— Что-о? Откуда ты… — я задохнулась! Я не могла даже представить себе, что Полинка сейчас говорит правду!
— Мне Андрей сам рассказал. Он давно уже разговаривает. Еще когда из больницы приехал. Только со взрослыми боится. И шепотом…
Она говорила так спокойно, будто ничего тут такого страшного нет! Будто речь сейчас идет не о чьей-то смерти, а о страшной сказке, о которой ребенку точно известно, что все вымышлено, все неправда!
И когда нас пригласили в кабинет к следователю, у меня самой было гораздо больше вопросов, чем ответов.
51. Павел
Я был уверен, что моя свобода висит на волоске. Ясно же — что бы ни случилось, всегда виноват тот, кто недавно вышел из тюрьмы! Когда ехал в участок, был уверен, что меня никто ни о чем и спрашивать не будет, просто закроют и все. Но усталый, немного помятый майор, явно сидевший на суточном дежурстве, примерно моего возраста, спрашивал, записывал и даже пытался вникнуть в мой рассказ.
— То есть вы избили гражданина Крамского потому, что приревновали к своей жене?
Фамилия какая-то… знакомая… Крамской? Как у…
— Так? — не дал закончить мысль майор.
— Да. Приревновал, — и был даже рад, что этот поганый журналист появился так вовремя — лучше его, чем Эмму! Впрочем, я не знал наверняка, смог бы ее ударить. Я все понимал тогда. Я говорил себе там на улице то, с чем был умом абсолютно согласен: "Пашка, она ничего такого не сделала, чтобы ты срывался сейчас — предупредила, позвонила, на улице с детьми отдала бы ему флешку и уехала к тебе! Успокойся!" Но при этом… она была очень красивой. Она была еще лучше сейчас, чем всегда до этого — и платье, и прическа, и подведенные глаза… И разве это плохо, когда ТВОЯ женщина выглядит замечательно? Разве это плохо, когда тебе завидуют другие мужики? Но упрямая мысль, что она такая не для меня, что она для другого старалась, ужом вилась в моей голове, и я, все понимая, ничего с собой поделать не мог!
— А какие отношения связывают вашу жену и Крамского? Они — коллеги? Или может, живут рядом? Или встречались?
— Насколько я знаю, он пишет статью о приемных семьях.
— А у вас такая семья?
— Ну да.
— Судя по штампу в вашем паспорте, вы женаты недавно?
— Да, недавно.
— А Крамского как давно знаете?
— Вообще не знаю его. Видел несколько раз. Он крутился возле Эммы. В ресторан ее приглашал. Якобы чтобы статью обсудить. Но сами подумайте, статья-то о приемной семье, так ее в семье-то и нужно обсуждать, со всеми членами, так сказать! Почему он нас всех вместе, с детьми, не позвал, а только ее одну? Опять же… несколько раз я видел его машину возле дома, где… мы живем, — рассказывал и сам понимал, что всего-то пару дней живу в этой самой семье, о которой так уверенно говорю, и журналист этот Эмму знает примерно столько же, сколько и я.
Майор спрашивал что-то еще, я отвечал. И когда он уже позвал помощника, встав из-за стола и выглянув в коридор, я понял, что разговор окончен и напрягся в ожидании "приговора".
— Слушай, Павел… — он вдруг перешел на ты, запнулся, а потом заглянул в свои записи и добавил. — Алексеевич, тут дело такое. По-хорошему я бы тебя отпустил сейчас — заявы от пострадавшего нет… пока нет, и неизвестно еще, будет ли она. Но ты же, наверное, понимаешь, что именно этого человека трогать было никак нельзя… с твоим-то прошлым!
— А что это… — начал я и, наконец, вспомнил, что это за чувак такой — фамилия-то как у нашего мэра! — Это сынок его что ли? Бля-ядь…
— Ну ты даешь! Че не знал? Офигеть! — майор потянулся к сигаретам, сделал знак вошедшему дежурному, и последний вновь закрыл дверь, только заглянув к нам. — Теперь понимаешь меня? Отпустить не могу. Никак. Начальство сразу, еще до допроса сказало — закрыть. Но заявы-то пока нет. Трое суток посидишь. Не будет заявы, отпущу и все. Иначе получится, что задержали и отпустили — мер не приняли, дебош в общественном месте остался безнаказанным. Правда, мой следак поехал уже к пострадавшему, вполне возможно, что и заяву он накатает. Адвоката-то ищи на всякий случай.
— Позвонить дашь? — мне тоже было не до официоза, поэтому и ответил в его стиле.
— Сейчас дежурному скажу, отдаст тебе твою мобилу ненадолго. Здесь поговоришь. Слушай, а мальчишка твой чего так вел себя странно? Еле отцепили его от Крамского!
Вот этого я не помнил. Совершенно. Нет, смутно что-то такое представлял себе. Вроде бы, видел Андрюху рядом и испуганное лицо Эммы. Бил журналиста, сквозь кровавую пелену собственной ярости с трудом рассматривая все вокруг, а сам думал: "Только бы не Эмму!" Я по пути в участок начал в себя приходить… Пожал плечами в ответ на вопрос майора.
Не знаю, может быть, майор сам по себе был нормальным мужиком, а может, просто проникся моей ситуацией, только протянув мне мой телефон, он даже пошел к двери, явно собираясь дать мне возможность поговорить без свидетелей. И, что уж совсем поразило меня (предыдущий опыт сформировал очень негативное представление о сотрудниках нашей полиции в целом), уже из коридора спросил:
— Могу жену на пару минут к тебе пустить. Хочешь?
Из трубки доносился голос моего юриста, с которым уже давно работал, и который мог бы посоветовать специалиста в данном вопросе, а я завис, не понимая, хочу ли сейчас видеть Эмму. Хотел, да. Очень хотел. Но вслед за вспышкой гнева и ревности, вслед за необъяснимым моим сумасшествием, пришел стыд. Наконец-то включилась нормальная мужская совесть, которая подсказывала, что я опасен для этой женщины, что я опасен для любой семьи в принципе, и для Эммы в частности. Зачем ей такая проблема, как я? Зачем ей жить в постоянном страхе — вдруг снова что-то мне в голову взбредет, вдруг опять что-то не понравится, перемкнет меня, и я все-таки ее ударю? Ей спокойно жить нужно, детей растить…
— Нет. Не нужно. Спасибо…
52. Эмма
Очень боялась навредить Паше, поэтому не знала, стоит ли говорить всю правду. А еще не знала, можно ли рассказывать о том, что узнала от Полинки — все-таки она — ребенок, могла и насочинять. А обвинение-то серьезное!
Красивый, достаточно молодой мужчина в помятой форменной рубашке, явно высокого чина, судя по командам, которые раздавал направо-налево, усадил нас с Андрюшей и молодую девушку, представившуюся педагогом, за стол напротив себя.
— Эмма Сергеевна, расскажите нам, что по-вашему произошло у здания редакции сегодня в… 17.45?
— Антон… — начала я.
— В смысле, Антон Владимирович Крамской?
— Ну-у, наверное. Я не знаю его фамилии, — в голове мелькнуло: "Как у мэра". — Так вот, Антон писал статью о приемных семьях. А я вот… в смысле мы с Пашей, решили взять себе мальчика. Андрюшу. Антон предложил написать о нас. Написал. Привез мне прочитать, фотографии себе на память скинуть. Паше это не понравилось, он сказал, что Антон мог бы и по электронке это сделать, а не крутиться возле меня.
— Это сегодня было?
— Нет вчера. Они немного повздорили, Антон уехал. А флешка у меня осталась. Сегодня я решила ее отдать. Позвонила. Мы договорились, что я завезу ему на работу.
— Вы понимали, что вашему мужу не нравится, что вы общаетесь с Крамским?
— Да. Понимала.
— Зачем тогда провоцировали?
— Я не… Я думала, что отдам и все… Позвонила Паше, предупредила его. И на улице же, среди людей. Дети в машине сидели… — я всматривалась в бесстрастное лицо сотрудника полиции и не могла понять, неужели, действительно, дала повод? — Я не подумала даже, что он так воспримет!
— А если бы подумали?
— Не стала бы отдавать. Придумала бы что-нибудь. Попросила кого-то из знакомых…
— Так. Ладно. Перейдем к вашему мальчику… — на ребенка он смотрел совсем не так, как на меня, ласково, с участием. — Меня зовут Сергей Николаевич. А тебя как, парень?
Андрюша молчал.
— Сергей Николаевич, — начала вместо него я. — Понимаете… Андрюша не разговаривает. Но я бы не хотела при нем рассказывать, почему. Он, вообще, наверное, ничем вам не сможет помочь. А почему он Антона… бил, я не знаю. Андрюша — он добрый, ласковый, он никогда агрессии не проявлял.
