рука опустилась на мои волосы, перебирая пряди.
— Я никогда не говорил, что я банкир, — ответил он, как всегда уклончиво.
— Чем еще занимаются финансисты?
— Всем, что приносит деньги. Ты сегодня задаешь много вопросов, Молли. Мужчина может подумать, что тебе нужно чем-то занять свой рот.
Жар вспыхнул у меня в животе от его намекающего тона. Его взгляд упал на мои губы, и я поняла, насколько он возбужден. Мое потребность ожила. Как будто у него были ключи от моего тела, и он мог завести меня по команде. Он понимал мои желания лучше, чем я сама, что делало меня уязвимой и чертовски влажной.
А еще я почувствовала облегчение. Я не хотела, чтобы опасения по поводу наших отношений или новости об ужасной судьбе Каплана Холмса вторгались в мое время с этим мужчиной.
Я опустила руку и провела ладонью по твердой длине, прижатой к его молнии. Я бы с удовольствием притворилась, что все хорошо и отвлеклась от своих забот на вечер. Стекла машины были затонированы, так что никто не мог заглянуть внутрь.
Кирилл намотал мой высокий хвост на руку.
— Может, займем твой рот по-другому? В конце концов, практика ведет к совершенству.
Жар залил мои щеки. Я облизнула губы и потянула его молнию вниз. Слова сорвались с моих губ, как паническая ответная реакция. Казалось, что всё ускользает из моих рук, как бы сильно я ни старалась удержать.
— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, правда? — заикаясь, произнесла я, подгоняемая какой-то неведомой силой, вытянувшей признание из моей груди.
Кирилл напрягся, и его рука крепко сжала руль.
— Покажи мне, — пробормотал он гортанным тоном, от которого все моё тело охватило дрожь.
Рука, держащая мои волосы, как веревку, направила меня вниз, к его члену, уже обнаженному и блестящему в утреннем свете.
Только сегодня. Я бы проигнорировала тоненький голос в моей голове, кричащий, что что-то не так, еще на один день. Завтра я бы потребовала, чтобы мы поговорили. Мне просто нужен был еще один день.
Кирилл
Семь лет назад
Я поехал на своей развалюхе в город. Несмотря на позднее время, все еще были пробки. Вудхэйвен был самым богатым пригородом Нью-Йорка, и цены здесь были такими высокими, потому что за час можно было оказаться в черте города. Сегодня вечером я сократил этот срок вдвое.
Ночь казалась холоднее обычного, когда я направился к складу, который мой отец использовал как конечный пункт для своих различных сомнительных сделок. Под ногами хрустел гравий, и в ночном воздухе мое дыхание вырывалось облаками пара.
Внутри было холоднее, если такое вообще возможно, и пахло сыростью и безжизненностью. Я тихо проскользнул через открытую грязную дверь и направился по коридору на звук мужских голосов. Напряжение сковало мои внутренности, когда я переступил порог пустой комнаты, если не считать стола и металлического стула посередине.
За ним сидел мой отец.
Мужчина, от которого моя мать сбежала, когда я был ребенком. Ей удавалось прятать меня долгие годы. Но он нашел нас.
Мой отец, преступник.
Убийца.
Вор в законе.
Виктор Чернов, глава самой жестокой братвы, которую когда-либо видел Нью-Йорк. Безжалостное братство управляло своими владениями железным кулаком. Вудхэйвен находился немного за пределами их игровой площадки, но Генри Мэдисон любил играть в азартные игры с большими мальчиками в городе.
Его люди стояли вокруг него, как всегда. С тех пор как я уехал в колледж, он начал крутиться вокруг. Внезапное появление его людей стало первым признаком его прибытия — головорезы с татуировками на пальцах и шеях и мертвыми глазами ошивались в кампусе, наблюдая за мной. Они всегда наблюдали. Я знал, что Виктор Чернов наконец-то решил обратить на меня внимание.
Наша первая личная встреча несколько месяцев назад была похожа на встречу с незнакомцем. В моих воспоминаниях он был слишком большим и пугающим. Мужчина-медведь. Он все еще выглядел устрашающе, с бритой головой, татуировками и массивными плечами. Но он утратил те огромные пропорции, которые запомнились мне с детства. Он был просто человеком, и он старел.
— Кирилл. Я рад видеть тебя, сынок. — У него был сильный акцент.
Он был из первого поколения русских, приехавших в Америку, когда беззаконные 90-е в Москве были в самом разгаре. Это было время, когда самые жестокие и беспощадные использовали свои природные способности, чтобы подняться на вершину, и мой отец хорошо подходил для такого рода хаоса. Теперь он использовал те же силовые методы.
— Тебе что-то от меня нужно, или ты наконец решил рассмотреть мое предложение и стать Черновым, которым ты был рожден? — спросил он с насмешливой интонацией. У него были все карты на руках, а у меня — ни одной.
— Я Льюис. Моя фамилия Льюис, — тихо сказал я. Мне казалось важным цепляться за те части, что принадлежали мне, а не ему. Я давно знал, что Льюис — не то имя, которое вписано в мое свидетельство о рождении, но все равно не мог заставить себя признать права своего отца на меня.
— Ты сказал, что я всегда могу обратиться к тебе, если мне понадобится помощь, — натянуто начал я.
Виктор кивнул, его проницательные глаза сузились.
— Конечно, но сначала поприветствуй своего отца, Кирилл.
В его голосе звучал спокойный приказ. Я мог спорить насчет имени, но сегодня мне кое-что нужно было от него. Я научился тщательно выбирать сражения, общаясь с Виктором Черновым.
Я двинулся вперед под пустыми взглядами мужчин, стоящих вокруг нас. У них были одинаковые, нечитаемые выражения лиц. Виктор встал, когда я подошел, и пробежался по мне глазами. Взвешивая. Оценивая. Этим взглядом он вычислял мою ценность. Он обхватил ладонями мои щеки и повернул лицо, чтобы поцеловать сначала в одну, а затем в другую. От его тяжелых рук у меня по коже поползли мурашки. Было что-то ужасно доминирующее его прикосновениях — напоминание о том, что он может сделать со мной все, что захочет, и я не смогу предотвратить это.
Виктор сильно хлопнул меня по плечу, и его толстые губы искривились в ухмылке. Он был так близко, что его зловонное дыхание обдало мое лицо.
— Скажи мне, что привело тебя к моей двери, сынок.
— Я думаю, что один мужчина должен тебе денег. Генри Мэдисон, — сказал я быстро. Мне нужно было собраться. Мой отец чуял слабость, как кровь в воде, и без колебаний пошел бы на убийство. Его бровь приподнялась. Он кивнул, чтобы я продолжал. — Мне нужно, чтобы ты простил
