— Как-то так, Ди, — говорит неразборчиво, сжимая челюсти.
— Мне так жаль… — слёзы катятся по щекам. Общая траурная атмосфера давит на грудь, дышать становится трудно, от плотной дымовой завесы подкатывает дурнота.
— Не стой тут, иди внутрь, — протягивает ко мне руку и тянет за собой в здание.
На первом этаже ещё люди, кто-то плачет, кто-то хмурится. Прямо напротив входа на невысокой подставке стоит рамка с портретом Сергея Викторовича, с траурной лентой в углу. Я его совсем не знала, но успела проникнуться такой теплотой, что хочется рыдать в голос. Эмоции накрывают с головой, приходится закрыть рот рукой, сдавливая, приглушая рвущийся наружу крик.
— Пойдём, — Артём обнимает меня за талию и отводит в сторону, к лестнице, на второй этаж.
Иду за ним, с трудом переставляя ноги.
«Уймись, Диана! — осаждает внутренний голос. — Ты видела этого человека всего несколько раз в жизни!».
Но я не могу. Давлюсь слезами, размазываю их по лицу и чем старательнее пытаюсь, тем сильнее расхожусь. Тело бьёт озноб, я растираю руки одна об одну, судорожно вдыхаю и медленно выдыхаю, шумно и неровно.
— Прости, — говорю Артёму дрожащим голосом, чувствуя неловкость за свою чрезмерную эмоциональность, — это так неожиданно, поверить не могу.
— Для всех нас, — отвечает глухо. — Присядь, я принесу успокоительное. Оно у нас сегодня рекой…
Отходит в сторону, Тимур преграждает ему путь и пару минут они общаются. Артём дёргается ко мне, но Тимур перехватывает его за руку и что-то говорит на ухо. Тот кивает и идёт в противоположную сторону, к столикам, за успокоительным.
Возвращается с крошечным пластиковым стаканчиком и протягивает мне.
— Выпей, станет легче, — говорит заботливо и кладёт мне руку на плечо, слегка сжав. — Мне надо отойти.
Принюхиваюсь к жидкости и тут же убираю стаканчик подальше. Что он мне там налил? От одного запаха тошнит, лучше бы водки принёс…
Суета вокруг отвлекает, я успокаиваюсь, отставив стаканчик подальше и неловко топчусь в зоне отдыха рядом с остальными коллегами, пока не возвращается Артём.
— Друзья! — говорит громко и все тут же замолкают. — Прошу, пройдите на первый этаж. Я должен сделать объявление.
Через час офис опустел. Артём отправил всех по домам, работать не был в состоянии никто, Алла наконец-то перестала плакать и таращилась в одну точку, сидя на краешке дивана на третьем этаже, а я просто отупела от собственных мыслей и не хотела домой, вяло перебирая бумажки за своим рабочим местом.
Артём закончил очередной звонок, шумно выдохнул и подошёл к моему столу.
— Ты как? — спрашивает тихо.
— Это моя реплика, — кривлюсь в ответ. — Мне так стыдно, я совершенно расклеилась… неправильно, что поддержку оказываешь мне ты.
— Напротив. Чувствую, что хоть на что-то могу повлиять…
Скупо улыбается, а я беру его руку в свои, осторожно поглаживая одним пальцем.
— Тёма… — слышу тонкий женский голос от двери и тут же отдёргиваю руки. — Милый, у нас много дел.
В кабинет проходит женщина под шестьдесят и окидывает меня взглядом. Не пренебрежительным, не надменным. Ей просто любопытно. Она даже немного улыбнулась и спросила, хитро прищурившись:
— Вы Диана?
— Да, — отвечаю быстро и тут же поднимаюсь и иду ей навстречу по непонятным причинам. — Примите мои соболезнования…
Тяну руку и она мягко пожимает её в ответ. Её пальцы холодные, кожа на руках сухая, шершавая, под ногтями грязь, которую, похоже, просто невозможно вымыть, это должно отталкивать, но от неё веет таким теплом, что хочется подойти ещё ближе.
— Спасибо, — отвечает искренне и выжидающе смотрит на сына.
— Простите, мне пора, — говорю быстро, — ещё раз примите мои соболезнования.
Она кивает, а я забираю сумку и вещи и тороплюсь покинуть дом скорби.
— Ди, погоди! — окликает меня Артём в коридоре. Я разворачиваюсь и пытаюсь спрятать появившуюся некстати улыбку. — О, пожалуйста, улыбайся! — говорит с запалом и подходит почти вплотную, взяв за руки. — Я нарочно тебя спровоцировал, мне это нужно, как воздух!
— Да как-то не к месту… — бормочу, отводя взгляд.
— Что действительно не к месту, так это сегодняшний ужин с инвесторами, — говорит недовольно, — но пойти всё равно придётся, в противном случае отец будет являться мне во снах.
— Ты пойдёшь? — переспрашиваю удивлённо и поднимаю взгляд.
— Я надеялся, что мы… — говорит виновато, — я рехнусь там один.
— Конечно, я с радостью! — отвечаю тут же и слабо морщусь.
Что ты несёшь? Какая, нахрен, радость, у него отец скончался! Какое, к чёрту, «конечно», там будут помимо прочих два твоих любовника!
— Диана, улыбаться и радоваться не возбраняется, — говорит с лёгким укором. — А красивое платье поощряется. Я заеду в шесть, идёт?
— Идёт, — выдавливаю из себя улыбку и высвобождаю руки.
По дороге домой прихожу в себя. Разревелась там, будто дочь родная, идиотизм. Да, мужчина показался приятным во всех отношениях, и как начальник, и как человек, но это перебор. Видимо, сказалась общая обстановка: когда все вокруг рыдают просто невозможно оставаться равнодушной, если ты не социопат, конечно.
Переоделась дома в мягкую удобную пижаму и прошла на кухню сварить кофе, с удивлением обнаружив любимую чашку чистой и на прежнем месте.
Собрав всех в холле первого этажа Артём рассказал, что его отец покинул этот мир вчера вечером. Может как раз в его кончине причина перемен в Соболеве. Он поддержал крепким братским объятием Артёма, наверняка и к его отцу питал тёплые чувства. Даже у таких, как он, есть привязанности. Потому и притащился, в своих переживаниях, погреться на моей груди, уже привычной, просто отвлечься от собственных давящих мыслей. Зачем искать какую-то девицу, напрягаться, вымучивать улыбки, когда можно просто долбить в дверь, пока не откроют, точно зная, что это произойдёт. Похоже, эту ночь я отработала жилеткой.
Романтик во мне тут же спрятал за спину осколок розового стекла, через которое смотрел последние два дня, нахмурился и проворчал:
«Не отдам».
«Подавись» — буркнула в ответ и сняла с плиты турку с кофе, аккурат перед тем, как в дверь начали стучать.
Уже даже плевать, кто там, но я всё равно слегка удивилась, увидев Ибрагима. Этому-то что надо?
— Мне нужна помощь, — говорит понуро и я, разумеется, тут же впускаю его. — Прости, что опять притащился…
— В моём паспорте другая прописка, — говорю сердито то, что собиралась в последний его визит.
— Да, было немного неловко, — начинает смеяться в ответ, а я переспрашиваю с глупой улыбкой:
— Ты что, завалился к моей маме?
— Она не сказала? Впрочем, я же попросил… хотел рассказать сам. В общем, тот букет, что валяется под твоими окнами, уже второй. И мы мило побеседовали за чашкой чая… ты была такой очаровательной в детстве, хорошо, что это не изменилось.
Я начала пунцово краснеть, а рука сама потянулась к карману, где лежал телефон, но с нагоняем решила повременить.
— Что за помощь? — перешла к делу, а он достал из кармана лист и развернул его.
— Это территория виллы со спутника. Ты не могла бы…
— Проходи, — говорю между делом и забираю бумагу, возвращаясь на кухню, — кофе будешь? Только сварила.
— С удовольствием, — отвечает с улыбкой, а я сажусь на стул и начинаю изучать снимок, недвусмысленно намекнув, что обслуживать его не собираюсь.
— Я стояла вот тут, — тыкаю на изображение, а он нависает надо мной, дыша в затылок.
— Интересно… — говорит задумчиво.
Да нихера там интересного нет. Деревья, зелень, строений поблизости, помимо главного здания, нет и в помине. Кошусь на него, слегка задрав голову, а он продолжает таращится на снимок.
— А что говорили дословно сможешь вспомнить? В идеале, на турецком.
Напрягаю память и морщусь:
— Дословно не получится.
— Может помочь любая мелочь!
— Ибрагим, зачем ты приехал? — спрашиваю строго. — Я рассказала всё в тот же день, а сад у тебя такой, что можно спрятаться под любым кустом, вообще по барабану, где я стояла в тот момент.
