Обломки карты памяти опять прилетели ей в лицо.
В чате появилось ещё одно сообщение: «20.000 евро». Это предложение выглядело более заманчивым, чем первое. Женя догадалась, что Румянцев (и Новик вместе с ним) в отчаянии. Выборы приближались, а опросы показывали… Впрочем, оставалось загадкой, зачем вообще проводились эти опросы.
Женя сидела в интернете и бороздила БДСМ-сайты. Она искала клубы любителей пет-плей. Снова на неё игриво взирали зайчики, подмигивали кошечки и стучали копытами сексуальные пони в кожаной сбруе. Попадались и собаки в будках или у ног хозяина. В прошлый раз Женю воротило от этих картинок, а сейчас она искала на лицах игроков их реальные чувства. И везде видела одно и то же: удовольствие, доверие, иногда даже счастье. Её захлёстывала иррациональная ревность ко всем этим людям, не боявшимся играть в игры, которые им нравились. И обида, что она упустила свой шанс. Нет, она не хотела вновь ощутить хвостик в заднице, она хотела ощутить любовь мужчины — терпеливую, безграничную, всепрощающую.
«30.000!!!» О, это было щедро!
Отчаявшись пробиться к Сергею, она позвонила Левенту — его личный телефон сохранился у неё со времён июньского собеседования. Она бы позвонила раньше, да боялась его сильнее, чем всех остальных. Он сразу же взял трубку и назначил встречу. С гулко стучащим сердцем и трясущимися руками Женя отправилась в кардиоклинику.
52. Исповедь
В его кабинете ничего не изменилось: всё те же белые шторы, белые розы и белая ширма, отделявшая приёмную с диванчиком от медицинской зоны с кушеткой.
Сам владелец клиники тоже выглядел традиционно: гигант восточной внешности с густой бородой и чёрными миндалевидными глазами. Белизна халата подчёркивала южный бронзовый загар. Пока Женя страдала в одиночестве, собачий тренер жил насыщенной жизнью: путешествовал, загорал, купался в море и наверняка спал с парнями, девушками и… разными другими гендерами (сколько бы их ни существовало).
— Добрый день, Женя, — сказал он. — Садись, — и указал на диван.
Значит, на «ты». Почему-то это показалось признаком дружелюбия. Женя села и начала покаянную речь:
— Во-первых, я хочу принести извинения за шпионаж в Тихой Гавани. Во-вторых — за вранье. А, в-третьих, мне очень жаль, что я испортила вам каникулы. Я очень раскаиваюсь. Если бы всё повторилось сначала, я бы не полезла в сейф.
— Если бы всё повторилось сначала, ты бы вообще не приехала, — заметил Левент.
— Не уверена. Ведь тогда бы я не познакомилась с Сергеем.
— Хочешь сказать, что для тебя это важно?
— Да.
— Почему?
— Потому что я в него влюбилась. Ты можешь не верить, но ещё до того, как он нашёл фотоаппарат, я собиралась уничтожить снимок.
— Ты права, я тебе не верю.
Чёрные глаза прожигали насквозь. Она пожала плечами:
— Другой правды у меня нет.
— Расскажи всё с самого начала. Может быть, я изменю своё мнение.
— Хорошо, — без раздумий согласилась она. Этот человек был лучшим другом её любимого мужчины. Он имел право задавать личные вопросы. — Однажды Яну позвонила Аглая Горшкова…
— Нет, ещё раньше, — перебил он. — В какой семье ты выросла? У тебя было сложное детство? Родители тебя игнорировали?
Женя поняла, куда клонит Левент, и ощутила новый всплеск стыда.
— Нет, я была единственным ребёнком в семье, меня все любили и баловали. У меня прекрасные отношения с родителями, я даже купила квартиру недалеко от них.
Губы Левента искривились в усмешке. Он словно говорил: «Я так и думал!». Женя проглотила обиду и начала подробно рассказывать о детстве, юности и студенческих годах — до того момента, как получила от Яна Новика приглашение посетить Париж. Она ждала, что Левент её перебьёт, но он внимательно слушал. И Женя погрузилась в воспоминания. Её речь лилась как полноводная река, она не контролировала мысли, не подбирала слова, а просто открывала своё прошлое человеку, который сидел напротив. Один раз он встал, сделал кофе и подал чашку Жене. Она, не прерывая рассказа, выпила кофе и съела несколько конфет из коробки.
Когда вступительная часть о детстве и юности закончилась, Женя с такой же откровенностью заговорила о Яне и их отношениях. Левент демонстративно включил диктофон и положил на стол между ними — Женя лишь на секунду запнулась, а потом продолжила рассказ о заданиях, которые поручал ей оппозиционный блогер Ян Новик. О том, чем они занимались. Нет, Ян никогда не врал, не использовал фейки и не создавал повод для скандалов, но он умело манипулировал правдой: в одном месте немножко скрывал, в другом преувеличивал, а в третьем пользовался детским, но безотказным приёмом: «Маша не шлюха. Маша не шлюха?! Ну извините!». В этом и состоял его уникальный талант — влиять на общественное мнение и вести за собой людей — пусть не одураченных, но покорённых его личным сортом правды.
Женя сдавала своего бывшего шефа и любовника с потрохами, ни секунды не сомневаясь. То, что она рассказывала о нём, не тянуло на статью и не требовало каких-либо репрессий со стороны государства, но чудовищно компрометировало его в глазах серьёзных политиков и зрителей канала. Эта информация безнадёжно портила его деловую (да и человеческую тоже) репутацию.
Потом она выложила всё о своих действиях в Тихой Гавани — с первой и до последней минуты. Она себя не оправдывала. Это было настоящее покаяние.
Левент выключил диктофон и спрятал в карман халата. Женя сидела, уставившись на розы в вазе, но не видела их. Мысленно она проживала собачий бал в Тихой Гавани, секс с Сергеем, объяснение под дулами пистолетов, обломки флешки, брошенные ей в лицо, и позорный отъезд с острова. Она чувствовала себя опустошённой.
Какая-то медсестра заглянула в кабинет и сказала: «О, ты занят? Извини, зайду попозже», — и скрылась за дверью. Женя машинально отметила, что где-то видела эту женщину: белые кудри в стиле Мерилин Монро, ярко-красный рот и кошачьи стрелки…
— Теперь ты мне веришь? — спросила Женя.
— Я верю, что ты пережила в Тихой Гавани некое… состояние, которое пошатнуло твои политические убеждения.
— Да при чём тут политика? — отмахнулась Женя. — Я узнала о себе и людях нечто важное.
Левент молчал, и Женя продолжила:
— Я узнала, что такое доверие, доброта, честность. Нравственность в конце концов. — Левент недоверчиво хмыкнул. — Несмотря на то, что мы играли в собак, Сергей вёл себя очень благородно. Я никогда не встречала таких мужчин — наверное, поэтому я его и полюбила.
— Хорошо, — сухо сказал Левент, — я тебя услышал. И можешь считать, что я тебе поверил.
— Я ушла от Яна в тот же день, когда мы вернулись в город. Я не знаю, чем он занимается, не смотрю его передачи и не отвечаю на письма.
— Он тебе пишет?
— Он хочет узнать о документе из сейфа. Предлагает тридцать тысяч евро — за голую информацию, без доказательств.
— Это хорошие деньги. Ты ведь сейчас не работаешь?
— Я планирую раскрутить свой книжный блог, но у меня мало подписчиков, — призналась Женя. — Деньги бы мне не помешали, но я никогда и никому не расскажу о том, что произошло в Тихой Гавани. Я знаю, я выгляжу предательницей в глазах Сергея, но я докажу ему, что он ошибается. Мне можно доверять, я не враг!
— Ага.
— Больше не враг. И даже не политический соперник — у меня пропал всякий интерес к политике. Ты дашь послушать запись нашего разговора Сергею?
— Нет.
— Господи, ну почему? Я хочу, чтобы он знал обо мне всё!
— Он знает всё, что ему нужно, — отрезал Левент. — Он не хочет с тобой встречаться, у него сейчас сложный период. Настаивать на встрече — значит проявлять неуважение к его чувствам. Не звони ему больше. И скажи спасибо, что твоя дикая выходка со шпионажем осталась безнаказанной. Будь моя воля, я бы так тебя наказал, что отбил бы любую охоту к интригам.
Женя досадливо прикусила губу.
— Ладно, я всё понимаю. Сергей мне не доверяет, и у него есть на это основания. Но хотя бы принять мои извинения он может?
