— Я должен был рассказать тебе… — вздыхает понуро и садится на стул рядом. — Я хотел, ещё там, в Стамбуле, но… чёрт, а если сделка сорвётся? Я буду выглядеть обманщиком. Но, по сути, обманщик и есть. Всё это я затеял ради тебя. Сделку, контракт, всё.
«Ага, ты ради меня родился» — мысленно закатываю глаза.
— Что ты имеешь ввиду? — спрашиваю ошалело. Я реально ошалела от его наглости!
— Ты же знаешь, наши с Тимуром матери общаются… как-то я подвозил свою, месяца три назад, прилетал на выходные… — он старательно наводил тень на плетень, а я не менее старательно пялила глаза, слегка приоткрыв рот. — Они обедали с Жанной неподалёку от офиса… и я увидел тебя. Хотел бы рассказать что-нибудь романтичное из серии «ты так хохотала, разговаривая по телефону», но ржал я сам, когда ты наступила в собачье дерьмо и довольно виртуозно выругалась на всю улицу. Еле успел окна закрыть, чтобы не спалиться.
А вот тут я напряглась. Было такое. И в дерьмо я наступаю не каждый день, для меня это целое событие.
— Это странно… — пробормотала вслух, отведя взгляд.
— Ну да, не совсем нормально… но… ты такая живая, такая искренняя! Таких мало, Диана. Как любит выражаться Али — исчезающий вид!
Сердце вдруг ускорило темп, а ладони вспотели. В голове свербела какая-то мысль, но чёртов турок продолжал болтать, восхваляя меня, и совершенно невозможно было сосредоточиться.
— Мне нужно было какое-то дело тут, в городе, а Жанна давно жаловалась на то, что с Тимуром невозможно работать… и я решился. Для начала хотел проверить, смогу ли работать с ним сам, а когда он взял на переговоры тебя, просто не мог поверить своему счастью!
«Да замолчи ты уже!» — взрываюсь мысленно и смотрю на часы.
— У тебя планы? — спрашивает со вздохом.
— Прости, я… — начинаю мямлить, старательно изображая из себя дуру, — у меня действительно планы, но дело даже не в этом. Всё это… слишком, понимаешь? Твой напор… вся эта серьёзность намерений… я не готова, мне нужно время, чтобы обдумать, переварить…
Господи, ну что за театр абсурда! Даже если ты видел, как я наступила в дерьмо, это не значит, что я поверю, будто ты купил бизнес только чтобы подстелить соломку под наше совместное счастливое будущее! Даже если ты на столько уверен в своей неотразимости, что не допускаешь и мысли, что я могла не ответить взаимностью!
— Разумеется… — бормочет чуть слышно, — прости, что вывалил на тебя это вот так. Не мог больше молчать, не мог скрытничать, только не с тобой…
«Да-да, вали уже» — поторапливаю мысленно и поднимаюсь.
Выпроваживаю, закрываю дверь и не могу вновь нащупать ту мысль, ту тонкую нить. Чёрт!
Ведьма! Едва она прошла в зал ресторана, держа под руку святошу, разговоры смолкли. Турок расправил плечи, инвесторы, сидящие лицом, вытянули рожи и шеи, а их блёклые спутницы скривили ярко накрашенные рты.
Изумрудное платье в пол струится по телу, из разреза спереди то и дело появляется стройная ножка. Укладка волнами, лёгкий макияж. Она вдруг спотыкается о ковровое покрытие, Купреев придерживает её за руку, а она начинает сдавленно смеяться и прикрывает глаза ладонью. На её щёках выступает румянец, а на лицах присутствующих мужиков — блуждающая улыбка.
— Теперь понятно, почему ты опоздал, — говорю едко, а она перестаёт улыбаться.
Думал, будет легче, но стало только хуже. Её губы надулись, во взгляде появилась печаль и обида, желание прижать к себе и больше никогда не отпускать лишь усилилось.
— Если бы у меня была такая спутница, я бы вообще не пришёл, — заявляет турок. Падла!
Инвесторам ремарка пришлась по душе, разговоры возобновились, я сделал короткое объявление, представил своего нового партнёра и следом он около часа в красках распинался, какие горизонты открывает это сотрудничество. Знали бы они… может, просто грохнуть его? Разве что ради удовольствия, колёсики вновь закрутились, обратного пути нет. Точнее, затянулась удавка на моей шее. С нынешним размахом фирмы меня просто так не отпустят, Ибрагим такая же пешка, просто приятная глазу картинка, весь из себя улыбчивый и словоохотливый. Уже пообещал рост прибыли на семь процентов за три месяца, Купреев чуть не подавился. Понимаю, именно поэтому я жрать и не стал. Остальным новость дико понравилась, а водка полилась рекой.
Диана молчала. Все три часа, что длился ужин. Один раз что-то прошептала на ухо Купрееву, после чего они спешно раскланялись и удалились. Лишившись главного украшения, постепенно начали отчаливать и остальные. Последним поднялся турок, промокнул рот накрахмаленной салфеткой и бросил с усмешкой:
— Прилетишь — позвони.
Пошёл ты!
Дожидаюсь, когда он выйдет, опрокидываю рюмку, к которой не притрагивался весь вечер, бросаю на стол деньги и еду к ней.
Торможу у её подъезда и вижу, как в слезах выскакивает её подруга, тоже с восьмого. Как некстати… что они там не поделили? Впрочем, утешу.
Я даже приободрился от одной мысли, что смогу подставить ей плечо. Возле двери только немного напрягся, когда увидел, что она слегка приоткрыта. Терпеть не могу приоткрытые двери! За ними всегда какая-то подстава!
И этот раз не исключение.
Прохожу и слышу сдавленные рыдания. Разуваться или нет?
— Диана? — чёрт, голос дрогнул.
— Проходи, — отвечает сквозь слёзы.
Разуваюсь, иду в комнату, ахреневаю. Она лежит голая, на животе, уткнувшись лицом в подушку, хлюпает носом и говорит зло:
— Фотографируй и уходи.
Земля уходит из-под ног. Как она узнала? Сука, переводчица с восьмого! Дрянь!
— Оглох?! — кричит, приподняв голову. Губы кривятся, тушь размазана, такая сломленная, разбитая, подавленная. Внутри всё сводит от презрения к себе, от жалости к ней, сердце как будто сжимают, на грудь давит. — Фотографируй и уходи!
Достаю телефон из кармана и делаю вид, что фотографирую. Так лучше. Порыдает ночь и отпустит. А я буду медленно подыхать внутри.
Обуваюсь и выхожу.
В машине вновь достаю телефон и открываю список контактов. Так, эта, кажется, из отдела кадров. Двенадцать уже, да и похер.
— Тимур Александрович, — сонный голос после третьего гудка, — чем могу быть полезна?
— Фамилия переводчицы, с которой таскалась Гордеева, — отвечаю сухо.
— Минаева Татьяна, — ответ без промедлений.
— Она летит со мной. Организуй.
— А Кузнецова как же? — слышу растерянное бормотание и выхожу из себя.
— Я как-то невнятно выразился?! — ору в трубку.
— Нет, прошу прощения, — отзывается тут же, — всё сделаю.
Отбрасываю телефон и, резко трогаясь с места, еду в офис. В базе сотрудников должен быть её домашний адрес. Она мне всё выложит! Если её подговорил этот урод, ему точно крышка.
Дороги пустые, долетаю минут за двадцать. Сонный охранник подрывается с места и встаёт по стойке смирно, а я иду к лифтам, сжимая ключи от машины с такой силой, что скрипит пластмассовый брелок. Надо успокоиться, иначе я просто отделаю эту девку.
«Конечно, Тимур Александрович, — говорит едко внутренний мудак, но почему-то голосом брюнеточки, — это ведь ложь, спора не было».
Рука разжимается и брелок падает на мраморный пол. Охранник дёргается, а я вхожу в лифт. Подниму на обратном пути.
Смотрю на своё отражение и не узнаю этого ублюдка. Как будто стою не один, как будто я на самом деле не отражаюсь, это кто-то другой, подлый, ничтожный, циничный. Как будто вернулся тот моральный урод, которого я подавил в себе несколько лет назад.
Тихо хмыкаю и выхожу. Почему как будто? Всё в точности так.
Через час звоню в домофон к Минаевой.
— Кто? — спрашивает нервно. — Ди, ты? — молчу и дверь открывается. Нахера спрашивать? Идиотка.
Поднимаюсь на пятый, последний, без лифта, перескакивая через пару ступенек. Стоит у распахнутой двери, при виде меня испуганно округляет глаза, пытается закрыть дверь, но не успевает.
Немного не рассчитал силу и она упала, нелепо раскинув ноги. Брезгливо морщусь и прислушиваюсь. Если живёт не одна, могут быть проблемы.
