до сорока доходило, сейчас все хорошо, но онемение в конечностях, слабость.
– Онемение – это как? Руки-ноги не двигаются?
– Ой, гадость какую говоришь! Молчи! Это как будто ногу отсидел и не чувствуешь, а она и двигается и слушается. Фу, на тебя!
Нервные эти женщины. Ужас. Что за день впереди, если начинается он так нелюбезно?
А тут уже Янчик, услада глаз и песня сердца:
– Когда поедем на лодке?
О-о-о-о!
Ларка с Машкой: пш-пш-пш. Головами покивали, руками поразводили, что-то себе решили и успокоились. Значит, точно со Славкой ничего страшного, справится сынок. В обозримом будущем одна проблемка маячит – катание на лодке. И Макар решил пойти к деду. Во-первых, его «скорлупка» вряд ли на троих взрослых рассчитана…
Прокопий стоял у ворот и эмоционально разговаривал с человеком в тонированной машине. Макар притормозил на уважительном расстоянии – мало ли? Дед заметил его, кивнул и сразу опять повернулся к собеседнику, хлопнул того по плечу, прощаясь, и поманил Макара: давай, заходи во двор, не маячь. Макар ничего не спросил о визитере, Прокопий ничего не сказал. Право частной жизни.
Ханна совершенно уверенно – сама! – сидела под сливовым деревом и гулила, пуская пузыри. На пледе разложены игрушки, но малышка увлеченно следит за толстенькой зеленой гусеницей. Трогает во рту набухшую десенку и тянет мокрый пальчик к желейной колбаске. А! Гусеница пугается и сворачивается калачиком. Ханна снова проверяет, как там обстановка во рту, но все, как и прежде, неизменно, и тогда она возвращается к живой игрушке, которая раскрутилась и припустила прочь, в спасительную траву. Девочка хватает ее пальчиками поперек тельца и тянет прямо в рот.
В прыжке, достойном южноафриканского легкоатлета, Макар выхватывает живую питательную массу у самых губ мелкого плотоядного существа. Ханна! А Ханна носик сморщила, бровки свела, губешки надула, подбородочек задрожал – ну, сейчас вам бу-у-у-удет. Но за Макаром увязалась Лила, да и как без нее? Лизнула плаксу в нос, и все беды забылись.
– Да я тебя одного вообще на воду не выпущу! – взметнул дед мохнатые брови. – А с детьми и подавно! Тоже мне, моряк выискался!
– Так они мне всю плешь проели – покатай! Я только вдоль берега… тихонько…
– Ой, идиот! Прости, Макарий. Ты не вырос около воды. Какой с тебя спрос? Идем в дом. Там все и решим.
– А Ханна одна тут останется, без присмотра?
– Что с ней станет? Жука съест? Здоровее будет. Вон Лила с ней побудет – в обиду не даст, жуков…
Прокопий на каких-то местных сайтах посмотрел прогноз, изучил сезонную карту течений, ткнул пальцем в синюю каплю на краю острова.
– Вот сюда поедем, – сказал он твердо, – не будем мудрить. Там мои парни, позвоню, договорюсь – покатают всех, и рыбалку устроят, и девчонок развеселят.
– Дед, что значит «девчонок развеселят»? Они жены и матери…
– Что ты за человек скучный, Макарий? Когда лодку поперек волн направляют – она скачет, а девчонки хохочут и визжат.
– Это весело, по-твоему?
– Я ж говорю, скучный ты. У них за все это время, кроме детских соплей, твоей кислой физиономии и ужасов жизни, никаких впечатлений. Молодым нужна беспричинная радость, понимаешь?
У Макара уже получился избыток впечатлений. Столько всего о себе нового узнал… Обидеться, что ли? Давно не обижался что-то. Но если подумать, самому ведь тошно от такой жизни – то ужаса ждешь, то кошмара. Прав дед, пусть девчонки повизжат.
– Понимаю, Прокопий. Когда поговоришь с ребятами?
– Звоню уже. Стефа просила мебель в комнате переставить. Подсобишь? Здравствуй, чертяка! – обратился он к человеку на другом конце провода. – Как сам?
Прокопий завел долгую бессодержательную беседу, Макар отправился искать Стефу. Она сидела между Ханной и Лилой, все под тем же деревом, в саду. Чайной ложечкой кормила дочь фруктовым пюре. Лила провожала голодными глазами исчезновение каждой порции за двумя крошечными белоснежными зубками, облизывалась розовым язычком, сглатывала, показывая такие же мелкие зубки.
– Привет! Смотри не перепутай! – решил пошутить Макар.
– Здравствуй! Лила не ест человеческую еду, это она просто сопереживает процессу пищеварения. – Стефу не смутишь шутками унылого человека.
– Скучно тебе здесь? Даже Марта вас забросила.
– И слава богу! Кому молиться за такое счастье, и не знаю! Не напоминай о ней. Не скучно. Я на диссертацию материал собираю, с Ханной алфавит выучили…
– Как выучили? Она же ни слова не говорит, а из звуков и половины у нее не получается.
– Много ты понимаешь. Она знает, и все.
– Завтра поедем! – Прокопий высунулся из окна. – Стефа, завтра пикник в лагуне, одобряешь?
– Ура! Мы все едем?
– Все, как же не все?
21
Туристы, как вездесущие муравьи, попадая в новое место, город или страну, пытаются изучить каждый уголок и утащить с собой на память некую ценность – ракушку, бусики, вазочку, музыкальную шкатулку, фотографии… Ведь, может, больше никогда не доведется побывать здесь еще раз, и жажда впечатлений гонит вперед без устали и чувства насыщения.
Местный житель нелюбопытен, спокоен – ему принадлежит все это без остатка и навсегда. Он с самого рождения пресыщен всем, что здесь может быть предложено.
Как только Макар с Ларисой обрели свой дом на острове, они кинулись жадно узнавать, осваивать территорию, приспосабливаться к местной жизни, встраиваться в ее ритм. Когда произошла адаптация и ощущение чужеродного нароста на теле давно сформировавшегося общества притупилось, новые поселенцы притихли, довольные своим маленьким ладным мирком, ведь все, чего они могли желать, у них уже было.
Небольшая голубая лагуна в сорока минутах езды от дома покорила их воображение сразу и до конца дней. Чистейшая, прозрачная, бирюзовая, с лазурным центром, хрустальная бусина воды в окружении пологих светло-бежевых стен. Небольшими уступами, словно ступенями, каменные плиты формируют атриум с самой прекрасной сценой из всех возможных. Присаживайтесь, господа, согласно купленным билетам, наслаждайтесь величием созданного природой, направьте свои взгляды и мысли в сердце синевы, замедлите дыхание, пусть очистятся ваши души и сердца заполнит любовь.
Как могли мы не знать?
Как могли мы никогда здесь не быть?
Неужели вот так и могла пройти жизнь?
Прокопий смеется, искры глаз скрываются в складках век. Эх, молодежь! Девчонки детей всучили старшим, сбросили сарафаны, где пришлось, и с разбегу прыгнули в яркую синеву воды, обрамленную каменными драпировками, визгом оглашая окрестности.
Макар с Ларисой смотрят друг на друга: ну что это? А как же вещи разобрать? Вообще как зонтик воткнуть в каменюки эти? Кто детей от солнца мазать будет?
– Эй! Мы тоже купаться хотим!
Безобразие, форменное безобразие. И Лила того же мнения – бегает по берегу,
