и схватишь ее за запястье вместо предплечья?
— Ты думаешь, я не замечаю, что с нами всегда идет Дмитрий или Иван, а не Костя, Михаил или Сергей, которые такого же роста, как ты? Или как они либо садятся, либо выходят из комнаты, когда я вхожу? Когда я зашла на кухню через несколько дней после того, как Костю зарезали, он так резко сел на стул, что удивительно, как у него не разошлись швы. Ты скорее всего проинструктировал своих людей, чтобы они садились, когда я вхожу в комнату, чтобы я не испугалась. Я уверена, что это утомительно и неприятно, иметь дело с моими проблемами. Может, ты решишь когда-нибудь заменить меня кем-нибудь менее подпорченной?
— Господи, Нина. — Он смотрит на меня в шоке. — Как ты можешь говорить такое?
— Ой, тебе не нравится, такое слышат, да? Ну, пошел ты, Роман, — шепчу я, поворачиваюсь лицом к его груди и позволяю слезам свободно падать.
Я чувствую его руку в моих волосах, а другую на моей талии, и в следующее мгновение я лежу на нем. Он убирает пряди волос, прилипшие к моему заплаканному лицу, и утирает слезы большими пальцами.
— Мне так жаль, milaya. Это просто... Я так чертовски сильно тебя люблю. Я до смерти боюсь, что однажды ты можешь уйти.
Я стискивая зубы.
— Дай мне свою руку.
Он приподнимает бровь, но делает, как прошу.
Я веду его руку вниз между нашими телами, пока она не оказывается между моих ног, и нажимаю его пальцами на мои влажные трусики.
— Ты чувствуешь это, Роман? Вот, что ты делаешь со мной, когда рядом. Я так без ума от тебя, детка, что просто от близости с тобой я становлюсь мокрой, — шепчу я и чувствую, как он напрягается подо мной.
Медленно, он засовывает палец в пояс моих трусиков и начинает стягивать их вниз.
— Снимай, — рычит он.
— Роман, нет...
Он запускает в них вторую руку, и раздается резкий звук рвущейся ткани. Я все еще ошеломлена тем фактом, что он только что сорвал с меня трусики, когда он спускает свои боксеры, хватает меня за талию и одним движение скользит в меня. Ощущения настолько приятные, что глаза закатываются, а мышцы начинаются спазмы вокруг его члена.
— Моя, — произносит он и входит в меня. — Только моя. Скажи это.
— Только твоя, детка.
Еще один толчок, и я кончаю. Дрожь охватывает мое тело. Роман стонет подо мной, глубоко входит в меня, и я чувствую, как его семя заполняет меня. Все еще не оправившись от кайфа, я падаю ему на грудь. Это был самый умопомрачительный самый быстрый секс, который я когда-либо испытывала.
Роман обхватывает меня сзади, прижимая к себе, и целуют мою макушку.
— Так ты остаешься навсегда? — шепчет он.
— Ты не избавишься от меня, даже если попытаешься. Я ни за что не смогу снова найти такого сексуального мужа. — Я улыбаюсь и целую его. — Мы закрываем эту тему, Роман. Договорились?
— Договорились. Но я хочу, чтобы ты знала одно. Когда я найду того ублюдка, который причинил тебе боль, я убью его.
— Нет, не убьешь. — Я сжимаю его руку. — Я не хочу, чтобы на моей совести была чья-то смерть, поэтому прошу тебя, умоляю, забудь об этом.
— Нина...
— Пожалуйста, мы закрываем и эту тему. Ты никого не убьешь ради меня. Я не смогу с этим жить. Пожалуйста.
Когда он не отвечает, я беру его лицо в свои ладони и прижимаюсь лбом к его лбу.
— Ты не сделаешь этого со мной. Ты не будешь искать его и не убьешь его. Если ты любишь меня, ты не заставишь меня нести на своей душе ничью смерть. Скажи, что ты понял, Роман.
Наступает тишина, а потом:
— Хорошо.
На следующее утро колено болело уже не так сильно, но, когда нагружаю правую ногу адски болит. После завтрака я бросаю костыли и сажусь в инвалидное кресло. Я не пользовался им несколько недель, и не горю желание им пользоваться, но придётся, поскольку не хочу рисковать повредить колено еще больше. Возможно, Нина не против костылей, но я против. Чего бы мне это ни стоило, я доберусь до этой чертовой трости, потому что хочу держать ее руку в своей, когда поведу ее на ужин или даже просто на прогулку.
— Я иду вниз. Игорь учит меня готовить borsch. — Нина улыбается и целует меня. — Хочешь, я принесу обед, когда вернусь?
— Да, я буду работать отсюда. И скажи этому жирдяю, что если он еще раз посмеет повысить голос на мою жену, то ему конец.
— Не будь людоедом, Роман.
Я смотрю, как она уходит, затем иду в свою спальню и включаю ноутбук. Вызываю аудиопрограмму, нахожу запись из комнаты Леонида и включаю запись примерно в тот момент, когда мы вернулись прошлой ночью.
Была конкретная причина, по которой я скрывал то, что моя нога исцеляется. Я был почти уверен, что, увидев, что я снова хожу, Леонид попытается что-то сделать, и я хотел поймать его и его партнера до этого. Прошло почти пять месяцев, и поскольку мне не удалось выяснить, кто этот ублюдок, пришло время подтолкнуть Леонида к действию. Судя по тому, как он смотрел на меня прошлой ночью, у меня возникло ощущение, что меня ждет приятный сюрприз.
В середине записи я, наконец, нахожу то, что ищу. Леонид кому-то звонит, и поскольку метка времени в углу экрана показывает два часа ночи, я уверена, что это не деловой звонок. Но что меня удивляет, так это человек, который отвечает.
— Нам нужно попробовать еще раз. Этот ублюдок ходит, — говорит Леонид.
— Хм. Я уже не уверен, что это мне подходит, Леонид, — отвечает Тануш.
— Ты не можешь сейчас передумать!
— Конечно, могу. Я действовал импульсивно. Я был зол, потому что Петров отверг мою дочь, и я хотел заставить его заплатить. Но он зарабатывает мне хорошие деньги.
— Тануш, мы договорились. Ты помогаешь мне убрать его, а я гарантирую, что ты получишь лучшую долю, когда я приду на смену.
— Видишь ли, в чем дело, Леонид. Даже если ты дашь мне большую
