конечно, всякая ерунда, вроде первого зуба – пятнадцатого июня у Нино вылез первый зуб. И фото её слюня-я-явой. – Женька снова улыбается той особенной, только Нино предназначенной улыбкой, поднимает ресницы и неожиданно тушуется под моим взглядом: – В общем, всякая сентиментальная чушь. Тебе это будет не интересно.
– А ты за меня не решай.
Её глаза расширяются.
– Ладно. Не буду. Хочешь ещё что-нибудь спросить?
На самом деле у меня столько вопросов, что я не знаю с чего начать… Выбираю самый, как мне кажется, безопасный.
– Да. Как ты… ну, в смысле, как прошла твоя беременность?
– Отлично. У меня почти не было токсикоза и, представь себе, живота.
– У тебя шрам. – Веду по белёсой, едва заметной полоске чуть выше лобка. Женька сжимается. Шарит взглядом по комнате, вскакивает. Возвращается с сумкой. – Что ты делаешь?
– Хочу показать тебе свои беременные фотки. Если хочешь.
Я, конечно же, киваю. Фото студийные. И красивые. Животик и правда у Женьки был совсем небольшой. С жадностью вглядываюсь в каждую фотографию, а по краю сознания всё равно скользит одна не дающая мне покоя мысль.
– Шрама у тебя не было.
– Да, он от кесарева. Вот, смотри, это первое фото Нинуськи.
– Страшненькая она какая-то…
– Эй! – возмущается Женя, пронзает меня полным негодования взглядом, а потом откидывает голову и смеётся. – Ладно. Ты прав.
– Ты сама захотела?
– Что?
– Рожать при помощи кесарева?
– Нет, так вышло. Это Нине уже два часа.
– А почему она не с тобой? Это же бокс интенсивки? Что-то пошло не так? Ей угрожала опасность?
– Да нет же. Это у меня были кое-какие проблемы.
Ах вот почему она увиливает от моих вопросов!
– Кое-какие? А можно чуть подробнее?
– Осложнение в родах. Так бывает. Всё обошлось – и хорошо.
Я зажмуриваюсь. Не знаю, свыкнусь ли я когда-нибудь с мыслью, что не был рядом в этот момент, что не уберёг, что банально мог не узнать о существовании дочери, если бы с Женькой что-то случилось.
– Неужели твой отец не мог обеспечить тебе нормальную медицинскую помощь? – злюсь на себя, а рычу на Женьку.
– Как раз она меня и спасла.
Вот как? Значит, всё было плохо настолько? И ничего ведь. Выжила. Выкрутилась. И шесть лет без меня жила. Храня, мать его, верность. Башка просто взрывается от этих мыслей. Страхов. Сомнений…
– Дерьмо.
Отхожу к окну. Почему-то мне рядом с ней становится физически плохо. Я как будто облажался по всем фронтам. Это очень гадкое чувство.
– Не вини себя. Ты не виноват, что не смог быть рядом.
Я застываю. Вот как можно быть такой? Откуда в ней это? Я не понимаю. Но мне хочется в этом эфире купаться. Хочется его горстями жрать, втирать в себя целительной мазью, забыв обо всём. Тогда как теперь, напротив, мне нужно быть как никогда начеку. Собранным и с холодной головой.
«Ты не виноват, что не смог быть рядом»…
А теперь, вроде как, могу. Мало того, я должен. И это «должен» меня убивает, даже несмотря на то, что вполне совпадает с моим же «хочу». Ещё больше бесит то, что и Женька это понимает. Она как будто вообще всё понимает. Вообще… Всё. Мою в ней нужду – здесь, сейчас, за которой, может быть, ничего другого и не последует. И она подходит ко мне, она отдаёт себя. Ничего от меня не требуя.
Глава 19
Евгения
В этот раз обеду на лужайке ничего не мешает. Погода стоит прекрасная: лёгкий ветерок приносит с клумб пьянящий аромат роз и запах напитанной влагой почвы. По небу плывут облака, смягчая палящий зной. Птички поют, в отдалении плещется речка. Одним словом – красота. Была бы ещё компания хорошей – цены бы этому всему не было.
– Готово! Где же наши мужчины? Жень, пойди их поторопи.
Мама отдаёт приказы легко. Не помышляя даже, что я могу ослушаться. Переглядываюсь с Дорошевым и закатываю глаза, пока занятая составлением букета мать не видит моих кривляний.
– Сейчас… Сюда лучше ромашки или васильки? Серёж, как думаешь?
Моим мнением не интересуются. К этому я привыкла. И даже уже не больно. Я просто знаю, что иначе не может быть.
– И то, и то, бабуль! Мы же не хотим никого обидеть, правда? – вмешивается в разговор моя дочь. Я улыбаюсь. Мне импонирует то, что у Нино по любому вопросу есть своё мнение. Но ещё больше мне нравится, что она не боится его высказывать.
– Обидеть?
– Ну конечно. Если мы выберем васильки – обидятся ромашки. И наоборот.
– Вот как? Интересная теория. Но я не уверена насчёт такого сочетания цветов.
– А мне кажется, хорошо. Такой себе деревенский шик, – вставляет свои пять копеек Серый.
Голоса стихают по мере того, как я отдаляюсь. Не знаю, чья в итоге взяла. Мать ужасная педантка. Для неё имеет значение любая мелочь. Всё должно быть по правилам, так, как она хочет! Как я с этим намучилась в детстве – не передать словами. Кажется, ни разу не было такого, чтобы я ей угодила. Она каким-то образом умудрялась втаптывать в грязь любые мои достижения.
– Ох, Саша, посмотри, Женя с отличием окончила школу, – на этом можно было остановиться, но мама каждый раз продолжала: – Однако, боюсь, в следующий раз, если у тебя будет столько четвёрок по химии, вытянуть на пятёрку в четверти уже не удастся.
И так во всём… Мол, да, Женя молодец, но… Всегда какое-то «но». Что бы я ни делала, каких бы вершин ни достигала. А впрочем, плевать. Это в прошлом и давно уже не болит. Прохожу через раздвижные двери в гостиную – никого. Иду в столовую, кухню, где кипит работа. Даже не знаю, почему решила сюда заглянуть. Вряд ли отчим хоть когда-нибудь забредает на территорию обслуги. Тогда где же он? Прохожу по коридору. Я особенно не
