чтобы я не видела тебя больше! Иначе просто…
– Насть…
– Уходи! – выкрикнула и указала на дверь. Мои руки опустились, я не хотел оставлять ее одну в таком состоянии, но и объяснить, почему не отступлюсь от Ждановского дела тоже не мог. Слишком опасно было открывать ей всё. Её жизнь окажется в еще большей опасности, если она узнает, что на мушке. И кто ее приговорил…
– Пожалуйста, Лев.
Севший голос без жизни и эмоций подействовал сильнее, чем крик. И я сделал шаг прочь, но какая-то невидимая сила тянула меня к Насте. Хотелось обнять, успокоить и попытаться защитить. Но ведь она не примет мои невнятные объяснения.
– Найми телохранителя, если этого не сделаешь ты, я вернусь утром и возьму тебя под охрану, – взялся за ручку двери и обернулся, глядя на хрупкий силуэт с опущенными от непомерного груза плечами. – У тебя есть время до утра. Если надо, свяжись со Ждановым. Одна не покидай пределов номера и никому не открывай.
– Как ты можешь… После всего, что было… – она все еще недоумевала и говорила глухо, будто ей горло дерет от боли. Стояла обхватив себя руками и смотрела куда-то сквозь меня. – После всего что сказал мне, и что я тебе сказала…
В груди медленно и неотвратимо разверзалась пустота. Я понимал, что теряю ее еще не успев сделать своей.
– Помнишь наш разговор про черное и белое? Так вот, Настя. Жданов – черное. И пока я не разберусь с ним, твоя жизнь никогда не станет белой, как ты этого заслуживаешь.
– Она никогда такой не была и не будет… если мой сын попадет в интернат.
– Не попадет. Я верну тебе его.
Настя помотала головой, не веря моим словам.
– Просто уйди из моей жизни и сделай так, чтобы я забыла твое имя.
Я сжал ручку двери до боли в пальцах и опустил голову, не зная, что сделать, чтобы утешить ее.
– Если ты этого хочешь…
Она кивнула, наконец выпадая из транса.
– Я все равно буду любить тебя. Даже если ты не позволишь мне быть рядом. – Ты теперь внутри меня. Течешь в моих венах, напоминая, ради чего я живу. – Буду любить так же, как люблю сейчас.
Настя повела подбородком в сторону, давая понять, что не намеренна больше слушать, и я покинул ее номер и закрыл дверь, пытаясь сделать хотя бы вдох, чтобы заглушить эту боль внутри. Но я разучился впускать кислород в легкие.
А может это и к лучшему. Какой я к черту рыцарь, если не смогу защитить свою королеву?
* * *
Аверьянов ушел, а я опустилась на диван и подтянула колени к груди.
Он не оступится. Не отступится.
Дело проиграно. Глеба посадят, а Илья…
Задохнулась от мысли и тут же ее отмела.
Я не позволю этому случиться.
Найму адвоката. Костьми лягу, но не дам своего ребенка в обиду. В конце концов попрошу Жданова помочь. Он хоть и сволочь, но Илью любит так же как и я. И он все поймет. Обязательно поймет.
И будто услышав мои молитвы, мой телефон зазвонил, и я глянула на журнальный столик и застыла.
Глеб.
Судорожно схватила мобильник и ответила, срывающимся голосом.
– Да.
– Где ты? – короткий резкой вопрос. Сухой тон, собранный и ледяной.
– В отеле. Как Илья? Где он?
– Со мной. – И тут же после холодного голоса Жданова послышался тонкий.
– Мама!
И мое сердце сжалось от любви и острой боли.
– Любимый, как ты?
– Хорошо! Мы с папой катались на досках, она научил меня серфить, но я дважды упал в океан и меня чуть не съела акула! А потом папа начал катать меня на плечах, и мы так серфили! Поймали такую огромную волну!!!
Боже мой, убью Глеба при первой же встрече!
– Ты просто умничка, солнышко! Скоро начнешь кататься так же ловко как папа.
– Да, мне папа уже подарил доску, и научил на ней стоять. А дяденька из мастерской обещал сделать для меня на заказ серф поменьше. Чтобы мы с папой могли кататься вместе.
Я кивнула, говорить просто не могла, ком из слез стоял в горле.
– На папу!
В трубке снова зазвучал голос Глеба.
– Сорокин сказал, тебя взяли.
– Я… нет… все уже улажено.
– Тебе не следовало в это влезать.
– Ты же знаешь, чем это может обернуться для моего сына! – раздражает, что все пытаются решать за меня. Аверьянов осуждает, а теперь снова Глеб. Он еще тогда был против того, чтобы я вмешивалась, но я не стала ему подчиняться.
– Для нашего сына. – поправил. Его всегда бесило, что я зову Илью только моим. Это своеобразная месть за ошибки прошлого.
– Тогда впиши меня в его свидетельство о рождении!
– Выходи за меня, и я улажу вопрос с документами.
Я была так шокирована этим предложением что на секунду растерялась.
– Это что шутка такая?
– Нет, Настя, это предложение.
Ему тридцать пять. Он что, стареет? Я бы посмеялась, если бы не было так горько.
– Как только ты вернешься в страну, тебя возьмут под стражу. Мы не успеем даже взять ручку в руку, чтобы расписаться на свидетельстве. И, Глеб. Чем ты думал раньше?
– Льешь воду вместо того, чтобы дать четкий ответ? Ты что, легла под этого следака?
– Прекрати смеяться над ситуацией. Всё очень серьезно! Наш ребенок может попасть в интернат! – сорвалась и повысила голос, нервы сдали окончательно.
– Черт, реально легла. А я тут размышляю, как вытащить тебя из этого дерьма, пока ты по койкам скачешь.
– Прекрати так разговаривать при нашем сыне!
– Вернусь, поговорим.
Это было последним, что он произнес, прежде чем бросить трубку.
Я закусила губу до боли, и ощутила привкус железа во рту.
Если Глеб так избил того охранника, который посмел меня лапать много лет назад, то что он или его люди сделают с Аверьяновым теперь, когда он обо всем догадался?
Хотя какая к черту разница? Разве ровно пять минут назад мне самой не хотелось убить Льва за его безразличие к моим проблемам?
В голове билось пульсом столько мыслей, что я потерла виски и заставила себя думать.
Первое что нужно сделать, найти хорошего адвоката, который душу дьяволу продаст за деньги, но
