и этим. Я хочу, чтобы у тебя была счастливая жизнь, чтобы ты ни в чем не нуждалась, чтобы рядом был настоящий сильный мужчина, который смог бы тебя защитить от окружающего мира.
— Ты просто не знаком с Андреем.
— Позвони Вячеславу. Возможно, он сможет помочь!
— Нет, только не ему.
— У тебя нет другого выхода, милая! На свой страх и риск, я снова полагаюсь на твой выбор, — это меня очень удивило. Как это папа так легко сдался? Хотя, в последнее время он стал слишком сентиментальным. У него на столе снова появилась фотография мамы, та самая, которая была сделана во время болезни, когда мы о ней ещё не знали. Мама стоит в нашем саду, у самой старой березы. Тень от листьев играет на ее красивом лице. Глаза ее горят, они хотят жизнь. Ее тонкая изящная фигура словно источает свет, как и улыбка. Говорят, у меня ее улыбка. Да и вообще, многие находят во мне мамины черты, что для меня является очень большим комплиментом. Я плохо ее помню, но те фотографии, которые хранятся в нашей семье, я давно изучила до каждой мелкой детали, чтобы ее образ никогда не покидал меня, чтобы не забыть ее. И возможно, глядя на портрет, папа понимает, каково это, когда теряешь человека, которого любишь больше жизни. И, похожее, он прав. У меня, действительно, сейчас нет другого выхода.
Я снова собираюсь в больницу. Пока иду до машины, успеваю набрать номер Славы, перед этим, тяжело вздохнув. Собраться с мужеством в этой ситуации было очень тяжело, ещё тяжелее начать разговор после того, как он произнес «Слушаю!». Вот так по деловому, словно чувствовал, что мне от него что-то надо.
— Слав, мне нужно с тобой поговорить, — выдаю я вместо приветствия, понимая, что в любой момент могу передумать.
— Я с удовольствием! Говори!
— Это не телефонный разговор. Тем более, что речь пойдет о деньгах.
— Понятно. Ну, после девяти вечера я свободен, так что буду тебя ждать.
Это что, мне самой к нему ехать? Нет, ехать — это не вариант. Времени не так много. Самолёт. Да, именно. В Москву у нас самолёты летают чаще, чем ходят автобусы, поэтому, если сейчас забронировать билет, то как раз к десяти я буду в Домодедово.
Порылась по сайтам, чтобы найти билет, которых критически было мало, даже на последующие рейсы. Такое ощущение, будто люди за хлебушком туда каждый день летают.
Эконом…вы серьезно? Я в жизни своей экономом не летала, даже не предполагала, что это такое. Представлялось мне, что я сижу в раздолбанном салоне, из окон, а в моем случае, из иллюминаторов сквозит. А рядом сидит бабка в цветастом халате, где вместо одной из пуговиц на массивной груди служит булавка, а в руках у неё корзина, а в корзине гусь, испуганно озиравшийся по сторонам, и не понимающий где он и зачем. Вот интересно, куда они, эти тетки, таскают бедную птицу? Или это что-то типа питомца, что живут в сумочках от Гуччи и Луис Витон, в виде маленьких постоянно писающихся, вечно трясущихся собачонок, которых и собаками назвать тяжело. А это суровые русские женщины из российской глубинки. По дороге в аэропорт заехала в больницу. Андрей находился в реанимации, и в его палату никого не пускали, даже маму. Правда, благодаря Полинке, мне удалось пару минут подержать его за руку вчера. «Я тебя вытащу любой ценой!» — дала я твердое обещание. И, наверное, сейчас я уже была готова на все. Слишком много времени прошло, нужна была операция.
— Привет! — у стеклянной стены палаты, где на кровати лежал истыканный трубками и проводами мой любимый человек, дежурила Аня.
— Привет! Пока все стабильно. Маму отправила домой, — выговорила она, потирая пальцами высокий лоб.
— Пусть отдохнёт, — согласилась я. Хоть Надежда Петровна меня недолюбливала, но ей приходилось со мной общаться. Я же в свою очередь не испытывала никакого негатива. Как я могу не любить женщину, которая родила мне Андрея?
— Ты останешься? — указала она на второй стул.
— Нет! Почему, собственно, я и заехала. Я в Москву улетаю сегодняшним рейсом. Попробую там попытать удачу.
— С отцом разговор не удался? — поинтересовалась девушка.
— По крайней мере, я попробовала. Если что звони.
Я бросила взгляд на беспомощное тело сильного мужчины, которому совсем здесь было не место. Мысленно попрощалась, зная, что он все равно не услышит за стеной.
Дорога в аэропорт заняла не много времени. Больше времени ушло на то, чтобы решиться на этот полет. И снова эта гребанная чуйка, к которой я вдруг начала прислушиваться. В этот раз, наверное, стоит. Хотя кого я обманываю? Божена Алексеевна перла напролом. В данном случае, через облака. Мысли роились в голове, не давая ни на минуточку расслабиться.
Я репетировала свою речь перед Самойленко. Нет, мне было не стыдно просить деньги, просто с этим человеком я ну никак не хотела связываться, а уж тем более быть ему обязанной. И не из-за того, что он мне не нравился или я его боялась, просто зная о его симпатии, я понимала, что лучше жить на расстоянии и вообще забыть о существовании друг друга.
Гонимая этими мыслями, и тремя бессонными сутками, где даже пятую точку свою усадить на стул не было возможности, так как все время нужно было быть в движении, я поняла, что меня страшно тянет в сон. Нет, я не могу спать, пока Андрей в больнице, просто не могу. Я должна что-то делать… но глаза попросту сомкнулись, а мозг отключился на добрые три часа, которые оставались, чтобы добраться до Москвы. Этого следовало ожидать, но я даже попыталась сопротивляться. Глупая! Природу не обманешь.
Домодедово. Знакомое место. Знакомые улицы, ведущие от аэропорта, по которым меня вез таксист. Я впервые за все время проживания в этом огромном муравейнике ехала с таксистом-славянином. Нет, не то, чтобы я была нацисткой, просто мне всегда попадались усатые, болтающие без умолку дядечки. Я была всегда магнитом для иностранных гостей, работающих в такси. А тут неразговорчивый, сосредоточенный на дороге. Даже дом вспомнила, потому что мужчина был очень похож поведением на Сергея. Мужик он хороший, только не болтливый. И завести с ним задушевный разговор, как с его предшественником Василием Леонидовичем, не получится, так уж это точно!
Прежде, чем направлять машину в офис Самойленко, адрес которого я выяснила, побродив по просторам интернет, я решила набрать сначала имя хозяина компании.
— Ты в Москве уже? — поинтересовался слава. По-моему, голос у него
