страшной силой. Ее близость забивает все рецепторы, напитывает отчаянной ошалелостью.
— Что мы делаем, Андрей, — шелестит, а сама сильнее прижимается.
Робкая попытка Ириши сносит голову. Как семнадцатилетний шкет с ума схожу от близости женщины. Глажу, тискаю, сжимаю. Не могу натрогаться вволю, насмотреться.
— Ир, — ласкаю дрожащую шею, утыкаюсь в копну волос. Нахожу ушко и сипло шепчу. — Ириша… Маленькая… Так тебя не хватает. Что мы натворили?
Она замирает. Я понимаю, что ей снова больно, но и мне тоже несладко. Шурупом в виски вкручивается боль потери, разлуки, собачьей тоски. Обливает горечью разочарования прожитой ошибки. Есть ли прощение? Готов у пророка ответ искать, чтобы знать, прощают ли женщины ошибки?
— Мы? — судорожно вздыхает. Мнет в пальчиках ворот поло. Они такие холодные, будто лед туда запаян. — Да, — качает головой. — Мы.
— Родная, — задыхаюсь от нахлынувших чувств. — Родная моя, прости. Вы жизнь моя.
Шепчу отчаянным сорванным голосом. Орать охота зверем, но ничего не исправить громким криком. Теперь что есть разгребать нужно. Кому что в жертву принести, я готов, только пусть они ко мне вернутся.
— Я… не знаю… Все слова, Андрей, — легонько бьет в грудь. — Только слова.
— Милая моя, любимая, — ломаюсь внутренне. Гнусь расплавленным столбом под высокой температурой чувств. — Что мне сделать? Скажи только.
Не отпускаю от себя ни на секунду. Горю рядом с ней в очистительном огне, пылаю ярким костром. Все становится сокрушительно крошечным, никчемным и безликим.
На хер бизнес, к черту дела, в жопу положение, у меня жизнь на кону. Все к чему шел готов похерить, если только прикажет мне.
Жду единственного жеста, намека. Жму сильнее к себе, пластаю на груди. Вылазит наружу демоническая потребность, чтобы Ира рядом была постоянно. Именно сейчас ярче понимаю, что любил и люблю только ее. Даром никто не сдался.
Прошлые бабы пыль перед ней. Из-за гребаных комклексов просрал жизнь, профукал с треском и гарью. Дался мне Семенов. Су-у-ка-а… Я же больше ему доказывал, что что-то стою в жизни. Жрал себя постоянно, что он лучше, он выгоднее. Перед ним все двери открыты, с пинка открывал. Подсознательно ссал, что уйдет к нему, когда надоест больные заебы терпеть.
Стегало, что общаться не перестает, подозревал по-черному. Если бы она разорвала дружбу с ним, может и сидел на жопе ровно, но Ира, как назло, раскручивала отношения с Семеновым все больше и больше. И меня понесло. Рвал с кровью, чтобы в люди вылезти. Доказать, что я не хуже. Что могу быть круче, выше, лучше.
Дебил… Какой же я дебил…
Запускаю пальцы в волосы любимой женщины и с ума слетаю только от прикосновения к жаркой коже затылка. Может ли от этого волочить нормального человека не знаю, но меня прёт конкретно. Нажимаю и заставляю повернуться ко мне лицом.
— Поцелуй.
Без промедления склоняюсь. Пью мед с губ любимой, как самую желанную пряность. Рушится под ногами пол, трескается и со свистом проваливается. Летим в пропасть оголенных нервов и обнаженных чувств. Вертит по спирали и против нее, едва сознанием краев касаемся и снова летим. Только крепче сжимаю Иру в руках, будто потерять боюсь.
Схлестываемся, соединяемся. Будь проклят мир, если не возьму ее себе сейчас. Заберу всю без остатка, самой маленькой крохи не оставлю Панцирь, что сопровождал меня в долгое время разлуки трескается. Кожа и та слетает, едва живым остаюсь.
— Я не могу без тебя. Все время без вас не жизнь, — прямо в горячий рот транслирую вечное и незыблимое. Уверен, как никогда. — Все пустое. Ненастоящее. Только ты, Ир. Только ты.
— Андрей!
Умоляющий голос бьет по ушам. Я четко различаю нотки отчаяния и трепета.
Сдавайся же, молю про себя, сдавайся!
Бросаюсь целовать сильнее и трепетнее, всю обиду прошлого испепелить отчаянно желаю. Своими жаркими и искренними объятьями хочу выпестовать прощение. Трогаю, замираю от возможности гладить везде.
Шея, плечи, бедра. Грудь ласкаю через одежду. Подтягиваю за пояс, намеренно врезаю шов в промежность. Ирина стонет и прогибается.
Сдавайся!
Впусти меня, родная. В тело, в душу впусти. Разреши любить тебя.
— Губишь меня, убиваешь, — захватываю мочку, выдыхаю признание. — Каждый день о тебе. Все время. Возвращайся ко мне, Ириш. Ты думаешь я приехал из-за контракта?
Она отшатывается, зажимает распухшие губы рукой. Я как маньяк наблюдаю и получаю удовольствие от мысли, что рот ее вспух не без моего участия. Хочу еще. И не только ротик. Голодно мечусь по телу любимой. Мимолетом отмечаю, что волосы растрепались. Она милая, но такая порочная, что в трусах сильнее вспухает. Все мысли вниз стекают.
— Нет? Разве не контракт?
— Нет, — качаю головой. — Он в меньшей степени. Закончим войну?
— Я не…
— Ира!
Терпение подходит к концу. Мечется же, вижу. Хочется и колется малышке моей. Усмотрев сомнение, нажимаю на газ. С места сотку разматываю, не глядя на спидометр. Рву без промедления, хватаю здесь и сейчас. Куда вывезет, там разберемся. Окончательно понимаю, назад хода нет. Без своих обратно не уеду, а значит сейчас в моей голове горит исключительно зеленый.
Мы в ловушке, из которой не убежать. Дебильная мысль, но она только растягивалась во времени, а сейчас схлопнулась, приклеив нас друг к другу.
— Боюсь, — сдавленным голосом признается.
— Чего?
— Будущего.
— Все будет так, как захочешь.
— А если не будет? Если все очередная ошибка?
— Нет.
— Нет?
— Я тебя люблю. Только тебя.
— И никого нет больше? Тебе звонили…
— Ира, — крепче некуда обнимать, но я обнимаю. — Единственная, кто имеет значение и имела всегда — ты. Вернись, — встряхиваю легонько, боясь навредить. — Вернись!
Тяжелый всхлип сотрясает хрупкое тело. Она мешкает совсем немного и потом со всей силы бросается на шею. Вперемешку со слезами касается губами, и меня выворачивает из шкуры. Бьет об пол. Рассыпаюсь на куски и тут же собираюсь заново. Не могу быть слабым перед ней, не имею права.
— Будь что будет, — выпаливает быстрым шепотом. — Но сопротивляться не хочу. Что дальше, Андрей?
Молча подхватываю за задницу и сажаю на стол. Вклиниваюсь между ножек, подхватываю легкую футболку и сдираю с нее. Спирает дыхание, пока любуюсь голой грудью моей бывшей.
Твою ж мать… Как же я скучал.
Сразу набрасываться считаю преступлением. Так долго не был с ней, что первое что хочу, насладиться зрительно. Пожираю желанное тело, мечусь от выступающих ключиц до впалого живота голодным взглядом. Пальцы зудят и немеют.
Фокус плывет, щурюсь высмотреть желанное. Слепо веду пальцами по выступающим ребрам. Ириша непрерывно вздрагивает. Шумно вдыхаю воздух и в голове вспыхивают образы нашей постели.
Что же мы творили в ней…
