— Хорошо, — проведя кончиком языка по припухшим губам, выдохнула Тая.
С трудом покинул в тот вечер Таину палату, взяв с нее еще одно клятвенное заверение, что она будет послушной и ответственной пациенткой.
— Договорились, — выдохнул я, прикоснувшись губами к ее ладошкам, согревая их своим дыханием.
Дверь скрипнула и в палату вошла медсестра. С укором взглянув на меня, она прошла к подоконнику, держа в руках поднос с ужином для Таи.
— Шли бы вы домой, — пробубнила она с плохо скрываемым недовольством, пододвигая небольшой столик к кровати, — вашей жене надо больше отдыхать и меньше нервничать, — отчитывая меня, она ловко переставила с подноса на столик тарелку с картофельным пюре и котлетой, странного, несъедобного бледного цвета.
Тая, не понимая греческого языка, с мольбой смотрела на меня, а я метался между желанием забрать ее домой прямо сейчас и трезвым взглядом на вещи — в больнице ей будет надежнее.
— Да идите вы, идите, — смягчилась работница, перейдя на английский, — все будет хорошо. Ваша мама, уходя, такого шороху навела, что возле палаты вашей жены только что главврач собственной персоной не ночует.
— Я буду ждать тебя завтра, — улыбнулась Тая и сжала мои пальцы, все еще державшие ее ладони.
Встал с края кровати, наклонился и еще раз, на прощание поцеловал жену теплым, обещающим поцелуем в податливые губы, любуясь румянцем смущения.
В общем, из палаты я не вышел, из палаты я был по-доброму вытолкан той самой, с виду суровой, но на поверку доброй и заботливой медсестрой.
— У нас ужин, гигиенические процедуры, уколы и прочее, — перечисляла она, подталкивая меня в спину.
С больницы я прямиком отправился на виллу к родителям. Уставший, голодный и рьяно мечтающий лишь об одном. Точнее, о трех вещах, что скрасят мой одинокий вечер: душ, сытный ужин и крепкий сон.
Боже, я старею! Точно об этом же были мои мысли ровно сутки назад.
И всю неделю, каждый вечер я, возвращаясь в отчий дом, ловил сопереживающее-подбадривающий взгляд отца, переживающие вздохи матери, наслаждался ждавшим меня уютом, подолгу болтая с пигалицей по видеосвязи. А дни мои были до отказа забиты решением деловых вопросов.
Еще раз пообщавшись с врачом, занимавшимся здоровьем Таи и малышки, пришел к выводу, что до родов и первое время после них, мы проведем здесь. И так как летать между двух государств я в ближайшем будущем не планировал, то следовало перевести все свои управленческие функции в Грецию. Чем я и озадачился. Даже часть персонала прикомандировал к местному офису.
— Ты решил навсегда вернуться? — как-то за ужином спросила меня мама. В ее голосе я уловил надежду.
— Не могу обещать, — честно признался ей, — многое зависит от Таи, — и я не лукавил.
Мы не разговаривали с ней о предпочтительном месте проживания нашей семьи. То, что ближайший год это будет Греция — Тая знала и не возражала, хотя я видел на дне ее глаз старательно спрятанную тоску. Но обещание организовать перелет ее родителям в гости к нам развеял хандру и пигалица с воодушевленьем подбирала удобное время для визита родных.
Наверное, со школьной скамьи я так рьяно не ждал наступления пятницы, как в эту, самую длинную неделю. Подъехав после обеда к клинике, специально припарковал автомобиль настолько близко к центральному входу, насколько это позволяли ступени парадной лестницы и правила нахождения на территории медицинского учреждения.
Но не успел даже открыть дверь автомобиля, а Тая, ведомая под руку медсестрой, уже спускалась ко мне, довольно щурясь, подставляя лицо ласковым солнечным лучам.
— Ты чего в палате не дождалась? — обеспокоенно возмутился я, размашистым шагом преодолев разделявшее нас расстояние.
— Я устала там лежать, — шмыгнула носом, и слезы навернулись на глаза.
Моя ранимая пигалица…
— Прости, — обнял ее, зарывшись носом в копну шелковистых волос на макушке.
— Я, правда, себя хорошо чувствую, и врач разрешила мне покинуть палату, чтобы подождать тебя на улице. Здесь свежий воздух и солнышко, — она подняла голову и взглянула на меня, выворачивая своим извиняющимся взглядом мою очерствевшую душу наизнанку. Заставляя задыхаться от чувственных волн и казнить себя за резкие выпады.
— Поехали домой, — еле проговорил я осипшим голосом, касаясь губами ее лба, запутавшись пятерней в ее волосах на затылке.
С размаха погрузившийся в ее тепло. Целиком и без остатка отдался ей, как преданный рыцарь своей королеве.
Забрав у стоявшей рядом женщины, все Таины вещи и документы, я аккуратно проводил жену до машины. Открыл переднюю пассажирскую дверь и когда она удобно устроилась на сиденье, бережно застегнул ремень безопасности.
— А куда мы едем? — оглядываясь по сторонам, удивленно спросила пигалица, когда мы, выехав за ворота, свернули в проулок.
— Домой, — не отводя глаз от дороги, ответил я, тщательно пряча улыбку.
— Если я точно запомнила дорогу, то вилла в другой стороне, — с подозрением проговорила она и вновь перевела взгляд за окно. — А мы едем не в родительский дом, — выдержал небольшую паузу, боковым зрением наблюдая за тем, как на ее милом личике проявляется удивление, а следом за ним любопытство, — мы едем в наш дом…
ГЛАВА 36
*Амир*
— Расскажи, — немного оттянув ремень безопасности Тая, развернувшись в кресле, уперлась плечом в его спинку, — какой он? — внимательно изучая мой профиль.
— Кто? — бросил на нее беглый взгляд, — Дом?
Она молчала, и я вновь, оторвав взгляд от дороги, обернулся, чтобы посмотреть на жену. Поймал ее задумчивый взгляд, затягивавший меня в бездну неизведанной чувственности. Воздух в салоне автомобиля моментально стал густым, окутав нас коконом единения. Вцепившись в руль, как в спасительную соломинку я все же разорвал наш зрительный диалог и, прочистив горло, стал рассказывать про дом.
— Это не то чтобы дом, — поясняю я, притормаживая на светофоре, — это пентхаус в одном из тихих прибрежных районов Афин — Глифаде. Море всего в нескольких сотнях метров, а еще широкие улицы, утопающие в зелени. Дом в современном жилом комплексе со всей инфраструктурой, так что тебе не придется чувствовать себя оторванной от цивилизации, пока я буду в офисе.
— Ты случайно не работал риелтором, — смеется она, — так живописно рассказываешь, что я уже в него влюбилась.
— Нет, — усмехнулся и поймал ее ладошку, сжал в своей, притянул к губам и прижался к пульсирующей венке на запястье.
Аромат ее нежной кожи, словно проявитель для фотопленки, растворяя слои памяти, обличал в картинки воспоминания. Я все четче вспоминал ту ночь, все больше убеждаясь в правоте своих ощущений и желаний.
— Вот почти так же мне десять лет назад описывали его в агентстве недвижимости. Я отнесся к этому скептически, но поехал посмотреть и…
— Купил, — продолжила она чуть сбившимся голосом.
— Да, — я сбавил скорость въезжая в поворот, — тебе там понравится.
— Не сомневаюсь.
На время между нами повисла умиротворенная тишина. Тая смотрела в боковое окно, а ее ладошка покоилась на руле, аккуратно прижатая моей.
— А вообще я спрашивала не про дом.
— А про что? — удивленно нахмурил брови.
Тая в ответ лишь загадочно улыбнулась.
— Что? — спросил я, а губы сами расплылись в ответной радости.
Я, с головой ныряя в ее внимательный взгляд, от которого мурашки по коже, и теплая нега внутри словно ласковый бриз в вечерней прохладе.
— Ты другой, — прошептала она, когда мы уже въезжали на территорию жилого комплекса, и мне пришлось оторваться от нее, чтобы просканировать карту-ключ.
А Тая, наклонившись вперед и задрав голову чуть вверх, рассматривала дом с любопытством и восхищением наивного ребенка.
— Там еще на крыше бассейн и он только наш, — заговорщицки добавил плюсиков в характеристики нашей квартиры.
Автомобиль, шурша шинами по асфальтовой дорожке, въехал в подземный гараж. Не нарушая приятной и объединяющей нас тишины, мы на лифте поднялись на четвертый этаж. Широкий холл, с ковровым покрытием на полу скрадывал звуки шагов.