так, чтобы его жизнь никогда не стала таким дерьмом, как моя. Я поклялась сделать это ценой своей жизни.
Настя затихла, и я не рисковал вторгаться в эту тишину вопросами. Просто не смог бы произнести ни слова.
– Жданов будто прочел мои мысли. Когда ребенку исполнилось месяц, я пришла к Глебу и потребовала свободы. Он рассмеялся и сказал, что не держит. Но сына я не заберу. Он оформил документы так, что у Ильи формально не было матери. Лишь официальный отец. Я не знаю, каких денег ему это стоило, но этот раунд он выиграл. Он сделал так, чтобы у меня не было прав на собственного ребенка. А для верности пришил мне статью за употребление наркоты, которую я никогда в жизни не пробовала. Просто всем ясно, что матери наркоманке не доверят ребенка. Он дал мне свободу, накинув на мою шею петлю. И я осталась. Потому что по-другому просто не смогла бы быть рядом с сыном. Теперь ты знаешь всё.
Настя произнесла это и повернулась ко мне ожидая осуждения. Но вместо этого я потянул ее на себя и обнял, наконец вдыхая аромат ее волос. Напитываясь ей. Она тихо заплакала, а я зажмурился, понимая, что теперь в ответе не за одну, а за две жизни.
Глава 29
Успокоилась. Мне полегчало, когда Лев тихо обнял меня и позволил выплакаться. Сама не понимала, как нуждалась в этом, пока не оказалась в кольце его сильных рук. Как много для человека значит простая поддержка в трудные времена!
– Теперь ты понимаешь, почему я так стремилась не дать тебе посадить Глеба, – мой голос настолько хрип, что я его не узнала. – Если сядет он, Илья попадет в интернат, а я не смогу его вытащить, ведь я числюсь наркоманкой. А я не могу допустить, чтобы мой ребенок попал в этот ад!
Осадила себя, заставила разжать кулачки, стискивающие рукава свитера Льва. Он хмурился, изучая мое лицо, мы оказались так близко друг к другу, что стало трудно дышать.
– Нась… – он заговорил негромко, и я снова опустила голову ему на грудь, слушая мерный стук его сердца. Лев перетянул меня к себе на колени, точно так же как в ту ночь на его кресле. Только теперь он не стремился приставать, и держал меня бережно и аккуратно. Мои волосы все еще холодили шею влагой, но в махровом халате было нестерпимо жарко. А может все дело в близости Аверьянова… – Тебе следовало раньше мне обо всем рассказать.
– Мне вообще не следовало селиться в твой дом. Это заведомо провальная идея. Будь ты страшным и старым, все могло получиться, но… Я сама попалась на удочку, которую забросила.
Лев коснулся моего виска губами, и по коже прошли мурашки. Жар в венах все нарастал, и я почувствовала как вместе с ним меня переполняет нетерпение. Теперь просто сидеть на его коленях мне было мало. Поэтому привстала и поймав потяжелевший взгляд Льва оседлала его колени, с упоением отмечая, что не я одна начинаю сходить с ума.
Меня разрывало надвое. Хотелось делать все неспешно, смаковать каждое прикосновение и в то же время хотелось рвать на нем одежду и как можно скорее прыгнуть в этот омут, чтобы получить разрядку. Именно ее хотелось сильнее всего. Особенно потому что только он может мне ее подарить.
– Я не хочу, чтобы ты подумала, что я пришел только для этого… – произнес хрипло и не в силах справиться с крывшими эмоциями запустил руки под полы моего халата и смял бедра. Мои пальцы прошлись по его скулам, щетина кольнула кожу и я почувствовала, как сердце сжимается в груди. – Так что пока не поздно… лучше прекратить…
Я молча повела подбородком, безмолвно умоляя его не делать этого. Руки будто живут своей жизнью торопливо опустились, и я нашарила ширинку и звякнула ей. Пуговица на его брюках поддалась так же легко, и уже через секунду мы синхронно выдохнули, столкнувшись губами. Мы не целовались, просто дышали друг другу в рот, потому что не хотели отвлекаться на такие мелочи как поцелуй. Гораздо острее ощущать его внутри и понимать, что он, как и я, нетерпелив и жаден до близости.
– Мне трудно дышать, – призналась глухо. В груди все разрывалось от нетерпения и боли. Глупо бороться с самой собой.
Глупо было думать, что я его не люблю.
– Мне тоже… – произнес и толкнулся в меня глубже, срывая выдох с моих губ. Теперь мне стало еще сложнее соображать. – Но я хочу еще.
Снова толкнулся, провоцируя глухой стон, который тут же утонул в нашем дыхании. Руки Аверьянова наконец оставили в покое мои бедра, но только для того, чтобы дернуть пояс халата и распахнуть его, обнажая меня окончательно. Тяжелая грудь опустилась в его ладони так, будто была их частью. Будто была создана для них. Для того, чтобы только этот мужчина глухо рычал и касался ее, сжимал, нетерпеливо исследовал.
– Хочу тебя… – произнесла на автомате, – еще…
Вместо ответа, Лев обхватил меня руками и не позволяя отстраниться, уложил на диван, накрывая собой. Спину щекотал махровый халат, а грудь покалывал свитер Аверьянова, и я не знала, от чего жарче. Обхватила коленями мужские бедра и скрестила лодыжки, чтобы теснее. Лев не отрывал взгляда от моего лица, и мне не хотелось прерывать контакт. И столько было в глубине его взора, что становилось остро в груди. Но его медленные, как сшибающие с ног волны, толчки вырывали из реальности и уносили в глубокое синее море его глаз. Топили в нем. Заставляли захлебываться.
– Люблю тебя… Я… люблю… – произносила будто молитву, при каждом слове задевая его губы, которые касались моих. Подавались навстречу им. Сокрушали нежностью.
– Знаю…Я тоже, маленькая. Тебя. Тоже.
Его ладонь опустилась на мою щеку, и Аверьянов впервые замедлил темп и наконец поцеловал меня. Глубоко и проникновенно. Будто хотел скрепить наши клятвы поцелуем.
И меня вело. Сводило с ума им. Хотелось вцепиться в него губами, зубами, пальцами и не отпускать. Никогда больше. Такая жадность была для меня чем-то новым, но именно она подстрекнула начать под ним извиваться и безмолвно молить о большем.
И Лев считал все по моим нетерпеливым рваным движениям и едва уловимо улыбнулся, обещая награду взамен капле моего терпения. Но я не смогла бы и
