Я откидываю голову назад, задыхаясь.
Тут моя голова ударяется о стекло машины ровным, несексуальным стуком, который действует как сигнал тревоги для моего одурманенного мозга.
Подождите-ка. Какого черта я творю?
Я замираю.
Почувствовав перемену в моем настроении, застывает и Килли. Он выпрямляется, берет мое лицо в свои большие ладони и смотрит на меня сверху вниз. Целая вселенная полыхает в его глазах.
— Не убегай пока, — хрипло велит он. — Давай немного передохнем и обдумаем.
Мы смотрим друг на друга и прерывисто дышим – нос к носу. Мои губы опухли. Мое сердце разбито. Колени дрожат, трусики промокли, и вообще мне кажется, что я просто сошла с ума.
— Ты поцеловал меня, — в ужасе шепчу я.
— Да. Но что действительно заставит тебя позже рвать на себе волосы, так это воспоминание о том, как страстно ты целовала меня в ответ.
Я прижимаю руки к его груди и отталкиваю достаточно далеко, чтобы вырваться из его объятий. Я оказываюсь в нескольких футах от Киллиана, прикрывая рот ладонью, не в силах смотреть на него.
— Для протокола, мне тоже чертовски понравилось, — выдает он.
Я разворачиваюсь и ударяю его по лицу.
Его голова резко отклоняется в сторону. Киллиан стоит неподвижно в течение нескольких секунд, которые кажутся вечностью, затем медленно поворачивается ко мне и фиксирует на моем лице свой пылающий взгляд.
Затем облизывает губы. Я знаю, что только невероятная сила воли останавливает его, чтобы не броситься на меня.
Я разворачиваюсь и семеню обратно в квартиру.
Словно в оцепенении, я стягиваю платье, оставляя его лужицей посреди моей спальни. Переодеваюсь в джинсы, футболку, легкую куртку и ботинки, затем спускаюсь по запасной лестнице в гараж.
Там сажусь в машину и еду на работу.
Еще рано. Пробок нет. Через пятнадцать минут я сижу за своим столом, тупо уставившись на темный экран компьютера. Мои руки по-прежнему дрожат, а губы все еще пульсируют.
Час спустя входит мой босс, а я нахожусь в том же положении.
— Привет, козявка. Как выходные? – вскользь бросает Хэнк, постукивая костяшками пальцев по перегородкам. Я что-то бормочу ответ. Даже не представляю, что именно.
Он останавливается, пятится и смотрит на меня с беспокойством своими темно-синими глазами. В свои пятьдесят он невероятно красив: загорелый и подтянутый, с копной светлых волос песочного цвета. Мне всегда казалось, что он смело мог рекламировать преимущества здорового образа жизни.
— Кто-то умер?
— Нет. А что?
— Ты бледная как смерть. — Он смотрит на мои руки. — И руки у тебя трясутся
Я опускаю руки под стол и виновато сжимаю их.
— Я в порядке. Не очень хорошо спала ночью.
Он пристально меня рассматривает. Судя по выражению его лица, мне не удалось его убедить. Следовало уже давно уяснить, что этот мужчина обладает настолько острыми наблюдательными способностями, что способен найти мышь в темноте.
— Хочешь поговорить об этом
Мой смех – это смех слабости и полу-истерики.
— Я не знаю, с чего начать.
— Пойдем ко мне в кабинет. – Он указывает подбородком на свой офис. — Я принесу нам кофе
Кофе, ха-ха. Не думаю, это такая уж хорошая идея. В последний раз, когда я пила кофе с мужчиной, у меня снесло крышу, и я превратилась в гигантский пульсирующий клитор.
Я поднимаюсь и нетвердой походкой иду в его кабинет, где опускаюсь в ближайшее кресло. Хэнк возвращается через несколько минут с двумя пластиковыми стаканчиками и протягивает один мне. Потом садится за свой большой письменный стол из красного дерева и впивается в меня взглядом.
— Итак, выкладывай. Кто, что, когда, где и почему?
Я невольно смеюсь. Он такой репортер. Чтобы выиграть время, я делаю большой глоток крепкого кофе и изучаю награды в рамках, которые висят на стене за его столом. Кабинет небольшой, но уютный — в бежевых и кремовых тонах. Бросается в глаза отсутствие каких-либо семейных фотографий.
— Ты когда-нибудь жалеешь, что у тебя нет детей? – спрашиваю я.
Его брови взлетают вверх.
— Вопрос предполагает ответ, встречал ли я когда-нибудь женщину, с которой хотел бы иметь детей.
Смутившись, я смотрю на уродливый белый стаканчик в моих руках.
— Прости. Это было грубо. И это не мое дело.
После минутного молчания Хэнк произносит:
— Я отвечу через секунду, но сперва хочу отметить важность этого события.
Я смотрю на него исподлобья.
Он улыбается, и на обеих щеках вспыхивают ямочки.
— За пять лет, как ты стала моим помощником, сегодня ты впервые задала мне личный вопрос.
— Я не лезла не потому, что меня это не волнует.
— Я знаю. — Его голос мягкий. — Это потому, что ты не хочешь получить личный вопросы в ответ.
О боже. Я настолько очевидна?
Его тон становится оживленным.
— Во всяком случае, отвечая на твой вопрос — нет. Я не жалею, что у меня нет детей. Они меня пугают.
Это заставляет меня смеяться.
— Дети тебя пугают?
— Их единственная цель — вырасти и заменить нас. Мы выращиваем себе замену. Задумывалась ли ты когда-нибудь об этом?
— Ты пересмотрел фильмов про инопланетян.
— У моей сестры шестеро маленьких монстров... Шестеро! — Он вздрагивает. — Посетить ее дом — все равно что спуститься в седьмой круг ада Данте. Полдюжины жестоких, миниатюрных тиранов разгуливают вокруг, ломая вещи и вопя, как кучка викингов на крэке. Это полный дурдом. Ей сорок два, но выглядит она на сто два. Если бы мне не сделали вазэктомию в двадцать, то, глядя, как она воспитывает этих будущих преступников, я бы точно побежал к врачу.
Я чувствую холодный укол паники.
— Ты думаешь, люди могут родиться плохими? Заложено ли это в них так, что как бы они ни старались быть хорошими, они всегда будут гнилыми?
Он наклоняет голову и с хмурым видом разглядывает меня.
— Нет. Я преувеличиваю. Моя сестра — очень хорошая мать. И ее дети вырастут хорошими людьми. О чем ты на самом деле спрашиваешь?
