попало при детях говорить.
— Да я уже понял. Это мы с матерью вас обсуждали. Вы ей очень нравитесь и мне тоже… Но, как я понял, у вас есть уже мужчина.
— Олег, это вас совершенно не касается. Меня больше волнует то, что вы такого сказали Виктору, что он набросился на вас с кулаками… — прищуриваюсь, снова поймав его виноватый взгляд.
— Как раз насчёт этого я хотел с вами поговорить, — кусает нижнюю губу. А я закатываю глаза. Совсем не люблю мужчин, у которых бывают привычки, которые больше ассоциируются с женщинами. — Это я на эмоциях ляпнул лишнего. Прошу прощения, больше не повторится.
— То есть получили под челюсть заслуженно, — киваю я. — Олег, что-то много лишнего вы говорите и творите в последнее время. Прошу вас, держитесь от меня и от моих детей как можно дальше. Поверьте, я не такая терпеливая, какой вы меня, наверное, считаете.
— Я понял. Ещё раз прошу прощения.
Разворачиваюсь и иду прочь. На душе будто легче становится, что ли… Значит, Амиров действительно не врал… Но что Олег такого мог сказать? Чего он наговорил такого, что Виктор не сдержал эмоции и ударил его?
От головной боли не удается уснуть и хоть немного расслабиться. Напряжение душит меня, отдается невыносимыми ударами в висках.
«Нагуляла детей непонятно от кого, а сейчас спонсора хорошего ищет», — каждый раз, когда вспоминаю слова ублюдка, будто острый нож в грудь втыкают и поворачивают туда-сюда.
Это, конечно, моя вина. Был бы рядом… Смог бы понять и защитить вовремя, Маша не страдала бы. Была бы под моим крылом, родила бы детей и мне тоже не стало бы так больно, когда каждый раз Даша называет меня папой. Когда сын смотрит с такой ненавистью, что исчезнуть, испариться хочется, лишь бы не видеть его взгляд.
Если ещё раз увижу того урода рядом с Машей… Клянусь, сделаю куда хуже. Потому что не потерплю… Не выдержу, если она снова решит построить какие-либо отношения с другим. Никому ее не отдам.
Очередной раз принимаю душ. Вернувшись, падаю на кровать и какое-то время лежу, глядя в потолок. Беру телефон, рассматриваю фотографии детей. Какие же они у меня красивые. Умные.
Не знаю, в какой момент засыпаю. Просыпаюсь ближе к шести и привожу себя в порядок. Из дома выхожу пораньше, еду в адрес Маши. Не хочу, чтобы она снова поехала на такси вместе с детьми. Подожду внизу. Вчера разозлилась на меня и, конечно, опять будет дуться.
К половине девятого я звоню Маше. Она берет трубку после третьего гудка.
— Доброе утро, Маша.
— Доброе.
— Я внизу.
Она выдыхает. Слышу голоса детей.
— Хорошо. Уже спускаемся.
— Папа приехал? — спрашивает дочь.
— Угу, — отвечает Маша и отключается.
Уже через десять минут они выходят из подъезда. Дети садятся на детские сиденья, а Маша располагается рядом. Молчаливая, как я и предполагал. Но, кажется, не дуется. Не смотрит на меня с ненавистью.
— Пап, а можно сегодня вечером куда-нибудь съездим после садика?
Скользнув по дочери коротким взглядом в зеркале заднего вида, машинально устремляю взгляд на Машу.
— Куда ты хочешь сходить, Даш? — спрашивает она, обернувшись назад.
Дочка задумывается, приложив указательный палец к виску.
— В ресторан! И чтобы поиграть можно было там!
— Ну, если Саша не против, то поедем. А если нет… То отправимся домой и будем проводить вечер в скуке. Решать вам.
Неожиданно. Маша начала действовать иначе. Моя женщина… Любимая. Которая упорно старается, чтобы лёд между мной и сыном наконец растаял.
— Я не против, — спустя минуты три отвечает сын, на что дочь радостно тянет «Ура»!
Но Сашка не выглядит радостным. Напротив, сидит в привычной позе, сложив руки на груди. Ладно, как-нибудь и с этим тоже справлюсь. Надо будет просто поговорить с ним, оставшись наедине. Может смогу до него достучаться… Доказать, что я действительно больше не уйду и вопреки всему буду рядом. Они моя семья. И я любой ценой верну их себе.
Возле сада первой из машины выходит Маша. И едва она открывает заднюю дверь, чтобы помочь Даше выйти из машины, как на переднее сиденье падают ключи. Незаметно забрав их, в недоумении пялюсь на Сашу. Понимание, что это пульт от машины Маши, приходит не сразу. Кивнув, мол, понял и принял, слегка улыбаюсь сыну. Но его выражение лица не смягчается.
Права была Маша, когда говорила, что Сашка все ловит налёту. Вот, вчера явно услышал наш спор с ней и решил сам подключиться. Облегчить мне задачу… Это явно хороший знак. Сын потихоньку тянется ко мне и, кажется, хочет, чтобы я действовал с нажимом и наконец улучшил наши отношения с Машей.
— Сегодня ближе к обеду состоится совещание. Будут присутствовать партнёры из Москвы. Я решил расширить бизнес и хочу, чтобы ты тоже принимала активное участие в моих планах. Если ты не против, конечно.
— Я не против, — коротко отвечает, хмуро глядя перед собой.
— Маш, мы так и будем холодно общаться? Мне не хватает твоей улыбки.
— Я улыбаюсь лишь тогда, когда дети счастливы, — отвечает она, мазнув по мне равнодушным взглядом.
— Помимо Левицкого с кем-нибудь была в плотных отношениях?
Не знаю, зачем я это спрашиваю. Скорее для того, чтобы она сказала «да» и я почувствовал себя ещё бо́льшим ублюдком. И чтобы ещё лучше понял, чего лишился пять лет назад, сделав необдуманный шаг.
— Тебя это совершенно не касается, — чеканит жёстко. — Я не понимаю, чего ты добиваешься? Я женщина. И да, мне всегда хотелось, чтобы рядом был сильный мужчина. Настоящий мужчина. А если тебе действительно интересен ответ на этот вопрос, то да, Виктор, я неоднократно встречалась…
— Достаточно, — перебиваю. — Врёшь, Маша. Перестань…
Она издает тихий смешок.
— Если не можешь достойно принять факты, то какого черта интересуешься, Виктор? И… Ну раз открыл эту тему, то скажи, сколько в твоей жизни было женщин? И не надо мне как в прошлый раз отвечать… Правду услышать хочу.
Идиот. Этого добивался?
Меня спасает звонок от Миши. Я когда его имя на экране вижу, сразу наш разговор вспоминаю. Когда он о моих родителях говорил.
— Да? Что опять с раннего утра? — раздражение бьёт по нервам. Но оно никак не относится к Михе. Меня злит все, что я делаю сам. Постоянно что-то идёт не так, как хотелось бы.
— Разговор есть. Хотел сказать, когда наконец появишься.
— Детей в сад увозил.
— Детей, — с усмешкой произносит. В голосе чувствуется горечь. А я прикусываю язык. Он женат больше четырех лет
