Но она порой могла быть очень упрямой.
— Женя, нам очень нужны д-деньги, — говорила мама, нервничая.
— Я могу…
— Не можешь. Т-ты д-должна учиться.
***
Первое время после того, как мама устроилась в гимназию, она с воодушевлением рассказывала, до чего же там чудесно. Какие у них необыкновенные классы, какое суперсовременное оснащение, какое там вообще всё крутое.
— Вот бы ты там училась, — мечтательно вздыхала мама.
И вот сегодня я сижу в маминой палате, держу ее за руку и притворяюсь, будто ничего не знаю, пока она пытается сказать, что благодаря стараниям Марка Сергеевича меня берут в гимназию. Бесплатно. Этакий акт невиданной щедрости. Рядом с видом благодетеля стоит сам Платонов и кивает в такт ее словам. Он тоже не подозревает, что я вчера слышала всё.
— Жень, это реально шанс один из тысячи! — подхватывает он. — Ты потом сможешь гарантировано попасть в любой вуз, в какой только пожелаешь. На бюджет. У нас контракты с лучшими вузами страны… Ну или поехать учиться за границу. Тут уже всё от тебя зависит.
Парадокс, но все трое мы врем друг другу в глаза и все трое делаем вид, что друг другу верим.
Я благодарно ему улыбаюсь. Скромно бормочу:
— Спасибо. Не могу поверить…
А мама тихо шепчет:
— М-марк Сергеевич п-поможет и с переводом, и вообще… Ты только, Женечка, учись… Не упусти шанс…
— Конечно, — заверяю ее. — Ни за что не упущу.
6. Стас Смолин
— После ужина зайдешь ко мне, — приказывает отец, придавив взглядом так, что у кого-нибудь другого стейк встал бы поперек горла. Но у меня, к счастью, на отцовские взгляды и все прочие методы воздействия давно выработался иммунитет. — Ключи отдам. Неделя прошла.
Он имеет в виду ключи от Порше — его подарок мне на восемнадцатилетие.
Щедрый подарок, но есть нюанс. Я не хотел Порше. Тем более спорткар, тем более красный. Но отец считает, что ему лучше знать, что я хочу. Поэтому, когда он в наказание забрал на неделю ключи, я подумал: «Да хоть на год забирай».
Сонька, сестра, мы с ней близнецы, поворачивается ко мне с радостной улыбкой.
— Здорово, — щебечет она. — Да, Стас?
— Ничего здорового тут нет! — грозно рявкает отец, резко отбрасывая вилку так, что прислуга испуганно вздрагивает, а у Соньки тотчас бледнеет и вытягивается лицо. Отца она боится. До сих пор, хотя столько лет прошло…
Только Инесса, наша с Сонькой мачеха, никак не реагирует, ну и я, пожалуй, хотя его рёв по мою душу.
— Ты — наглый, избалованный, безответственный мальчишка! — продолжает он клокотать. — Мне вот где уже твои идиотские выходки!
Отец коротким резким взмахом проводит ребром ладони под кадыком.
— Еще одно такое выступление — и ты отправишься к матери насовсем! Ясно?
Он на секунду замолкает перевести дух.
— Пап, ну ты что? — звучит Сонькин дрожащий голосок. — Всё же обошлось.
— Обошлось?! Да эта поломойка чуть не сдохла по его милости! Вы своими дурными мозгами хоть представляете себе, во что бы это всё вылилось? В какой позор для меня? В какие проблемы? А сколько бы людей мне пришлось напрягать, чтобы всё это замять! И замяли бы или нет — вовсе не факт. Еще и этот ваш… молокосос Платонов посмел отчитывать меня как мальчика. Меня! После всего, что я для этой гребаной гимназии сделал!
Отец разошелся не на шутку.
— Так что, Стас, я не шучу. Терпение мое кончилось. Всё! Еще один подобный эпизод, и ты действительно поедешь жить к матери. И от меня больше не увидишь ни помощи, ни поддержки, ни денег, ни-че-го. Понял? Понял, я тебя спрашиваю? Я с кем разговариваю? В молчанку с отцом решил поиграть?! Не наигрался еще?! — заходит он на новый круг.
Я неторопливо прожевываю кусок стейка, равнодушно наблюдая, как у отца трясутся от ярости щеки. И за мгновение до взрыва спокойно отвечаю:
— Даже и не думал. Когда я ем — я глух и нем.
Отец раздувает ноздри и еще несколько секунд испепеляет меня взглядом, потом медленно сдувается. Только бурчит под нос:
— Смотри, допрыгаешься ведь. Тебя, Софья, это тоже касается. Оба отправитесь к своей мамаше.
Меня такими угрозами не пронять, я к матери и так тайком наведываюсь время от времени, а Сонька сразу съеживается и опускает глаза в тарелку.
Инесса сидит по-прежнему с непроницаемой физиономией, но в глазах на миг вспыхивает злорадство. Мы с Сонькой ей тут как кость в горле.
Когда она появилась тут два года назад в качестве очередной новой жены, уже третьей после матери, то с первых же дней принялась капать на нас отцу. Особенно — на Соньку. То она ей хамит, то трогает ее вещи, то еще как-то портит жизнь.
Отец реагировал на ее жалобы в своей манере: дарил что-нибудь шикарное Инессе, чтоб утешилась, а на нас, не разбираясь, орал и заставлял просить у нее прощения. А не так давно она осчастливила отца новостью о том, что беременна. И теперь отец с ее подачи все чаще грозит отправить нас к матери, хотя раньше почти не позволял даже встречаться с ней.
— Кстати, — продолжает отец уже спокойнее. — Дочь этой самой поломойки с завтрашнего дня будет учиться в вашем классе.
— Как? — вскидывается Сонька и переводит ошарашенный взгляд с отца на меня и обратно.
— А вот так! — изрекает отец. — Платонов сказал, что только так удалось договориться с ней.
— Договориться? С ней? О чем с ней договариваться? Пап, ты ее видел? Косая, кривая, корявая, бррр… А как рот откроет — вообще атас. Что-то там мычит, квакает… Кто вообще к нам взял это убожество? Еще с ней договариваться…
— Идиотка! — обрывает ее отец.
— Ну ты же сам сказал, — жалобно скулит Сонька, вбирая голову в плечи, — что всё обошлось.
— Я сказал, что она, слава богу, жива осталась после ваших развлекалок! Но чтобы она помалкивала о том, что случилось, и не сдала кое-кого, — метнув в меня злобный взгляд, цедит отец, — директору пришлось взять ее дочь на учебу в гимназию. За наш счет.
— Фу-у, — кривится Сонька. — Реально дочь этой убогой будет с нами учиться? Серьезно? Какое дно… Даже есть расхотелось… Блин, пап, и ничего нельзя сделать? Ты же всё у нас можешь…
— Можно! Вести себя нормально! — не ведется отец на Сонькину лесть. — Или вон Стаса отправить под суд. Восемнадцать уже есть, так что пусть отвечает. Такая перспектива вас устраивает?
Сонька с несчастным видом быстро качает головой.
— Нет? Тогда сидите и молчите!
7. Стас Смолин
Вместе с ключами отец возвращает мне и карту, которую тоже на неделю забирал. Молча выкладывает всё это из сейфа на стол, небрежным кивком указывает, типа, забирай и вали.
— Домашний арест, так понимаю, тоже окончен? — спрашиваю его. — Можно на волю?
Отец моментально вспыхивает, багровеет, набирает побольше воздуха и, пока его опять не прорвало, я быстро забираю свое добро и сматываюсь, напоследок показав ему знак виктории.
В коридоре за дверью отцовского кабинета меня поджидает Сонька, вся в переживаниях.
— Ну что? Не ругался больше?
— Тшш. Внимание… — смотрю на сестру с азартом и приподнимаю палец, призывая ее помолчать.
И в следующий миг из кабинета раздается отцовский рык:
— Вот же чертов щенок! Паршивец! Я тебе покажу волю…
Беззвучно смеясь, мы сваливаем подальше.
— Стас, а поехали в «Риот»? Там все наши собрались. Звонили уже, нас ждут. Отпразднуем заодно твое возвращение в строй, — Соня цепляет меня под локоть и тянется за мной, пока я сворачиваю на лестницу и поднимаюсь на второй этаж, к себе. — Заодно расскажем им новость…
— Какую?
— Ну как? Ты забыл, что ли, какая радость привалила? Ну, про дочку уборщицы… Надо же с этим что-то делать…
— Не-е-е, — лениво тяну я. — Сегодня никуда неохота. У меня катка [1]. Мы еще вчера договорились.
Я не большой фанат сетевых побоищ, но иногда спустить пар помогает, особенно когда у тебя очередной домашний арест и всё вокруг бесит.
