты с ума от меня сошел.
– Женщины… Вы жестоки в своем коварстве.
Он сел рядом со мной на пол и положил голову мне на колени.
– Я уже давно схожу по тебе с ума, Мия.
Обжигаясь, мы ели острый рамен, сидя прямо на полу в гостиной. Было очень вкусно, а выступающие на глаза от пряностей слезы становились поводом для шуток. Тэхо научил меня, как правильно перехватывать бесконечные нити лапши и пытался объяснить, что если при этом громко хлюпать, то получается вкуснее.
Я уничтожила почти всю воду, которую мы нашли в шкафу рядом с холодильником, но все равно не смогла напиться и постоянно приоткрывала рот, чем вызывала умиление на лице вечно непробиваемого Яна Тэхо.
Сейчас, здесь, наедине со мной, он был совсем другим: внимательным и заботливым, улыбчивым и разговорчивым. Мы обсуждали все подряд и задавали друг другу кучу дурацких вопросов: во что нравилось играть в детстве, какая песня сейчас самая любимая, в какой стране мира хотели бы побывать, что хотим съесть на завтрак?..
– Утром я отвезу тебя в одно чудесное кафе недалеко отсюда, – вытирая соус с уголка моих губ, сказал Тэхо.
– Как там относятся к подозрительным или странным людям? – дыша между словами через рот, чтобы жгло поменьше, спросила я.
– Не знаю, а что?
– Я думаю, что парень и девушка, одетые рано утром в вечернее платье и смокинг вызовут вопросы.
Тэхо улыбнулся.
– Давай что-нибудь посмотрим? – унося тарелки на кухню, предложил он. – Тут есть старый проектор и какие-то фильмы.
Пока Тэхо, чихая от пыли, включал допотопный LCD-аппарат, я выбрала кино, остановившись на любимом фильме мамы – «Завтрак у Тиффани». Вспомнилось, что мама, когда смотрела этот фильм, все время плакала, а я, в меру своего возраста, не могла понять причину. Возможно, настало время?
– Отличный выбор, – кивнул Тэхо. – Чувствую, настроение у тебя лирическое?
– Это любимый фильм моей мамы, но я его никогда еще целиком не видела.
– Понятно, – усаживаясь на диван и приглашая меня, сказал он. – Мое плечо в твоем распоряжении.
Я фыркнула и, сбросив туфли, села рядом. Но как только фильм начался, придвинулась поближе и положила голову ему на плечо. Тэхо поцеловал меня в макушку и обнял:
– Смотри внимательно, героиня мне чем-то напоминает тебя.
Сначала мы смеялись и подшучивали над сценами и репликами. А когда главные герои наконец-то поцеловались, я сама не поняла почему, но заплакала. На сцене, где Холли под дождем искала своего безымянного кота – совсем раскисла.
Тэхо вел себя как настоящий джентльмен – ничего не говорил, только сильнее прижимал к себе. Не двигаясь с места, мы просмотрели титры, и когда они закончились, так и остались сидеть в темноте. Тэхо подушечками пальцев чертил дорожки на моем предплечье, а я думала о том, что он совершенно прав – я, как и