– возмущалась малышка.
– Забудь, – усмехается Белый. Ему льстит то, как рьяно защищает его девочка. Наверное, появись отцовский дружбан сейчас перед Надией, она бы набросилась на него с кулаками. – Он свое получил.
Федя на хочет рассказывать. Да и жизнь сама расставляет все на свои места. Теперь у Феди есть все для счастья. Я дядя Петя Субкин, деревенский участковый, уже давно гниет в земле, пусть и не руками Феди в нее закопан.
– Скажи лучше, где мы будем встречать Новый год? И что там у тебя с учебой? – переводит Белый тему разговора.
– В деревню хочу, – не думая, отвечает Надия и улыбается Феде, – можем и моих пригласить. Да?
– Чувствую, что звать придется всех твоих, – усмехается Федя, – мне уже твой батя прозрачно намекнул, что пора отметить новоселье. Да и так, вроде были они у нас, но как-то смазано.
Белый ловит отголоски воспоминаний, мелькнувшие в любимом взоре. Возможно, наступит день, когда Надия окончательно позабудет все, что натворил Косой. Но все равно, сейчас уже гораздо легче. Малышка идет на поправку, и Федя это прекрасно видит.
– А с учебой у меня все хорошо, – отвечает Надия. – Главное, больше не доводи до икоты моего декана.
– Постараюсь, – обещает Белый, вскидывает бровь, – завтра на занятия? Отвезу тебя. И встречу.
– Феденька, да я и сама, – отрицательно качает головой девочка, но сталкивается с твердым взором Белого, – ну, ладно. Но только ждешь на парковке.
– Как скажешь, родная, – усмехается Белый таким тоном, что Надия понимает: будет нужно – войдет не только в здание университета, но и пинком ректорскую дверь откроет.
Малышка не спорит. А Феде в кайф то, как тонкие ладошки двигаются по его плечам, грудной клетке, задевают чувствительные точки на теле.
И уже не до разговоров им. И потом, Белый умудряется соскучиться по своей малышке, по ее стонам, вздохам. По ее негромкому, ласковому «Люблю», сказанному на ухо.
Белый с умным видом смотрит на монитор. Ни черта он там не понимает, полностью полагается на слова докторши. А от странных и нелогичных поступков Федю удерживает ладонь девочки. Она якорем цепляет его, дает ему опору.
Наверное, он все же подвисает неприлично долго. Потому что Надия, его маленькая родная девочка, осторожно окликает его по имени. А в ее голосе Белый слышит напряжение, неуверенность и растерянность.
– Феденька? Все хорошо?
Он трясет головой. А перед глазами все еще тот самый чертов монитор. И слова врача отпечатываются в сознании.
В тот день, когда Надия после Косого попадает в больницу, когда ее обследуют, делают все основные анализы, никто ничего не говорит насчет ребенка. Беременность есть, общее состояние в норме. А про остальное Федя даже не спрашивает. Как-то не до этого. А сейчас вот, когда Белый и Надия встречаются с лечащим врачом и уже более тщательно обследуются, заключение ошарашивает Федю.
– Оставьте нас на пару минут, – наконец выговаривает Белый.
Врач, кивнув, уходит из собственного кабинета, потому что клиника, где наблюдается малышка – элитная, еще и попали они сюда по протекции Барновских. Словом, принимают его девочку, как супер VIP-клиента, со всеми вытекающими, так сказать.
– Федя, что такое? – уже чуть громче требует девочка.
Белый вновь трясет головой. Он, конечно же, готов к любому раскладу. И вопрос пополнения в их дружной семье решен, а само пополнение крайне приветствуется.
Но...
Да не готов Белый к тому, что сейчас говорит ему докторша. Потому и реакция у него такая. Будто ступор нападает.
– Ты не рад? - в лоб убивает его вопросом малышка.
А внутри у Феди что-то ломается, осыпается, крошится в труху.
Он тянется к девочке, утыкается лицом в ее живот и дышит.
Черт... Твою ж мать! Он, походу, стареет. Ведь откуда иначе эта реакция?
Его всего трясет, ему сложно вернуть в мысли логику.
– Девочка моя родная..., – бормочет он.
И нет сил надышаться ее запахом. Нет сил отодвинуться, руки убрать, перестать обнимать ее.
– Феденька, ты меня пугаешь, – признается Надия, а Белый жадно дышит, касается ртом девичьего живота, изученного им до миллиметра. Он же все о ней знает. Всю ее. Каждую клеточку тела.
А выходит, не все. Кое-что очень важное он упускает. Не берет в расчет. Даже не может предположить подобного.
– Люблю..., – он находит в себе силы, чтобы прошептать одно единственное слово, а дальше голос срывается, сипит.
Он чувствует тонкую теплую ладонь на своем затылке. Вторая – ложится на плечи. Так правильно. Так нужно ему сейчас.
– Федь, это ты на двойню так реагируешь, – слышит он нежный голос малышки, – представляешь, если бы у нас там тройня была?
Белый хмыкает. Нет, ни хрена он такого представить не может. Но новость его основательно так выбивает из равновесия.
– Слушай, а откуда, а? У меня в роду близнецов или двойняшек ни у кого вроде бы не было, – продолжает говорить Надия, голосом своим вытягивая Федю из странного состояния ступора.
– Не знаю, – выдыхает Белый, – надо у матушки спросить.
– Она обрадуется, – негромко смеется его девочка, – знаешь, думаю, все дело в травяном чае твоей мамы. Она ведь хотела внуков. Вот и поила меня волшебным отваром.
Белый понимает, что Надия пытается своей беззаботной болтовней и шутками вернуть его в привычное состояние. И это помогает.
Федя поднимает голову, смотрит на свою любимую, улыбается. Глупо, по-детски, как пацан.
Надия ведет рукой по его щеке, гладит кончиками пальцев лицо, а Белый перехватывает ладошку и прижимает сильнее, крепче, замирает, целуя в самый центр.
– Ты как... – сипит Федя и уже тверже, – как ты себя чувствуешь, девочка? В порядке?
– Да уж получше, чем ты, – тихо посмеивается Надия и заглядывает в его глаза своим карим волшебных взором. – А ты? Ты правда рад?
А он что? У него и слов таких нет, чтобы объяснить ей, насколько он счастлив, насколько рад. Да и вообще, кто он без этой хрупкой малышки, изменившей его жизнь?
Белый открывает рот, чтобы хоть как-то описать, обрисовать свои эмоции.
А толку? Не может он ни хрена объяснить. Потому лишь кивает головой, вновь целует живот любимой через блузку, и ладонями – выше, к лицу.
Бережно держит своими огромными ручищами
