В происходящем далее мой мозг участия не принимает. Единственное, что успевают осуществить руки до того, как забрало окончательно упадет – это оттеснить Лизавету на безопасное расстояние. Тело само делает резкий выпад, кулак с хрустом впечатывается в чужой нос, а колено на автомате пробивает по ребрам.
– Чувак, да ты псих конч**ый, – хрипит парниша, падая на мокрый от дождя асфальт, и жалобно скулит, но я не обращаю на него внимания. Потому что снова залипаю на приближающейся ко мне Лизе.
– Зато мой псих, – шепчет она, забираясь озябшими пальцами мне под футболку, и прячет лицо у меня на груди. А я глажу ее влажные волосы и впервые за месяц чувствую себя дома…
Глава 39
Лиза
Для счастья не нужно покупать угги,
заматывать волосы в смешную пирамиду
или жить в декадансе с надеждой на хеппи-энд.
Достаточно знать вкус поцелуев любимого человека
встречать синие вечера на балконе, в обнимку...
(с) «Я вернусь», Эльчин Сафарли.
Я передаю близняшек на попечение измочаленной Вронской и стремительно просачиваюсь между двумя девицами, обсуждающими мой с Меньшовым разрыв. Ненароком узнаю, что совершенно не умею готовить, постоянно опаздываю и жгу чужие рубашки, забыв выключить утюг. По крайней мере этой версии своего ухода придерживается продюсер в опубликованным накануне посте в инсте, который я, конечно же, не прочитала.
Проглатываю едкий смешок и, оставив девушек в неведении, направляюсь к компании трех заклятых друзей. При виде потерянного Сашиного лица, сердце екает, а ногти сами до боли впиваются в кожу. Приблизившись, я отчетливо слышу каждое брошенное Глебом слово и чувствую, как ледяная ярость медленно затапливает сначала грудь, а потом разбегается с кровью по всему организму. Стекает с подушечек пальцев, рисует на губах нежную улыбку безжалостного палача и уверенным росчерком пера утверждает мой приговор.
Я застываю ровно на секунду, столкнувшись взглядом с Григоричем, и, получив его одобрительный кивок, бесшумно выдыхаю. От негласной поддержки наставника за спиной расправляются крылья, а тело наполняет небывалая легкость. «Держи голову холодной», – рефреном в ушах звучит вдолбленная в подкорку фраза, прогоняя лишние сейчас эмоции.
– Филатов, – мой голос звучит до безобразия спокойно, да и весь внешний вид настолько миролюбив, что Глеб не ждет подвоха. Он неторопливо поворачивается и даже немного подается вперед, когда я резко вскидываю ладонь вверх.
Естественно, ни отшатнуться, ни выставить блок он не успевает, так что мелодичный хруст бальзамом проливается на мои натянутые нервы вместе с каплями крови, заляпывающими натертый до блеска паркет. На мгновение в переполненном банкетном зале воцаряется такая оглушительная тишина, что я слышу шум собственного дыхания, участившегося от дозы адреналина. А потом пространство взрывается многоголосьем. Помощник Григорича, ничуть не стесняясь косящей на него бабульки, громко хвалит технику моего удара. Истошно голосит, местами переходя на ультразвук, девчонка лет восемнадцати в струящемся до самого пола персиковом платье. В десяти шагах от меня читает молитву женщина лет сорока в закрытом наглухо брючном костюме в серую полоску. И только Марина безучастно взирает на развалившегося на полу Филатова, вытирающего манжетой светло-лиловой рубашки нос.
– Вау! Всегда мечтал надрать старшему зад! – подливает масла в огонь всеобщего негодования Иван, выскакивающий из-за моей спины. Телепортироваться он, что ли, умеет?
Курчавый мальчишка лет семи тыкает в меня пальцем, широко раскрыв рот. Кучка подростков заметно оживляется, достав из карманов гаджеты и снимая видео для Тик Ток (ресурс для создания и распространения коротких мобильных клипов – прим. автора) . Всплескивает руками беспокойная мамаша и велит пятилетней дочке в синем платье в белый горошек зажмуриться. Ну а я выискиваю в толпе Григорича и все-таки боюсь увидеть осуждение в его умудренных опытом глазах.
– А удар-то слабоват, Лизок, – тренер обнаруживается за тележкой с подозрительно накренившимся трехъярусным тортом. Вронский бережно убирает мне за ухо выбившуюся прядь волос и, приобняв за плечи, шутливо отчитывает: – надо больше тренироваться, Истомина! Или ты сегодня мало каши съела?
– Я готов дать ей пару уроков, – набивается мне в учителя Ванька, пока я утыкаюсь носом в пропахший табаком пиджак Григорича. Цепляюсь за гладкую ткань насыщенного винного цвета и думаю, что в объятьях наставника можно пережить и голод, и засуху, и атомную войну. И, может быть, даже достичь полного дзена, если одна вредная личность не будет зудеть над ухом.
– Не дорос еще, – цыкает на присмиревшего Филатова Вронский и машет в сторону поднявшегося и теперь сверлящего меня убийственным взглядом Глеба: – иди лучше брата отмывать. И Волкова захвати, чтоб не скучно было.
Убедившись в том, что продолжения представления не будет, толпа постепенно рассасывается. Девушка в персиковом платье цепляется за локоть высокого парня в самой обычной футболке и светло-голубых джинсах и что-то возмущенно ему высказывает. Женщина в сером костюме три раза осеняет меня крестным знамением и воздевает такие же бесцветно-серые глаза к небу. Ну, а курчавый мальчишка, с восхищением наблюдавший за моим мастер-классом «как дезориентировать противника одним ударом», тащит к нам своего отца.
– Пацана моего в секцию возьмешь, Григорич? – в огромных голубых глазах кудряша в обрамлении частокола пушистых изогнутых ресниц светится восторг, граничащий с обожанием. Я же пытаюсь улизнуть под шумок, пока обо мне не вспомнили и не пожурили за что-нибудь.
– Ленке моей помоги, а то она с близняшками совсем зашивается, – потрепав меня по макушке, просит тренер и переключается на будущего чемпиона в белой рубашке и с маленькой фиолетовой бабочкой на шее.
А я спешу скорее начать спасательную миссию, потому что выгравированная огромными буквами надпись на лбу у Вронской сигнализирует о том, что со стихийным бедствием в двойном комплекте мамаша не справляется. Одна сестра накрепко вцепилась в подол платья неизвестной мне гостьи и требует, чтобы «ыжая тетя» опустилась на четвереньки и поиграла с ней в черепаху. Другая – заканчивает разрисовывать белоснежный фартук так некстати вышедшего в люди повара, и мне, честно признаться, даже нравится получившийся пейзаж.
– Крохи, а пойдем со мной рыбок кормить? – и в то время, как мелкие обмозговывают мое предложение, я осторожно отцепляю Машины пальцы от нежно-зеленой сатиновой ткани и, пользуясь выданным мне кредитом доверия, сгребаю ее в охапку. Позволяю ножкам в сандалиях с изображением Микки Мауса обвиться вокруг своей талии и не боюсь испачкать наряд.
Освободившейся рукой я ловлю Олю за ладонь и торжественно клянусь, что на обратном пути они с сестрой поменяются местами. И мы даже успеваем выйти на задний двор, пересечь идеально постриженный зеленый газон и остановиться у фонтана, когда нас догоняет подвыпившая Лебедева.
– Так-так-так, Истомина. А ты точно ведьма. Ни килограмма за семь лет не набрала, – под огнем раздевающих меня зеленых глаз становится не уютно, и я бы с удовольствием покинула поле боя, если бы не мои обезьянки, повисшие с двух сторон и с живым интересом наблюдающие за нашей светской беседой.
Я молчу, как партизан на допросе у немцев, только крепче обнимаю мелких и беззвучно обещаю себе, что рыжей стерве не удастся меня спровоцировать. Я не имею права срываться при детях, даже если терпеть ее не могу с того дня, как она изменила Саше с Глебом.
– В центре внимания, такая вся из себя звезда, Волкова захомутала, Ваньку против меня настроила. Всегда знала, что нельзя тебе доверять, – пошатывается на высоких каблуках Марина и, пролив часть шампанского из бокала на землю, чертыхается, вызывая приступ глухого отвращения.
Мне хочется спросить у этой привлекательной, в общем-то, женщины, почему ей неймется. По какой причине она не хочет выстраивать счастливую семейную жизнь и норовит сунуть свой аккуратный чуть вздернутый нос в наши с Сашей дела. Хочется поинтересоваться, неужели она пожалела об украшающем ее безымянный палец кольце, а еще – посоветовать хорошего психолога. Говорят, помогает. И я уже почти облекаю вертящиеся на языке вопросы в слова, когда из задней двери на улицу высыпает бравый отряд выпускников боксерского клуба.