Я перестала кричать. Мой крик, вернее мычание бесполезно, не долетает до слуха Андрея.
Волков меня не слышит, он видит лишь её. Её.
На его лице отражалось всё.
И я поняла — всё зря, все мои попытки — зря. Всё что я сделала — зря.
Не меня любит — Её.
И теперь мне стало всё равно. Отчаяние захлестнуло и заставило действовать, я начала ерзать с силой, на какую даже не думала что способна. Хотелось высвободиться все давило, мешало. Воздух в лёгких перекрыло, словно кто-то надавил рукой мне на грудь.
Рывками я дергалась и стонала от боли, которую причинял каждый такой рывок.
И вдруг колонна дернулась, пошатнулась и начала наклоняться в сторону обрыва стены… сейчас упадёт и заберёт меня с собой.
Сейчас… всё закончится.
Но в этот же момент, так сильно захотелось жить… любить, бороться…
Я закричала так, как не кричала никогда в жизни. И меня услышал… он — Волков.
Повернул голову и в глазах его я увидела… любовь.
А потом всё как во сне… наши взгляды встретились, переплелись… угол зрения поменялся… бетонная колонна падала, а я вместе с ней…
Вижу, как кинулся Волков, напряженно смотрит Николаев… хватает Волкова за руку, дергает, останавливает и довольная улыбка пересекает ненавистное лицо.
Вижу лицо Андрея искаженное страданием, он бьёт Николаева по руке, в воздух взлетает телефон… каждый шаг Андрея ко мне, поднимает пыль… Андрей протягивает ко мне руки и кричит — Л-и-з-а! Не-е-ет!
А потом… ничего не вижу…
***
Я подбежал к краю стены и посмотрел вниз. Бетонная колонна лежит прямо, а Лиза привязана к ней. Обмякла, откинула голову. Ноги в неестественном положении. Глаза закрыты. Она мертва?
В ужасе смотрю на эту страшную картину и понимаю, вот какой итог моего настойчивого желания мстить.
Вот итог.
Всё во мне задрожало. Тело, разум. Безумная дрожь. Больная, истеричная. Ненормальная. Но уже бесполезная. Поздно дрожать и метаться, поздно что-то делать.
Поворачиваюсь и в этом странном состоянии иду на Степана. Он испуганно смотрит, шарит по карманам. Что-то ищет.
— Ну тварь, теперь ты за все получишь! — кидаюсь на него, хватаю за шею и начинаю душить.
А он судорожно дергает руками. Одной рукой за меня схватился, а другой пытается оттолкнуть. Пустые попытки. Пальцы мои в мертвой хватке впились в его шею.
— Убери свои руки, — цедит каждое слово, ворочает головой.
Одна моя рука отпускает шею, сжимается в кулак и таранит Степана в живот. Лицо его искажается болью, и в этот момент в руке появляется нож. Маленький, с тонким острым лезвием. Опасное орудие убийства.
Смертельная борьба между нами продолжается. Теперь только до крови. На самом деле — кто кого.
— Ненавижу тебя, — цедит покрасневшими, покусанными губами.
— Себя ненавидь, падла, — давлю что есть силы, пытаюсь не позволить ему коснуться моего лица.
— Ты мою жизнь сломал, и ответишь за это, прямо сейчас, — плюётся мне в лицо.
— А ты, ответишь за смерть Саши, — отвечаю сурово.
Он усмехается, ему смешно.
— Подавись своими девками, они мне были не нужны. Только хотелось тебе урок дать, чтобы не жил розовыми мечтами. Все они суки продажные. Все.
— Спасибо за урок, но ты перепутал, это тебе нужно учиться.
— Все бабы шлюхи и твоя жена шлюхой была, да ещё какой. Сама лучшая из шлюх. Она получила, что заслужила.
До слуха донесся вой сирены. Уже поздно, вряд ли они кого-то из нас спасут. Жаль, что не спасли Лизу.
Ещё удар. Я пытаюсь выбить нож из Степкиной руки, но он держит крепко. Только не может повернуть его и вонзить в меня. Силы почти на исходе, напряжение предельное. Из последних сил, какие ещё остались, я вцепился в руку с ножом. Степан давит сильнее и нож медленно поворачивается в мою сторону.
От напряжения мы оба трясемся сцепленные в жгут. Нас не разорвать. Если кто-то и попытается сделать это — не получится.
Градус нашей ненависти друг к другу зашкаливает. Никто не отпустит. Не уступит. Наши желания одинаковы, каждый хочет только одного — прикончить другого.
Последние секунды его или мои? Чьи секунды неизвестно.
С каждым миллиметром поворота ножа, я чувствую — мои секунды последние.
Пальцы онемели, сжимая руку Степана. Но я держу, словно они вросли в его кожу. До боли, до муки вросли.
Его лицо искажено ненавистью, он не отступит и я не отступлю.
— Остановитесь! — слышу голос следователя откуда-то издалека.
Ногой бью Стёпку по лодыжке и он падает, увлекая меня за собой.
Он падает, я на него и чувствую… как пронзает моё тело тонкое лезвие.
Вижу глаза Стёпки. Испуг, страх. Ненависти нет уже. Есть растерянность.
Степан отпускает меня, а я валюсь. Бессильно падаю в сторону, на бетонную крошку.
Несколько секунд я смотрю в утреннее небо. Бездонное, голубое…
Закрываю глаза и пропадаю в бездну.
***
Открываю глаза от страшного шума в голове, в ушах. Вокруг что-то шумит, гудит, трезвонит.
Проснулась, вернулась в сознание и сразу вспомнила, как летела привязанная к камню. Сейчас лежу на носилках, укрытая тёплым одеялом и моргаю, пытаясь рассмотреть хоть что-то.
Вижу над собой небо. Пустое, без облаков. И всё. Не могу ничего увидеть по сторонам. Слышу, вокруг суета. Краем глаза угадываю это врачи, полицейские, бегут, кричат. Почему они кричат все и сразу? Не понимаю, почему так шумно.
Не чувствую тело. Только боль. Сплошная, ноющая, режущая, всеохватывающая боль в теле. Непонятно. Как так получилось.
Но я всё ещё жива. Всё болит, но жива ведь.
Двигаться не могу, тело стянуто ремнями. Зачем? Постаралась приподнять голову. Боль пронизала тело. Я вскрикнула и откинула голову на твердую подушку.
Меня несут, куда, не могу видеть. С трудом, превозмогая острую боль, повернула голову в сторону и…
Волков.
— Волков! — кричу, но он не слышит.
Его тоже несут, но ещё не успели укрыть, и я вижу всю эту кровь, сплошное кровавое пятно.
— Волков! Нет, нет, Андрей! — кричу, а он не слышит.
Глаза закрыты, голова болтается, в такт шагов.
Я не вижу его лица. Не вижу. Боже, что с ним? Тоже упал, разбился?
— Волков! Господи! Андрей!
Носилки пронесли мимо меня.
— Подождите, нет, подождите! — кричу, но кажется, никто меня не слышит, я сама себя не слышу.
Ни голоса, ни крика. Ничего не слышу. Только голоса людей.
Попыталась поднять голову, но снова острая боль ворвалась в тело. Зато в это мгновение я увидела, ведут Николаева, в наручниках. Значит, его поймали, значит, будет справедливость и правосудие. Его накажут и что было этому ценой — жизнь Волкова.
Нет, он не умрёт, не имеет права. Я не хочу.
— Волков! — кричу ещё и ещё.
Кто-то подошел, смотрит на меня. Женщина. Врач. Положила ладонь мне на лоб.
— Не волнуйтесь, всё будет хорошо.
— Волков, что с ним? — спрашиваю.
— Что, я вас не слышу.
Чувствую слёзы. Двинуться не могу, только слёзы ручьями текут по щекам.
Кто сможет ответить что с ним, кто остановится и даст ответ?
Женщина отошла. Меня везут дальше. Вижу полицейских, кого угодно, только не Волкова.
Резко всё оборвалось, носилки дернулись и меня погрузили в машину. Двери захлопнулись, я немного посмотрела в потолок, послушала разговор врачей, что сидели рядом и всё время трогали меня, то за руку, то за ногу, то смотрят в лицо, что-то спрашивают, а я не понимаю, чего они хотят.
Устала смотреть, закрыла глаза.
Потом я просто лежала. Наедине с собой и болью. Чувствую каждый поворот машины, каждую остановку и неотрывно думаю об Андрее. Неизвестность раздирает изнутри. Слёзы одна за другой падают на подушку.
Что там случилось, что произошло? Николаев, получается, убил Волкова. Неужели он его убил? От этих мыслей становилось ещё хуже. Я всхлипывала понимая, что наверное видела Волкова в последний раз.
Не верю. Нет, не верю. Нужно чтобы кто-то мне сказал это глядя в глаза.
