большей грязи валяли Глеба, тем чище на его фоне выглядел Лев.
И теперь я уже не была уверена, кого из этих двоих ненавижу больше.
Того, кто испортил мне жизнь семь лет назад или того, кто портит мне ее сейчас.
Глеб был под стражей, Илья пропал, и я даже не знала, где он сейчас, но я точно знала, кто может мне ответить на этот вопрос.
Но как мне выцепить Аверьянова, который всю неделю не появлялся дома потому что жил на работе? Быть может сегодня, в пятницу, он все-таки решит вернуться в свое гребаное гнездышко, и я наконец встречу его и выпытаю, где держат моего ребенка.
Поднялась с кресла и украдкой глянула в окно на вечереющее небо.
Всю неделю валил снег и сейчас сугробы стали уже привычной картиной, которая напоминала о том, что год подходит к концу. Год подходит к концу, а жизнь продолжается, и мы обязаны и дальше существовать, как-то выживать, цепляться за действительность, хоть этого и не хочется. И если бы не мой сын, я бы уже давно сошла с ума в этом водовороте горя и нескончаемых бед. Илья давал мне смысл жить и бороться. Давал мне смысл жить.
И именно благодаря этому я каждый вечер одевалась, садилась во взятую на прокат машину и ехала к дому Аверьянова только для того, чтобы поцеловать закрытую дверь и принять тот факт, что его снова нет дома. И он снова не ответит мне на вопрос, где мой сын.
Но может сегодня все изменится?
Прошла к шкафу и вынула оттуда джинсы и теплый свитер. Торопливо оделась, подцепила с вешалки куртку и натянула шапку. Шарф на шее был намотан так, что закрывал половину лица якобы от ветра, но именно благодаря ему мне удавалось оставаться незамеченной для снующих по городу папарацци. Ведь они разнюхивали, какие бы еще детали дела посмаковать и о чем рассказать в своих новостях. А моя персона как и персона остальных людей из окружения Глеба их внимание привлекала. Им хотелось перетряхнуть побольше грязного белья. А идти у них на поводу мне не хотелось.
Сцапала с вешалки ключи от машины и вышла во двор. Вокруг было тихо, лишь пара гопников грелась у подъезда. Я обошла их и села в свою машину, заводя мотор. Потом вышла и начала обметать с нее снег, не прекращая бдительно оглядывать двор в поисках необычных посетителей. Но все было буднично и тихо.
Если сегодня Льва снова не будет дома, я поеду в его гребаное управление и разнесу там все к чертям.
Глава 33
Голова гудела, и я убавил радио, которое уже десять минут капало на мозги новостями о Жданове. Весь город гремел громким скандалом. Заместитель губернатора оказался убийцей. Его посадят, мы все умрем, бла-бла.
Обычно подобные дела не придавались огласке, но я подозревал, что кому-то понадобилось разносить эту новость по миру. И этот кто-то сидит на верхнем этаже нашего управления и смакует каждую минуту падения Жданова.
А я заебался. Неделя бесконечных допросов, работы с юристами, переговоры с адвокатами – это кого угодно выбьет из колеи. А еще я тупо не успевал появляться дома потому что рано начинал и поздно заканчивал. А еще потому что у моего дома дежурили журналисты.
Ночевал в гостинице при управлении, там, куда упекал Настю, но целую неделю без сменной одежды прожить нереально, мне придется вернуться в квартиру за вещами, именно поэтому я сейчас старательно пробирался сквозь пробки, чтобы поскорее оказаться дома.
Темный проспект озарился светом фонарей, и я вспомнил, как мечтательно Настя рассказывала о том, что свет освещает ей путь. И невольно ощутил ее присутствие рядом. Будто возвращаюсь в свой дом, а она ждет меня у плиты, насвистывая себе под нос и готовя нам ужин. Слишком утопическая картина, но разве можно заставить себя не думать о ней? Не вспоминать?
Зарулил в знакомый двор, и припарковался на привычном месте. Вышел из машины, и замер, заметив у подъезда знакомую до боли фигуру. Настя стояла около самых дверей, сунув руки в карманы куртки. Она напомнила мне ту самую девушку в первые дни нашего знакомства, когда она еще была Кристиной. В груди что-то снова заныло.
Окинул двор взглядом и заметил неподалеку дежуривших в газели журналистов. Если они заметят нас, поднимется шум, нам лучше убраться подальше и прямо сейчас. Закрыл машину, и направился к Насте быстрым шагом, слыша, что двери газели поехали, кто-то выходил из машины.
– Идем, – дважды ее просить не пришлось, мы нырнули в подъезд, и я едва успел захлопнуть дверь перед носом у какого-то мужика с камерой. – Замерзла?
– Я не для светских бесед сюда пришла, – она сердито выдернула руку из моей и преградила мне путь, вставая на ступень выше. – Где Илья?
Ступенька ей не помогла, Настя все равно была ниже меня, но наши лица оказались в опасной близости, и мне казалось я ощущал тонкий запах мороза, щипавшего ее щеки румянцем.
– Я скажу тебе, где. Но пожалуйста давай не здесь. В любую минуту сюда ворвутся эти кровопийцы с камерами.
Настя перевела взгляд за мою спину и посмотрела на дверь. Она понимала, что я прав. И позволила увести себя к лифту. Поднялись и вошли в мою квартиру в молчании. И только когда дверь закрылась изнутри, я позволил себе заговорить.
– Где ты пропадала? Мои парни потеряли тебя из виду.
– Где Илья? – перебила, и я понял, что придется сказать правду.
– Он в интернате пока что.
Настя уже готова была вспылить, и я ее понимал, но жестом попросил не горячиться. Выставил руку ладонью вперед и продолжил.
– Временно. Пока идет следствие. Как только суд признает Жданова виновным, все изменится.
– Назови адрес.
– Не суйся туда, – ухватил ее за плечо, заглядывая в мятежные глаза. – Ты только хуже сделаешь. Отсидись пока в засаде, Настя. Не ломай еще больше дров.
Настя дернула плечом и отступила, стряхивая мое прикосновение, которое было противно даже сквозь куртку.
– Не учи меня быть матерью!
– Сейчас единственный законный представитель Ильи – Глеб, которого судят. Если его признают виновным, ребенка могут передать органам опеки, и те начнут искать для Ильи новую семью.
– Новую?!
– Боже! Успокойся, дай договорить! – глянул на Настю, она сердилась, но заставила себя
