ты трахнулась с чужим мужиком. Хрен с ним. Измена за измену, баш на баш. Ладно… Сглону я это. Я тебе сейчас задам вопрос, а ты хорошо подумай. Ты вернешься ко мне? Прямо сегодня. Обязательно сегодня, потому что…
— Нет, Виталь, — оборвала его Оля, отметив, как горечь заполнила рот. — Я к тебе не вернусь ни сегодня, ни завтра.
— Так, значит, да… Ок. Я тебя услышал. Ты меня не вырубай, дорогая. Я тебе сейчас там кое-что скину по ватсапу. Изучи, ладненько? Давай, любииимая, целуя я тебя.
Последние слова мужчины были пропитаны ядом. Оля поморщилась, поджав недовольно губы. Она вроде бы и понимала, почему Виталик ведет себя отвратительно. Во время ссор он тоже часто не выбирал выражения и говорил гадости, на которые Оля сильно обижалась. Потом обида сглаживалась, но осадок оставался.
Телефон пропиликал, оповещая, что Виталик всё-таки что-то скинул. Оле стало даже любопытно. Что он может такого интересного прислать?
Девушка бедром подтолкнула коляску, чтобы та неспешно продолжила двигаться, и открыла мессенджер.
Сначала она не поняла. Сильно нахмурившись, Оля всматривалась в то, что видит. Потом её брови медленно поползли кверху, и в следующую секунду молодая женщина зажала рот ладонью.
* * *
Сегодня удалось вырваться пораньше, и уже в девять часов Петр въехал в имение.
Завтра у него был законный выходной, и хрен кто его вытащит в штаб. Отключит телефон, будет вне зоны действия сети и перед домом противотанковые ежи растянет, пусть только кто попробует его побеспокоить. Петр отпустил Сергея и вошел в дом.
Давненько в имении не было женщины… Петр предвкушающе оскалился. То, что его ждет бурный вечер, плавно переходящий в ночь, он даже не сомневался.
Не успел разуться и повесить пальто, как в коридоре появилась Валентина Игнатьевна. Женщина, хмурясь, поспешила к нему.
— Петр Михайлович, вечер добрый.
— Привет.
Домработница была взволнована.
— Что случилось? — сразу перешел он к делу, разуваясь.
— Я не знаю. Петр Михайлович, я понимаю, не моё дело. И ты сейчас можешь меня поставить на место, сказав, что я сую нос туда, куда меня не просят. Но Оля… Она, как пришла после обеда с прогулки, сама не своя. Постоянно плачет. Пытается от меня скрыть слезы, но я-то вижу. И косметику смыла, хотя с утра и подкрашивалась.
Петр выпрямился. Информация, полученная от Валентины Игнатьевны, ему не понравилась.
— Я поэтому снова и осталась у вас ночевать. Не возражаете?
— Нет, конечно. Где Оля?
— Была у себя. Мы искупали Сашеньку, она её укладывать начала, я спустилась вниз.
— Значит, плакала… На улице к ней никто не подходил?
— Понятия не имею. Да и кто у нас может её обидеть? Район тихий. Сам знаешь. И если бы кто обидел, она бы сказала. Не думаю, что промолчала бы. А это вернулась сама не своя. Видно, что места себе не находит.
— Я тебя услышал, Валентина Игнатьевна.
Он прошел в ванную, что находилась на первом этаже, и быстро сполоснул руки и лицо. Не переодеваясь, направился в гостевую спальню. Петр решил снова обойтись без стука. Всегда можно сказать, что опасался разбудить Сашу.
На самом деле ему хотелось застать Олю врасплох. Увидеть её такой, какая она есть в быту. Чтобы при виде Петра не вставала в стойку, не закрывалась.
Последнее начинало подбешивать Громова. Хотя почему начинало? Всегда бесило. Считай, как только Петр усадил Олю в гелик в ту злополучную ночь и она начала от него шарахаться, отказываясь принимать помощь и выходить из машины, его так и подмывало вскрыть эту женщину.
Добиться.
Мягкость её улыбки, изгибы форм. Всё привлекало в Ольге. Манило.
Он думал про неё и сегодня. Пожалуй, даже больше, чем положено.
В спальне Ольги не было. В детской кроватке сладко посапывала Сашенька. Петр подошел к девочке и поймал себя на том, что губы сами растягиваются в улыбке.
Рядом на столике стояла электронная няня. Он распорядился, чтобы сегодня гаджет доставили в дом.
Удостоверившись, что ребенок спит, Петр, не переодеваясь в гражданку, спустился вниз. И снова, как и утром, обнаружил Олю на кухне.
Та стояла у окна, ведущего в сад, обхватив плечо рукой. На девушке было простое домашнее светло-голубое платье свободного кроя, идеально подчеркивающее тонкость талии и округлость бедер.
Услышав его шаги, Оля обернулась.
Валентина Игнатьевна не преувеличивала: девушка плакала и выглядела глубоко несчастной. При виде Петра, она постаралась придать лицу беспечность. Вышло откровенно плохо.
Громов остановился неподалеку от неё.
— Рассказывай.
Оля натянуто улыбнулась и покачала головой. Волосы она убрала в «хвост», открыв тем самым изящную шею. Красиво получилось…
Даже интересно становилось, почему в этой женщине Петр видит только достоинства? И его постоянно ведет, провоцирует на эмоции.
— Оль, хорош, — немного грубовато бросил он, видя, что она намеревается закрыться. — Мы можем потратить десять, двадцать минут, а то и час, разводя хороводы вокруг да около. А можем спокойно сесть и поговорить.
Почему он не сомневался, что эта засранка задерет подбородок повыше, гневно сверкнет глазами и ни черта не отреагирует так, как он того хочет?
— Петр, я уже говорила ранее, что благодарна за все, что ты делаешь для нас и…
— Когда это ты говорила? — заводясь с пол-оборота, прервал её Громов, не дав договорить.
На мгновение она растерялась. Даже заморгала, пытаясь сообразить, как правильно реагировать на его слова. А потом, в полной мере осознав двойственность его вопроса, покраснела.
Видеть её с румянцем было намного приятнее, чем бледную и потерянную.
— Ты… специально меня провоцируешь? Зачем?
— Затем, что нечего от меня закрываться! — недобро заметил он, направляясь к ней.
У Ольги в глазах промелькнуло нечто, отдаленно напоминающее панику. Она собралась было метнуться в сторону, убежать от него, но потеряла драгоценное время.
Он оказался ближе, чем она предполагала.
Два его шага — и Петр перегородил ей дорогу, пылая недовольством. Ему не нравилось, что он
