я думала не доживу, – промокает платочком несуществующую слезинку мама. – Ты будешь самой-самой прекрасной на свете невестой. Ты все правильно решила. Лучше синица в руке, чем этот твой журавль…
– Да, мама… – киваю я. Надо быть честной и смотреть в глаза будущему. Я точно знаю, что сегодня я буду не просто невестой. Улыбаюсь своим мыслям. Но еще я знаю, что хочу быть честной.
Матвей Милосский
«У хорошей тещи зять не будет тощим»
«Шикарный» плакат на воротах дома треплет легкий ветерок. Там наверное все готово к выкупу невесты. Поди и каравай испечен и икона готова для благословения. Господи, куда я лезу? Там такие приготовления, и я как из… Как на лыжах, короче. Я лезу через забор. Как тать ночной. Хотя…
– Пап Моть, давай уже быстрее, – пыхтит Ванька, давно оседлавший высокое ограждение. – Дядя Боря упал.
– Вы то на кой черт полезли? – бухчу я. Команда поддержки состоящая из ушастого купидона и не умеющего лазать по заборам дядьки утомлять меня начала еще на этапе планирования вылазки под кодовым названием «Бамбарбия киргуду». Название придумал Ванька. Сказал: «Как в кине»
– Как это зачем? А невесту красть? Прям придем сейчас к маме Венере, прям как наденем ей мешок на голову… Или ты ей кольцо задаришь и на колено встанешь прямо там, и она скажет Мотя, я ваша на веки, а этот волосатый конь пусть идет лесом. И такие вы как вскачете на коня, и как унесетесь в рассвет. А мы с дядей Борей погоню остановим за вами. Он падет смертью храбрых. А я такой, весь израненный приползу на порог вашего шалаша. А потом…
– Боже, если ты сейчас не замолчишь, я сбегу, – сиплю я, сдерживая рвущийся из горла истерический хохот. А может и вправду смыться. О черт, у меня…
– Чего там опять? – подает голос Борис, явно озадаченный замедлением с моей стороны плохо продуманного плана «Барбаросса».
– У меня кольца нет. И колено болит, на которое я должен припасть. А еще…
– А еще, ты просто снова струсил? – болтает ногой Ванька.
– Да. Да, черт возьми. Потому что она меня ведь просто пошлет и все. Просто скажет, что я ей не нужен и что дальше? Что я буду делать дальше? – мне не хватает воздуха. Задыхаюсь. Чувствую приближение панической атаки. Тело чешется так, что хочется содрать с себя гребаную толстую шкуру, в которой мне стало тесно. – И у меня нет кольца. Нет. Гребаного. Кольца.
– Тю, проблема то. У меня есть кольцо. Мне Катька подарила. Ну Катька, не важно… Лезь давай. Куда она денется то, когда мы ей на голову мешок накинем? – хихикает мальчишка. Глупый, маленький пацан, для которого все, что происходит просто игра. А для меня… Для меня это чертова целая жизнь, которая сейчас несется перед глазами чередой чёрно-белых кадров, и на всех я никому не нужен. И если сейчас она мне откажет, я просто сойду с ума. – Давай дядя Матвей. Не попробуем, не узнаем.
И я даю. Цепляюсь штаниной за идиотскую скобу. Смотрю как легко соскакивает с забора мой сын и кулем валюсь за ним. Треск ткани сливается с оглушительным писком в ушах и искрами из глаз. Я буду восхитителен в рваных штанах, с шишкой на лбу. Стоящий на одном колене перед самой нестерпимо-ядовитой женщиной. Без которой не могу… Не могу жить.
– Вот тебе кольцо. Только на колено обязательно встань. И правую руку приложи к сердцу. Ну спеть еще можешь. Потому что…
– Кольцо дешманское, – заканчиваю я мысль Ванятки. Рассматриваю в сумеречном утреннем свете колечко, свитое из проволоки. У нас девчонки в детдоме тоже плели такие для тех, кто им очень нравился. Это ведь счастливое воспоминание? Оказывается у меня и они есть. Особым шиком была вплетенная в узор медная проволочка, которую мы тырили у завхоза для своих дам сердца. – Точно пошлет. Как пить дать.
– Пойдем уже, страдалец, – зовет из кустов Боря. Блядь, если бы кто-то из журналюг прознал, что миллиардер Милосский, один из завиднейших холостяков страны, ползает в рваных на заднице штанах по кустам во дворе чужой невесты, в компании директора разорившего завод и пацана из детдома, проглотил бы свой диктофон и гребаную камеру от счастья. Чувствую себя персонажем артхаусного вертепа. – Мешок я взял на всякий пожарный, и кляп.
Окно первого этажа открыто. Донна роза держит обещание. Обратного пути нет. И Ванюшка сопит за моей спиной как паровоз. А Боря… Его я убью потом, за то что поддержал меня в моем безумии и не наставил на путь истинный. Или нет, я его уволю, а завод распродам по частям, как и собирался. Проскальзываю в чужой дом, как заядлый грабитель и…
– Милосский, я заждалась, – раздается голос, похожий на выстрел. Пахнет дымом папиросным и адом, в котором, судя по всему мне предстоит гореть до скончания веков. – ты пораньше то не мог явиться? Сижу тут как овчарка Дуся, чтобы эта толстая выдра вездесущая не попалила явление дурака народу. Шляется по дому как хозяйка. А ты опоздал.
– В смысле? – зуд становится нестерпимым. Я сейчас совершенно точно осознаю, что не могу потерять горбоносую, вредную, ругающуюся как сапожник матом, сладкую Ведьмеру. И отдать ее никому не могу. – Ленка стерва, как задом что-то чует. Увезла Веньку в салон красоты. Так ты поспешай. Через два часа венчание в церкви армянской, традиции мать их. А наши традиции побоку, значит. Я тут каравай сгондобила, думала выкуп невесты будет. А они мне – иди ты Роза Хаймовна с шашлыком танцевать. Я с шашлыком? Да я еврейка ортодоксальная. Хер им на воротник, шоб я с некошерными харчами плясала, да еще в шабад. А эта старая ведьма говорит надо надеть мне на себя…
– Адрес, – хриплю я, борясь с головокружением. Время уходит. Время играет с нами. Не отдам. Теперья точно уверен в этом. Даже если мне придется тащить брыкающуюся Ведьмеру на горбу в мешке, даже если она потом будет пытать меня своим зондом. Даже если… А если она не любит меня? Ванька прав, я должен узнать. Должен сказать ей, что я не живу если она не рядом. Даже если она меня отвергнет, я буду знать, что она счастлива с другим. Я буду понимать, что сделал все, что мог.
Борис останавливает мой джип возле ворот салона красоты через десять минут. Сам я не могу вести машину. Ванька ерзает на дорогой коже автокресла и кажется скоро протрет ее до дыры. Хотя, дыры будет две, потому что я тоже активно полирую сиденье, изнывая от нетерпения и тонкого страха, колющего мое тело миллиардами чесучих игл.
Выскакиваю из машины, едва она останавливается. Я не вижу и не слышу никого вокруг. Бегу туда, где моя богиня Венера вынесет мне свой приговор.
– Нет. Мама Венеры Карловны сегодня рано утром отменила запись в наш салон. К сожалению здесь ее нет и не было, – виновато кривит накачанные губы администратор на стойке регистрации. – Я могу вам помочь еще чем то?
– Нет, – хриплю я. Пол под ногами качается как корабельная палуба.
– Папа Моть, а дальше что? Дальше? Если ты не обженишься на маме Венере я в детдом вернусь.
– Я не знаю, – отвечаю честно. Я правда не знаю. Смотрю на часы. До венчания в церкви осталось совсем мало времени. Полчаса, почти ничего.
– Едем. Даже если мне придется брать штурмом церковь, я все равно поговорю с Венерой. Потому что я…
– Что, Матвей Дионисыч? Ну. Да мать твою, скажи уже.
– Я ее люблю до безумия.
– Ну вот. Это просто, – улыбается Борис.
Венера
Я – не я. Корсет сдавливает меня так, что дышать невозможно. Пышная юбка с кринолином отвратительна, но по традиции рода Вазгена, чем пышнее юбка – тем счастливее будет наша с ним жизнь. Брови болят и саднят после
