class="p1">— Эй, не грусти так, — она гладит меня по щеке и смешно чмокает в кончик носа. — Ничего со мной не приключится. Обещаю впредь быть осторожней, больше никакие отморозки не застанут меня врасплох. Даже папе об этом рассказывать не стоит, ему сейчас лишняя нервотрёпка ни к чему.
Я улыбаюсь. Надеюсь, получилось достаточно искренне. Увы, люди Лещинского не обычные отморозки, но это заблуждение мне только на руку.
— Кстати, а как ты там оказался?
— Мимо проходил, искал потерянное настроение.
— Нашёл?
— Его нашёл, — киваю, возвращая короткий поцелуй. — Зато покой потерял с концами. Спи егоза.
Дождавшись, когда Карина заснёт, не без сожаления покидаю её комнату. Когда-нибудь я обязательно добьюсь права находиться здесь не таясь.
Если, конечно, она сможет простить…
— Ошибся дверью?
Твою ж дивизию!
Моя рука напрягается на шарообразной дверной ручке. Неожиданно прозвучавший голос Владлена пропитан скрытой неприязнью. Это ж какой надо быть сволочью, один раз вернуться пораньше, и тот не вовремя. Свидание у него не выгорело, что ли?
Как назло коротенькое полотенце, обмотанное вокруг моей талии, начинает предательски сползать, и я еле успеваю перехватить его край. Зажмурившись, мысленно считаю до десяти, чтоб унять раздражение и оборачиваюсь:
— Да вот, вышел из душа, а тут Карина кричит, — времени на поиски правдоподобной отговорки катастрофически не хватает, поэтому несу откровенную чушь, раз уж отпираться, так до конца. — Я и забежал, хотел успо…
— И как… успокоил? — насмешливо обрывает он меня на полуслове.
— Спит она. Наверное, показалось.
— Надо же, — по-волчьи скалится Владлен, выразительно оглядывая свежие царапины на моих плечах. — Если кажется — креститься надо, племянничек.
Ругнувшись про себя, твёрдо встречаю его пристальный взгляд и возвращаю его же гаденькую ухмылочку. Умирать, так с музыкой.
— Боюсь креститься уже поздно. Дядюшка.
Какое-то время мы неприязненно меряем друг друга глазами. Личная жизнь Карины его совершенно не волнует. Владлен и сам не отягощён понятиями нравственности, но вот я ему как кость поперёк горла с самого знакомства и если завтра отчим даст мне хорошего пинка под зад, то можно не гадать благодаря кому.
Не сговариваясь, мы расходимся в противоположные стороны. Он, небрежно поигрывая ключами от своей машины, а я — вновь оголившимся задом.
Оказавшись в своей комнате, швыряю в угол полотенце и, не включая свет, падаю на кровать. Глубоко вдыхаю запах недавней страсти с легкой примесью дикой айвы. Запах, который отзывается во мне невольной дрожью и ноющей болью в области груди. Пару минут лежу неподвижно, не желая отпускать призрачный шлейф нашей с Кариной близости. Сказка о безоблачной любви, увы, закончилась, и теперь можно смело признать, что я только сильнее всё усложнил. Просто умалчивать правду было бы легче, но теперь волей-неволей придётся лгать. А лгать я не люблю и не умею.
Досадливо вздохнув, набираю номер Лещинского. Срок, данный мне на раздумья, истекает в полночь сегодняшнего дня, так что времени остаётся впритык.
Трубку мужчина поднимает не сразу. Будто нарочно натягивает нервы длинными гудками. По всей видимости, так оно и есть — наказывает за длительное молчание.
— Заставляешь себя ждать, Трошин. Не лучшая тактика в твоём положении, — сухой голос Лещинского мигом сбрасывает с меня остатки мечтательности.
— Я был немного занят.
— Понимаю. Твоя сестрица, как мне передали, нешуточно обделалась.
— Зачем нужно было её трогать?
— Мотивация, парень, лучший двигатель к действию. Либо ты соглашаешься, либо сестричка пойдёт по кругу, а затем получит пулю в лоб.
Урод. Слушаю его, а руки так и чешутся кинуть что-нибудь о стену. Жаль нельзя, из купленного мною здесь только Гера. Да и то повезло, что бомж сговорчивым оказался, согласился выменять его на пол-литра самой дешёвой водки.
— Что от меня требуется?
Не то чтобы он раньше не говорил, но мало ли, вдруг передумал.
— Ничего нового.
Проклятье! Я готов зарычать, но вместо этого закрываю глаза и коротко отвечаю:
— Я согласен.
— Утром в десять, на том же месте. Тебя заберут.
Даже звучит паршиво.
— У меня вопрос.
— Слушаю.
— Это ведь не ради денег?
— Смышленый пацан, — тон Лещинского удивляет неожиданной примесью грусти — А мог бы быть моим…
Я вновь слушаю гудки, на этот раз с нарастающей злостью. Заранее страшась откровения, которого намерен добиться утром от матери.
* * *
Рассвет застаёт меня у постели Карины. Я безумно рискую, что придаёт небывалой остроты этим мгновениям. Почти не дыша, дотрагиваюсь до спутанных волос. Спускаю пальцы к припухшим от поцелуев губам, не смея их коснуться. Сглотнув, воровато целую в висок и оставляю на соседней подушке небольшой букет. Синие игольчатые астры для маленького монстра.
Подозреваю, к вечеру она будет меня ненавидеть в разы сильнее прежнего.
На пепелище не расцветает любовь
— Ринат, почему ты не на занятиях?
Бросив невидящий взгляд в сторону настенных часов, вымученно улыбаюсь заглянувшей ко мне в комнату матери.
— Закрой, пожалуйста, дверь. Нам нужно поговорить.
— Что-то случилось?
Я виновато опускаю глаза, ругая себя за необходимость ворошить прошлое. В частности те времена, когда она вкалывала как каторжник на нескольких работах, чтобы обеспечить нам более или менее сытую жизнь. Дедушку забрал инсульт ещё до моего рождения, а бабушкиной зарплаты школьного библиотекаря едва хватало на её же лекарства. Хорошего мало, и тем не мене…
— Мам, почему ты скрываешь правду об отце?
— Откуда такие мысли? — хмурится мать, нервно сминая пальцами края накрахмаленного передника.
— Не важно, откуда. Просто ответь, — стараюсь говорить ровно, хотя на душе кошки скребут, и чтобы скрыть неловкость, принимаюсь внимательно разглядывать тонкие морщинки, выбившиеся из укладки каштановые пряди, следы муки на кончике носа. Рядом с мамой всегда так светло и уютно, будто об руку с ней до сих пор шагает моё беззаботное детство.
Может ну её, ту правду?
Открываю рот, чтобы перевести всё в шутку, но она жестом просит тишины. Подходит к открытому окну и, глядя куда-то вглубь серого неба, говорит совершенно чужим, надломленным голосом:
— Я любила твоего отца. Любила настолько, что поверила, будто смогу его изменить. Мы познакомились в одном… в одном весьма своеобразном клубе, за два месяца до моей предполагаемой свадьбы с его владельцем — Олегом Лещинским. В ту ночь Олег почти сразу куда-то сорвался, предоставив меня самой себе. Карточные столы, оглушительная музыка, атмосфера вседозволенности и азарта, были для меня, воспитанной в строгости девчонки в диковинку. Я вдруг оказалась перед совершенно новой для меня стороной жизни и, должна признаться, она очаровывала. А затем я увидела твоего отца… Серёжа как раз сорвал крупный выигрыш за игрой в покер, и
