Телефон мелодично прозвенел из комнаты, напоминая, что мне на работу. Пройдясь щеточкой по скулам, послала воздушный поцелуй отражению, в котором уже узнавала себя. Телефон снова тренькнул. Экран ярко светился синим во тьме комнаты с плотно задернутыми шторами. Я открыла входящие и замерла с открытым ртом. Автоматом нажала воспроизведение видео. Полилась музыка незабвенного хита российской поп певицы «Не отрекаются любя».
Это когда мы успели потусить в караоке-баре? Я хорошо помню, что мы сели в такси и водитель развез нас по домам. Когда все пошло не так? Кто инициатор этого позора? Дашка?
Взгляд упал на исполнительницу песни, я застонала и закрыла глаза, переживая острый приступ стыда.
Это кто лохматый… в скатерти со стола бездарно пародирует Пугачеву? Не-ет… это не могу быть я. У меня грудной сопрано, а не этот визгливый дискант. Хор кошек в марте орет мелодичнее. Какой позор! Так вот откуда эти жуткие фиолетовые тени на лице и такая же помада! М-да, в образ знатно вошла! Талант! Изображаю Пугачеву лучше самой Пугачевой.
— Рит, снимешь на память? Когда еще так оторвемся? — послышался голос Машки из динамика. — Зажигаем, Даш! Нашу любимую!
Изображение дрогнуло, показав на миг серьезное Ритино лицо, Машкины шальные глаза и стол, уставленный бокалами с вином. Песня закончилась, но съемка продолжалась. Ко мне присоединились подруги: довольная Машка и совершенно невменяемая Даша. Рита осталась снимать. Обняв меня за талию, рыжая громко объявила в микрофон:
— Хватит тоски, веселимся девочки! Врубай Сердючку!
Мы кое-как настроили микрофоны под рост. Даша едва не упала, и пришлось обняться, поддерживая друг друга.
— Якщо-о-о не лю-у-ублять на-а-ас краси-и-ивых и прэ-е-екра-а-асных… — заревели белугами три глотки.
Дальше я только кривилась, нервно сглатывала и прикрывала глаза, переживая позор. Обычно я чувствовала, как это называют японцы, эмпатический позор за разгулявшихся подруг, отрывающихся как в последний раз. Он выражался словами: «Делаешь ты, а стыдно мне». Но сегодня я превзошла Машку и Дашку вместе взятых. На мотив этой песенки наша пошатывающаяся троица начала танцевать канкан. Из зала послышались одобрительные крики и хлопки зрителей.
Да мы звезды! «Мулен Руж» отдыхает! Дашины два падения ничто в сравнении с моими «засветами» в короткой юбке.
Красная от стыда, с колотящимся сердцем я со стоном проглотила собственный бесшабашно-веселый выкрик:
— Шеф, ставь Сердючку на бис!
Повтор позора мои нервы не выдержали и, выключив видео, я начала вспоминать, куда дела бутылку кальвадоса, привезенную из последней поездки с Машкой. Требовалось срочно запить свой позор. Стыд-то какой! В зале были еще люди. Наверняка снимали эту стыдобищу на видео.
М-да, до чего в отчаянии может дойти девушка, которую бросил парень в момент, когда она ни о чем не подозревала, ждала предложения о замужестве и планировала свадьбу.
Верно утверждение, что все наши глупости мы совершаем из-за мужчин, которые нам совершенно не подходят и по большому счету не нужны.
Взгляд упал на стоящее у окна кресло, и я опустилась на соседнее, разглядывая прозрачный чехол со… свадебным платьем.
Когда мы успели его купить? Мы еще заехали в салон после караоке? Но в это время салоны закрыты! Как?!
— Я же не украла его? — прошептала, потрясенно разглядывая покупку, потирая ноющие от боли виски.
— Не украла, — на пороге нарисовалась Маша с бледным, отливающим синевой лицом. — Оно из Янкиного салона. Жены старшего брата. Она вошла в твое положение и открыла нам. Ты не помнишь?
— Нет, — потрясенно прошептала и покачала головой, силясь вспомнить все с момента, как села в такси у бара.
— Мы продолжили эту… как ее… «сердечную терапию» и искали платье твоей мечты, когда Дашке пришла в голову идея, что платье мечты можно найти только в свадебном салоне, — устало выдохнула Машка длинную фразу, присаживаясь на кровать. — Свадьба с тем самым — это мечта каждой девушки… или почти каждой…
— Ясно, — огляделась, не узнавая комнату. — А где я?
— У меня, — она прошла к окну, раздвинула шторы и поморщилась от яркого света, резанувшего по глазам. — После покупки платья, у тебя не осталось денег на такси.
— А девчонки?
— Дома… наверно… им по дороге было. Ты единственная живешь в другом районе. Боже! Ань, соберись и не тупи, — Машка скинула домашний халат и закопалась в шкафу. — Ну что едем?
— Куда? — непонимающе уставилась на рыжую.
— Платье возвращать, — подруга просовывала в узкое горлышко свитера голову и получалась приглушенно-невнятное, — или ты его себе оставишь? Оно итальянское. Из позапрошлой коллекции, поэтому со скидкой. Я бы на эти деньги месяц жила.
— Я его даже не помню… и зачем мне свадебное платье? — я разглядывала белоснежное кружево расшитого лифа. — К тому времени как я снова соберусь замуж, мода смениться… и не раз.
— Или браки отменят, как пережиток прошлого, — съязвила Машка, натягивая узкие джинсы.
— Спасибо, что веришь в меня, — я разыскала вчерашнюю кофточку и выдернула из вороха своей одежды. Из кармана на пол выпал микрофон. — Это что такое?
— Честно говоря, я такой тебя вчера в первый раз видела, — глянув с сочувствием, призналась подруга, скручивая узел из волос. — Просто отчаяние в чистом виде.
— Я вчера впервые была в таком виде… — я вздохнула, поднимая уворованную из караоке-бара вещь.
— М-да, пристрели меня, если я когда-нибудь сделаю что-то подобное, — попросила Машка, подавая мне юбку.
— Маш, обещаю, я больше никогда, — клятвенно заверила подругу, приложив руку с микрофоном к груди. — А платье верну… сегодня же.
Она с сомнением хмыкнула, а я отбросила подальше доказательство своего вчерашнего позора, потянулась к платью.
— Замуж тебе, Анька, надо, — решительно отвела мою руку Машка. — Это верный признак, когда идешь в разнос, и все начинает выходить из-под контроля. Оставь платье. Оно пригодится и скоро.
— И куда мы в таком случае?
— Пить, — решительно произнесла подруга.
От грозящей ему вновь перспективы желудок тоскливо сжался. Меня замутило только от одной мысли о повторе вчерашнего подвига.
— Утро еще. С утра пьют только аристократы и дегенераты, — скривилась я от раскалывающей череп боли.
— Алкоголичка, — хмыкнула подруга, выходя в двери, прихватив чехол с платьем. — Кофе пить… с шоколадом. В кафе заедем. Знаю, что ты на мели. Я угощаю.
Глава 4
— Смирнова… Аня… ты?! Прекрасно выглядишь! Тебя не берут ни годы, ни замуж! — видимая в поле зрения часть любопытствующих посетителей кафе обернулась на голос и уставилась на меня, «отрекламированную» во всеуслышание. — О-о, «пардоньте», беру слова назад. Тебя поздравить можно?! Неожиданно! И почему все девчонки после встреч со мной выходят замуж? Я — талисман на удачу?
Я поперхнулась горячим кофе, мечтая провалиться сквозь пол кофейни. Этот «талисман на удачу» был последним человеком, которого я хотела бы сейчас видеть.
О, нет! Только не он! В городе столько кафе и надо же встретились… да еще в день, когда я выгляжу хуже некуда…
Натянув улыбку, надеясь, что она не копирует вчерашнюю Дашкину, обернулась к окликнувшему, радуясь, что это всего лишь Ленчик, а не Виталий с новой пассией. Мужчина поднялся из-за своего стола, бросив сидящих с ним девушек, и не спеша шел ко мне. Безмятежно красивый, ослепляющий белозубой улыбкой. Впрочем, все тот же, застывший, словно совершенная во всех отношениях римская статуя. Леонид Кравец, или Ленчик-красавчик, или «моя попытка номер три». Надо признаться, не самая паршивая, судя по тому, как все закончилось. По Леониду я не страдала. Слишком красивый мужчина и бабник — это народное достояние. Ждать от него верности или предъявлять права просто глупо. Встречались недолго и расстались по обоюдному согласию, обойдясь без взаимных обид.
— Со временем все становятся некрасивыми. Ты решил быть на шаг впереди всех. И стал некрасивым заранее, — не осталась в долгу, поддев старого знакомца.
