становится смешно. Но я держусь, стараясь не улыбаться.
— Прочь, — взмахиваю рукой.
Двигая тростью, иду в комнату. Слышу в спину вздох сожаления или… жалости?.
Не надо мне ни чьей жалости. Я здесь не для этого.
МАКС
Комнаты девочек на первом этаже, мальчиков — на втором.
Наша комната — двадцать четвертая, ровно над комнатой Марики. А значит, теперь и моей летучей мыши. Этот факт будоражит. Внутри меня появился какой-то тяжелый магнитный шар, который двигается, как только я приближаюсь к Яне, словно притягивается к большому магниту. И, растягивая внутренности, вызывает необычный спектр ощущений — от кайфовых до колючих-болючих. Это называется чувствовать человека нутром? Тогда я приобщился к этому феномену по-полной!
А еще мне неспокойно. Марика с Галой не феи. Мышка тоже, конечно, за словом в карман не полезет, но разве можно сравнить их весовые категории? Она слепа… Уж лучше бы ей оказаться дочерью президента, не меньше! Марика с Галой преклоняются только перед статусами.
Меряю шагами комнату.
— Не мельтеши, Макс.
Сэм чертит графики, отвлекаясь на переписки со своей Асей по телефону. Бросаю взгляд на часы. Скоро нам отключат связь. Никакой связи после отбоя.
Это новые правила школы, после того, как нас недавно спалили за ночными тусовками в бункере ЧС.
— Зачем они взяли слепую девочку сюда, Сэм?
— Ну взяли и взяли… Чем она тебе мешает?
— Да не мешает она мне. Просто — зачем? Ей тут не место.
— Это не твое дело, Макс.
— Тоже все время себе это говорю.
— А?
— Да, нет, ничего.
Большой свет выключается. Остается гореть только ночник.
Все, «отбой».
— Да задолбали! — раздраженно толкает Сэм пальцами телефон по столу. — Отключили связь.
— Тебе дня с ней не хватает? — ухмыляюсь я.
— А сколько у нас остается «дня», если исключить учебу, тренировки и отработки?
— Ну, выходных…
— Полдня? Нет, не хватает.
— Полдня и ночь! — играю я ему бровями.
— Ой, не сыпь мне соль на сахар, а? Ночь…
Падает на кровать.
— Не дают сладкого? «Это какие-то неправильные пчелы!» — стебусь над ним я.
Швыряет в меня подушкой. Ловлю, и кидаю в него обратно.
— Нормальные пчелы… Просто не такие развязные, как некоторые.
— Но ты работаешь над «развязыванием», м?
— Отвали! — ухмыляется.
Сажусь на подоконник. Мне кажется, что вижу на лавочке у входа в корпус знакомый белый хвост.
Открываю окно, выглядываю.
— Макс, холодно, капец, ты чего вылез-то? Закрой окно, — кутается в одеяло Сэм.
— Новенькая на улице.
— Да ну, ты гонишь. Это кто-то из персонала.
— Да нет же!
— У входа охранник сидит, — зевает Сэм, — если что-то… то он в курсе и вмешается. Может, ей разрешили…
— Никому не разрешают, а ей разрешили?
Гашу ночник, накидываю толстовку, надеваю кеды.
Стараясь не шуметь, встаю на подоконник.
— Макс не гони…
— Да я быстро, туда и обратно.
— Нафига?
— Ну, а что за несправедливость? — усмехаюсь я. — Ей можно после отбоя погулять, а мне нет?
— Дурень… оштрафуют, кто мне будет кофе в кофейне брать?
Да, Сэмчик крупно нарвался с этим бункером, поэтому у него пока никаких плюшек, включая кофейню. Наказывают нас, лишая возможностей хорошо проводить время на территории школы.
Хватаюсь за пожарную лестницу. И, оттолкнувшись, повисаю на руках.
Тихий скрип…
Яна дергает головой, разворачиваясь на мгновение на звук. Точно — мышь!
Спустившись пониже спрыгиваю на газон.
Фонари возле окон всегда отключают, чтобы не мешали спать. А крыльцо в пятачке света.
Тихонечко крадусь в ее сторону.
— Яна, шла бы ты спать.
Замираю, замечая, что в дверях стоит охранник. Охранник из новеньких. Голос не узнаю.
— Миш, ехал бы ты домой.
— Миссия невыполнима, — усмехается он.
— Ясно. Можно я еще полчасика?
— Замерзнешь.
— Ну, пожа-а-алуйста, — игриво.
Так-так-так… Что-то я не понял!
— Как соседки твои?
— Переживу.
— Значит, плохо?
— Значит, переживу.
— Ты говори, если что. Что-нибудь придумаю.
— Да все нормально, Миш, правда.
— Конфетку хочешь?
— Давай! — с энтузиазмом.
Подходит к ней. Совсем молодой. Может, двадцать пять от силы. В груди дергается болезненной ревностью. У нас таких никогда не было. Все — ближе к сорока.
Козел… с девчонкой флиртует.
— Тепленький… — забирая конфету, греет она свои руки в его.
— Мне на обход надо, воспитатель только с утра выйдет.
— Иди, куда я денусь-то? — вздыхает Яна.
— Ты-то не денешься…
— Территория же охраняемая.
— Да. И все же.
— Иди!
— Окей, десять минут у тебя еще.
Охренеть… Что-то я раньше такого не видел. Охрана у нас лютая! С роду в панибратстве с учениками не замечена. Понабрали, блин…
И эта звезда: «пожа-а-алуйста», — передразниваю ее про себя. — «Тепленький…»!
Внутри меня буря негодования.
Дверь тихо закрывается.
Ну, какое тебе дело, Макс, с кем флиртует Летучая мышь? Марика вон, вообще ни одну ширинку мимо не пропускает, тебе ж не свербит?
Да при чем тут Марика вообще?! Она мне кто?
А Мышь кто?
Не знаю…
Бесшумно подхожу к ней со спины. Выпрямляется, настороженно ведет плечами. Наклоняюсь над ее макушкой, вдыхая запах волос. И, теряя связь с реальностью, утекаю вязкой горячей лужицей прямо ей под ноги.
Мммм… как же она пахнет! Какие правильные «пчелы»… Затискал бы всю.
Медленно отстраняясь, встает. Разворачивается ко мне лицом. Встревоженно пятится назад.
Это дико заводит — маньячить вот так! Сладкая игра.
Но еще пару шагов назад и споткнется об урну.
— Кто здесь?
Еще один шаг назад.
— Ян… — подлетаю, придерживая за талию.
— Шагалов!
Зажимаю ей ладонью рот.
— Не ори ты! — шепчу в ухо.
Получаю тростью наотмашь по бедру.
— Фак!
Отпускаю.
— Больно же!
— Пошел вон, идиот. Напугал… — сглатывает она.
Пальцы сжимающие горло трясутся.
— Извини. Не хотел.
— Какого черта ты здесь?!
— А ты?!
Дверь медленно открывается.
Да твою мать!
Залетаю на крыльцо, вставая сразу за дверью. Сдаст или нет?
— Ян, давай в корпус, а?
Оглянувшись, Мышь моя поднимается на ступеньку крыльца. Охранник замыкает за ней дверь. Выдыхаю. Не сдала.
МАКС
К нам в класс или в параллельный?
С этим вопрос я просыпаюсь.
Вбиваюсь затылком в подушку. Мозг, чтоб тебя, есть еще какой-нибудь объект для обсасывания? Нет?
Проматываю мысленно всех зачетных телочек в стенах Швейцарии и за ее пределами. А мозг опять про свое: в Швейцарии только два выпускных класса, значит, пятьдесят на пятьдесят.
Скатываюсь с кровати в упор лежа, чтобы разогнать по телу кровь, упрямо сосредотачивающуюся по утрам в так и неиспользованных по назначению местах.
Сэм уже в душе.
Задумавшись, отжимаюсь, игнорируя простреливающую боль в мышцах после вчерашнего спарринга. На последнем подходе мышцы неожиданно подводят,
