Александр Сергеевич, чтоб ему было пусто, Одинцов — бывший одноклассник и лучший друг моего брата. Мы знакомы с детства. Четыре года разницы — пропасть, как я уже говорила. В те времена это было очевидно.
Не могу сказать, что Георгу приходилось со мной нянчиться, но иногда он все же исполнял братский долг по праву старшего в семье отпрыска — таскал меня за собой, когда вынужден был это делать.
Естественно, вся их милая компашка, страдала: я росла непосредственным и очень живым ребенком. Вечно совала нос куда не просят и нередко мы попадали во всякого рода истории. Сейчас даже вспоминать стыдно: то зеленкой по стеклам рисовали, измазавшись, как черти, то слопали торт, предназначенный к завтрашнему торжеству, то мне глаз мячом подбили, когда я стояла на воротах. В общем, веселое, а главное — счастливое детство.
Все бы ничего, если бы не Одинцов. Он нравился мне больше всех. Может, потому, что с Гошкой они почти не расставались. Кажется, даже за партой одной сидели, пока их не разъединили ради спокойствия в классе.
Наверное, я испытывала к нему щенячью влюбленность, особенно, когда подросла. Все время хотелось оказаться рядом, потрогать его, в глаза заглянуть.
Мама мне доходчиво объяснила, что навязываться — дурной тон. И с тех пор я страдала молча. Потому что полностью исключить Одинцова из круга своих знакомых я не могла: он все равно попадался на глаза то дома, то в школе.
А потом мальчики выросли, уехали учиться. И как-то Одинцов исчез с радаров моих страданий. Я даже позабыть о нем успела: у меня появились новые интересы и увлечения, жизнь наладилась, кавалеров было хоть отбавляй.
Появился он снова, когда мне стукнуло восемнадцать. Повзрослевший, серьезный, интересный.
— Лика, — сказал он, рассматривая меня с задумчивым интересом — коронный такой тяжеловесно-оценивающий взгляд самца. — Ты повзрослела.
И улыбнулся. Бамс! И сердце в лохмотья, на лоскуты. Старая любовь, как оказалось, для меня не ржавеет. Гормоны, эйфория, восторг. А главное — тотальное размягчение мозгов, когда становишься глупой-глупой, не остается ничего, кроме томного, как у коровы, взгляда. Влюбленная телочка — бери и веди куда хочешь — пойдет покорно, вздыхая и продолжая хлопать ресницами.
К слову, Одинцов водить меня никуда не стал. Я ведь младшая сестренка его лучшего друга. Но это не мешало отвешивать мне комплименты и продолжать сверлить тяжелым взглядом, когда он думал, что его никто не видит. Но я видела! Наблюдала за ним в зеркало исподтишка.
И это были не девичьи фантазии и грезы, когда сама придумала — сама влюбилась. К тому времени я уже неплохо разбиралась в мужских взглядах и желаниях. В том плане, что ум у меня все же имелся, а наблюдательность — мой конек.
Меня тогда уже обхаживал Миша, которому предстояло в будущем стать моим мужем. Но не ему достались мой цвет и невинность, и я никогда об этом не жалела.
Мою целомудренность, как и сердце, похитил все тот же коварный искуситель Одинцов.
Случилось это на его двадцатидвухлетие. Шикарный был праздник, с размахом. Пикник на обочине. Отмечали на даче. Шашлыки, речка, музыка крыши окрестных домов поднимала на уши.
Я впервые видела Одинцова навеселе. В какой-то момент он появился рядом со мной, и уже не отходил ни на шаг. Касался, словно ненароком руками. Губы, будто случайно, то по щеке проходились, то на шее задерживались.
Да, я сама его затащила в постель. Не задумываясь, подарила самое ценное для девушки. Сама была как пьяная от его шепота и скупых слов восхищения.
Большой Одинцов был нежен до слез. Будто и не он даже. Не тот нелюдимый и вечно суровый хука-бубука, каким я его знала всю жизнь. Мне не было страшно — я растворялась, тонула в нем. А он, как тогда казалось, — во мне. Я грезила, что это навсегда. Мечтала, что он будет моим.
А наутро оказалось, что он ничего не помнит. Память ему отшибло. Вроде бы есть у некоторых индивидуумов такая особенность: пьют, а потом ничего не помнят.
Я, конечно, не спала с ним в одной постели — это было бы чересчур смело для меня. Удрала на цыпочках, когда Сашка уснул, полная радужных надежд и счастья.
А утром он повел себя, как всегда. Хмурый и неулыбчивый, молчаливый, с жестким взглядом. Мои радужные мечты оказались мыльным пузырем — пшик — и лопнули.
Он видел мою растерянность.
— Что-то случилось, Лика? Тебя кто-то обидел? — на правах хозяина он счел нужным расспросить. Небось бы и покарал виновных, если бы они нашлись.
Ничего не случилось. Так, пустяки. Мы тут случайно переспали. Не помнишь, нет? Что ж, жаль… — так и подмывало сказать о случившемся очень спокойно и обыденно. Словно между прочим.
Но я ничего не сказала. Молча глотнула пилюлю его беспамятства. Хотя тогда мне казалось, он просто жалеет о том, что случилось, поэтому делает вид, что ничего не было. Это потом, много позже, Гошка со смехом рассказывал, что Одинцов совершенно не умеет пить — наступит на пробку, а потом ничего не помнит.
Но к тому времени душа, требующая сатисфакции, уже не болела, а уязвленное самолюбие нашло эффективное лечение: Миша сделал мне предложение, и я согласилась выйти за него замуж. Не сразу, конечно. Я его помурыжила будь здоров.
Одинцов тогда снова куда-то исчез. Гоша тоже периодически пропадал, но у меня началась другая жизнь, и свою первую любовь я навсегда вычеркнула из памяти и сердца. Как говорит мудрый народ: с глаз долой, из сердца — вон.
И вот мы снова встретились. Через столько лет. И сейчас я сижу в какой-то комнатушке, а руки у меня трясутся. Ничего не скажешь: «горячая» вышла встреча!
_______________________________________________________
[1] Герой романа Виктора Гюго «Человек, который смеется».
5. Когда сдаются бастионы
Одинцов
Меня распирала бешеная ярость. Если сейчас открыть дверцы моей грудной клетки, на мир свалится катастрофа.
— Ты чего так завелся? — Егор рассматривает меня, словно экспонат в музее чудовищ. — Не, я, конечно, понимаю, что Анж хороша, но не настолько же, чтобы ты озверел.
И это последний гвоздь в гроб моего деланного спокойствия.
— Здесь не детский сад и не исправительная колония, — цежу я сквозь стиснутые зубы, — и это плохая идея — приволочь ее сюда.
— Анж то, чего здесь не хватало — женственность и красота. В этом скучнейшем мире электроники такая роза выглядит интересно и свежо. А представь, как будет вдохновенно работать с ней мужикам-покупателям? Более того, я уверен: это только ступень для нее. Она станет прекрасным топ-менеджером по продажам, заключая договора с разными фирмами на поставку компьютеров и оргтехники.
Я представлял очень хорошо вдохновение всех сюда входящих. Именно поэтому готов был настучать Егорову по башке. А лучше откусить. Нет, оторвать вместе со всем остальным.
— Мы превратим торговую фирму в балаган, — замораживаю друга взглядом. — Ты видел, в чем она приперлась?
— Ну, во-первых, не приперлась, а я ее сюда привез. А во-вторых, чем тебе алый цвет не угодил? Безумно ей идет — раз, освежает пространство — два и это очень деловой костюм — три. Тут уж не подкопаешься.
— Во всем деловой, кроме цвета. И ты прекрасно это понимаешь. Сейчас из близлежащих окрестностей все быки слетятся на ее свет.
Георгий смотрит на меня, и в его глазах плещется смех. Весело ему, забавляется!
— Сань, у тебя что, проблемы? С девушками совсем плохо, да?.. Так ты только моргни — и я мигом устрою тебе шикарные выходные с баней, девочками, бассейном.
Этим он бесит меня еще больше. Хоть Егор мне и друг, но подобное панибратство коробит. Какие, на фиг, девочки? У меня флюгер в одну сторону смотрит, чуть шею не свернул от счастья, но ему об этом знать не надобно никак. Именно поэтому я так настойчиво хочу избавиться от его сестры.
— У меня нет проблем, — рычу, обманывая друга. Потому что единственная проблема сидит сейчас в алом костюме и пытается изучать прайсы. Мало мне других забот.
