сейчас где-нибудь далеко бежать в старых валенках и тулупе по снежному полю и кричать от счастья, сверкая раскрасневшимися щеками, а потом за полночь вернуться в свой маленький деревенский домишко, лечь на скрипучую кровать у печки, накрыться лоскутным одеялом и спать самым сладким сном. В моей жизни такое было лишь дважды. И это, казалось, был совсем другой мир.
- Я доверяла ей, - сказала вдруг мама хрипло. Она вытерла слезы и посмотрела на меня. Глаза её слегка покраснели. – Когда-то доверяла. Мы с Алисой были в свое время лучшими подругами. Она страдала от того, как ненадежен её муж, от того, какой он…гадкий. От его зависимости – он не мог без проституток . И вот, пожалуйста. Мы с ней, конечно, уже давно не подруги. И я всегда горько жалела о том, что ты должен был по воле отца жениться на её дочери. Сначала меня спасало то, что я надеялась на вашу любовь, на то что ты её любишь, а потом… Потом уже поняла, что никакой любви нет, и что ты в такой же западне, как и я. Но вот это, сын, - мама взяла письмо со своих колен и показала мне. – Это поможет нам начать новую жизнь.
- Да, - ответил я. – Я уже знаю, что скажу ему. Мне придется блефовать – слов Сережки, его одного свидетельства недостаточно, но я знаю выход. – Я посмотрел на маму, протянул руку и взял её теплую ладонь в свою. – Я сейчас поеду к нему. Мы уже договорились. Он в гостинице в Барвихе, якобы после встречи с клиентами, я думаю, что это ложь, и что он там сейчас живет с Соболевой, но это неважно. Я туда подъеду и закончу со всем этим. Если будет звонить тебе, скажи, что это конец, и что ты всё решила.
- Хорошо. – Мама наклонилась и обняла меня, затем поцеловала в висок. – Будь осторожен, Олег. Я не знаю… На что он может пойти… Не думаю, что может, но… Эта Алиса может сподвигнуть его и на страшные вещи…
- Всё будет в порядке, - стальным голосом произнес я. – Я позвоню тебе. А теперь иди, тебе надо отдохнуть. Я люблю тебя.
Мама поцеловала меня в щеку, ещё раз обняла и вышла из машины. Я видел, как охранник дошел с ней до территории санатория, и повел дальше к старинному особняку, что грел взгляд своей искусной красотой. Где такая красота нынче?...
Я больше не стал ждать. Больше просто не мог. Загудел мотор, я крутанул рулем, и моя машина сорвалась с места, уезжая в обратную сторону.
* * *
Сегодня звёзды были отчетливо видны на синем бархате неба. И впервые за все время с тех пор, как я вернулся в Москву из Куршевеля, я почувствовал, что мороз снова овладевает воздухом в полной мере. Загородом это чувствовалось как нельзя лучше.
Я подъехал к отелю, отделанному деревянными панелями, стеклянные стены которого подсвечивались приятным светом. Здесь хорошо чувствовалась проба жизни под названием «лакшери». Никогда не любил Барвиху, но в студенческие годы частенько зависал тут со своими друзьями, а ныне партнерами. Потом сюда приезжал только с Кристиной для её безумных трат денег на всё и вся.
В отеле меня встретили милыми, хоть и уставшими улыбками. Оценивающий взгляд как всегда быстро сменился на восхищение и беготню на цыпочках. Обозначив, что у меня встреча, мне дали номер отца и предложили позвонить, если что-нибудь понадобится.
С этой секунды я ощущал себя как будто бы в тумане. Шёл и каждый шаг давался мне несказанно тяжело, уверенность становилось грузом, решительность хотела смениться сонливостью. Я отбросил всё одним махом, желая закончить побыстрее. Закончить и вернуться к Кате.
- Заходи, - открыв дверь на мой стук, сказал отец.
Он выглядел не совсем в форме. Одутловатое лицо, хмурое, напряженное, пухлые губы то сжимались, то оттопыривались. На меня он смотрел лишь с презрением и недовольством. Отец был в мягких брюках и расстёгнутой белой рубашке.
Я прошел в апартаменты. Это был дорогой номер, чистый, с хорошей мебелью и всеми условиями для комфортабельного отдыха. Я мельком бросил взгляд на большую двуспальную кровать со смятым бельем. В воздухе ощущался хорошо знакомый мне аромат любимых духов Алисы Соболевой. Какие же они гады, а.
Телевизор был включен, но в комнате никого не было. Больше я ничего не заметил. Отец пригласил меня на кухню, предложил виски, практически сразу вспомнив, что я за рулем, предложение поменял на кофе.
- Да, черный, без сахара.
«Кофе хорошо бы, ещё обратно ехать», - подумал я, но без усталости. Я быстро проверил смартфон. Полчаса назад Катя написала, что она в диком восторге, так как по телевизору сейчас будут показывать «Сумерки», и она даже по этому поводу открыла бутылку вина. А ещё что ждёт меня, и обещает не заснуть ни при каких обстоятельствах, пока я хотя бы не напишу ей о том, что еду домой.
Я улыбнулся, представив горящие глаза Кати. Я любил её, и меня это спасало от всего, что творилось вокруг.
- О чём ты хочешь поговорить? – спросил меня отец.
Я поднял взгляд, и мне вдруг стало так отвратительно неприятно смотреть на него, что я почти поморщился.
Он придвинул мне чашку с кофе, и я сделал глоток. Обжигающе горячий и горький. То, что надо сейчас.
- О том, что я выхожу из игры.
- Это я уже слышал, - ответил отец зло. - Документы уже начали готовить. Ты останешься без всякой копейки, так и знай.
- Мама тоже выходит, - отозвался я, с огромным усилием сдерживая свою ярость.
Отец коротко посмеялся гулким басом, затем присел на стул и посмотрел на меня.
- А кто ей даст эту возможность? У меня на ней слишком много денег держится. Если она подаст на развод, то будет обязана выплачивать огромную неустойку, у нее таких денег нет. Так что будет при мне. Мне с неё процент хороший капает.
- Не будет капать. Она выходит. Можешь позвонить ей, она подтвердит. Это первое. А второе – никакой неустойки она тебе выплачивать не будет. Это ты ей заплатишь за всё.
Я был на пределе, и отец хорошо это видел. Он умел выводить меня на эмоции, и только мелькнувшая мысль о Кате, вдруг заставила меня проконтролировать свой пыл. Я закрыл глаза на
