всех, но Мота было не остановить. И на медляк потащил, и шептал на ухо не переставая нежности. Таяла, млела и хотела еще и еще. Матвея несло. Еле уговорила Филатова не переться на мужской разговор с папой. Что мне это стоило — отдельный бэнг. Пришлось пообещать кое-что.
После я-то пошла домой, а Виктория осталась у них в доме. Сейчас меня в относительном покое держало то, что переписывались до самого утра. Он там ночевал, наверху. Фотки, которые присылал свидетельствовали об этом. Не просила, она сам селфи коннектил. И это хорошо, иначе с ума бы сошла. А потом этот длиннющий день. Первая писать после короткого сна не стала. Еще чего…
Ну куда Филатов пропал! Ночь на дворе, а подвижек не случилось. А если он к Вике решил вернуться? Я же не знаю какие именно отношения их связывали на самом деле. Слишком уж как-то стремительно все развивается. Иной раз не могу уловить происходящее в полной мере понимания и ясного осознания. Я в транс вхожу, когда Мот рядом. Вспоминаю ли я теперь, что меня раньше смущало? Нет. Как отрезало в один миг. Все же я ку-ку немного! А возможно и много.
Тускло мне. Резко хочу включить свет в комнате. Слабый ночник уже не вывозит моего состояния. Нервно вскакиваю с кровати и замираю от жуткого шороха. Оконные рамы распахиваются шире. Не вижу кто там, в фонаре на улице перегорела лампа. Только тень неясная мечется. Страшно, но пошевелиться не могу, заорать не могу тоже. Второй этаж… Кто влез… Грабители. Воры. Убьют меня во цвете лет и пикнуть не успею.
Я ж и не отучилась еще, и на работушку хорошую не пристроилась, и большущую зарплатушку ни разу в жизни еще не получила, и президентом не стала. Собаки пушистые, чтоб вам пусто было. Помогите хоть кто-нибудь, одна-одинешенька сижу же тут. Все это ору внутри себя, наружу вытолкнуть не могу. Сковало внезапно и очень прочно.
— Да блядь! — с грохотом сваливается на пол тело. — Надо с Ванькой в зал начинать ходить. Что-то форму теряю, — следом раздается тихое бормотание.
Ноги мгновенно отпускает, и я падаю, задев рукой прикроватный светильник. Вот так и помирают девушки от страха, потому что парень дурак. Лежу, странно подвернув конечности под себя. Вроде, как и шевелиться страшно, вдруг отвалилось что ненароком, а мозги хорошо работают, четко. Понимаю, что переживания пропали, что были до прихода Черного Плаща, осталась одна ненормативная лексика. Хорошая такая, отборная! Уставившись в потолок, перебираю в памяти эти прекрасные экспрессивные слова и сама себе поражаюсь, как же много знаю! Детство с крестным прошло не зря!
— Матвей, ты дурак? — не буду все же материться, я же девочка!
— Лер! Не спишь еще? — удивленный возглас взлетает под потолок.
— Тише ты! — шикаю на него.
— Да я у тебя миллион раз был! Забыла?
Был! Но в иной ипостаси. А сейчас мне кажется, что любой неосторожный звук и нас рассекретили. Иной статус отношений не все воспримут адекватно, я это точно знаю, а предполагаемыми проблемами заниматься не хочу. Но все равно в этот момент я желаю только одного — Филатова. Валяюсь на полу, неловко завернувшись корпусом, забываю о дискомфорте. Его близость окутывает и топит разум. Интересно, я дверь заперла? От шороха движений, сжимаю ладони в кулак и рассматриваю темный потолок. По нему уже яркие разноцветные круги идут, но я всматриваюсь с маниакальной одержимостью. Я жду.
Да что за реакции тела на Матвея такие обрушающие, никак не могу привыкнуть. Начинаю дрожать, мурашки табуном носятся по телу. Время замедляет свой ход. Пропадает мебель, время суток и, вообще, в целом реальность плывет. Осознаю только кусок пола, на котором лежу и пятно потолка. Меня кружит, вращает. И когда лежу на этом куске дерева, как никогда чувствую реакции своего тела.
Зов! Я зову его! Немо, но так кричаще. Парадокс, да? Еще немного и начнет корёжить от неодолимой жажды. Больше всего на свете сейчас хочу, чтобы прикоснулся. Физически ломает, как наркоманку от нетерпения. Пытаюсь проанализировать свою реакцию. Кроме испарины на лбу, ощущаю еще и пожар внизу тела, пытаюсь хотя бы как-нибудь облегчить, не могу даже бедра сжать, сковало. Так и валяюсь с этим уничтожающим нимфоманским пламенем.
Рельефное пружинящее тело накрывает. От желанной тяжести дрожу и испытываю реальный пронизывающий кайф. Матвей замирает, опираясь на одну руку. Смотрит, я знаю. Дыхание обжигает меня. Губы размыкаются и рот мгновенно пересыхает. Высовываю язык и облизываю почти сухие воспаленные, и как-то уж очень странно распухшие губы. Он слышит это трение. Порывисто вздыхает и склоняется ниже. Один воздух на двоих.
— Она там? — выдыхаю в него.
— Кто? А… Нет.
— Где?
Он касается щеки языком и меня взрывает. Просовывает мне руку под шею и сильнее прижимается лицом. Другая рука медленно ползет под майку. Живот, ребра, грудь. Гладит. Сжимает. Боже… Да!
— Забудь. Уехала и больше не приедет.
Отстраняюсь насколько возможно и пытаюсь рассмотреть в темноте лицо. Не получается, вижу только очертания и все. Мозгами понимаю, что правду сказал, но вот почему-то в глаза посмотреть очень хочется. Дикая неприязнь у меня к этой девице. И пока размышляла здесь до прихода Филатова явно понимала, что ревную. Но сказал же — свалила. Лучше бы и правда навсегда, потому как больше присутствия ее терпеть не намерена.
— Хорошо, что пришел, — веду пальцем по его лицу. Мот разворачивается и ловит губами палец, втягивает его и облизывает. Не хочу вытаскивать. Мне так нравится, как он это делает, звоном в ушах тарабанит от его языка. — Пожалуйста, еще.
— Может так? — задирает майку и сдвигая грудь, жестко по очереди ласкает. Всасывает вершины и жадно лижет. — Лер, — отрывает он голову — прости, но не могу ждать. Прости…
С этими словами сдирает мои домашние штаны и отбрасывает в сторону. Мои контакты искрят и замыкают. Как только Мот стащил мою одежду, подрываюсь и помогаю ему раздеться. Тороплюсь оставить его голым. Скорость разгоняю, не могу притормозить ни на секунду. Я одержима им! Просто горю от дикого желания. Целуемся, кусаем губы. Объятия нежности не несут, только жесткое потребление, они похожи на вакханалию. Мы оголтело завоевываем друг друга, претендуем на большее. Под кожей Матвея перекатываются каменные мышцы, исследую их захватами ладоней не останавливаясь, спускаюсь по телу все ниже и ниже, пока до члена не дохожу. Не могу себе отказать и беру в руки.
Гладкий, твердый с невыразимо нежной кожей. Тяжелый, налитый кровью. Восхищаюсь им.
