Я вышла на балкон, чтобы спокойно поговорить, наблюдая, как гости движутся за стеклянными дверями, словно актеры в немом кино.
– Какой смысл злиться теперь? – вздохнула я. – Пустая трата сил.
– Вот и отлично!
– Рада, что ты довольна.
– Даже не представляешь насколько!
– Но я оставляю за собой право разозлиться снова, когда меня перестанет болтать от смены часовых поясов.
– Договорились! А теперь рассказывай, как у тебя там.
Я посмотрела сначала на веселящихся гостей, потом на звездное небо. Сухой ветер приятно овевал мне лицо.
– Тепло не по сезону.
– Хороший знак! Очень хороший знак! Ты начинаешь работать на этой неделе?
– Завтра утром.
Я заметила в толпе Мелинду, что, в общем-то, было несложно. Она отплясывала чечетку, держа в руках большой шоколадный торт, а гости бурно аплодировали – не совсем понятно, ей или торту.
– Похоже, у меня классный босс, – сказала я.
– Отличный настрой!
– Думаешь?
– Конечно! Так держать!.. – Джордан немного помолчала. – Вы с Ником еще не виделись? Ты же знаешь, что он до сих пор в Лондоне?
Я чуть было не нажала на «отбой» – прямо так, без предупреждения.
– Ты уволена, – сердито бросила я.
– Тише, тише, не злись. Беру свои слова обратно. Извини. Не надо было спрашивать. Позвонишь ты ему или нет – неважно. Я просто рада, что у тебя все складывается хорошо.
Мелинда продолжала танцевать, то поднимая торт над головой, то снова опуская. Я посмотрела на гостей: на Питера и остальных редакторов, на многочисленных и приветливых друзей Мелинды. Все они так радушно меня приняли…
И мне невольно вспомнились слова, которые произнес шофер Томас всего несколько часов назад, когда мы стояли у окна гостиной.
– Жизнь под ключ, – проговорила я.
– А кто бы отказался от такой жизни? Ничего плохого тут нет.
На следующий день, слегка обалдевшая от смены часовых поясов и третьей кружки кофе, я сидела за своим новым столом в людной новостной комнате «Беккет-Медиа». Во владение мне достался небольшой, но уютный угол, отделенный перегородкой. Окно выходило на Букингем-Гейт и Гонконгскую ассоциацию с ее живописными садами, за которыми виднелись лодки на реке.
Я пыталась набросать план первой статьи – нечто совершенно новое и захватывающее, – но в конце концов сдалась и повернулась к окну. Река манила меня, и, глядя на нее, я чувствовала себя вполне счастливой. Хотя, пожалуй, «счастливой» – неподходящее слово. Если честно, я чувствовала себя скорее одинокой.
Кто-то подошел к моему столу и негромко по нему постучал. Подняв глаза, я увидела перед собой Мелинду, снова в юбке в горошек, но не красно-оранжевой, как прошлым вечером, а скорее вишневой, хотя разница становилась заметна, только если хорошо присмотреться.
– Отличная юбка, – сказала я.
– Отличный вкус! Ну как, нравится тебе твое рабочее место? Пришлось пересадить кое-кого из раздела об архитектуре, чтобы освободить для тебя угол с видом. Есть в этом некая ирония, не находишь?
Я улыбнулась:
– Все просто здорово, спасибо.
– Вот и замечательно! Итак, Энни, зайка… Называет тебя кто-нибудь «Энни, зайка»?
– Разве что мама, и то в детстве.
– Нет, такие воспоминания мне воскрешать не хочется.
– И правильно.
С высоты своего огромного роста Мелинда бросила мне ручку и блокнот, и я каким-то чудом умудрилась их поймать.
– Давай пройдемся, – сказала она.
Мы пошли по коридору. Длинноногая Мелинда шагала быстро, а я семенила рядом, изо всех сил стараясь не отстать.
– Вчера вечером, когда я наконец-то выпроводила за дверь последнего гостя, я прочитала все твои статьи…
– Все?!
Мелинда осторожно взяла меня под руку – не знаю, как ей это удалось, учитывая нашу разницу в росте.
– Все до одной. Честно скажу, я теперь твой фанат. Мы сделаем из этой колонки конфетку. Меня просто переполняют идеи!
– Приятно слышать.
– Знаешь, мне показалось, что все те места, где ты бывала, можно описать в одной большой истории. По-моему, нужно придумать какой-нибудь нестандартный ход и сделать колонку более глобальной, объединяющей разные страны и культуры.
– Думаешь?
– Уверена!
Я улыбнулась, невольно заражаясь энтузиазмом Мелинды. Я уже хотела рассказать ей о фотографиях – о целой коллекции домов, каждый со своей историей, – но тут же вспомнила, что фотографии навсегда для меня потеряны. А потом и о том, что я потеряла вместе с ними: близнецов, Джесси, Уильямсберг… Гриффина… Все это стремительно ускользало от меня, словно мираж, словно мир, которому я больше не принадлежала.
– О чем задумалась? Ну-ка, выкладывай.
– Нет-нет, это так, ничего.
– Как хочешь. Но имей в виду, что я открыта для новых идей. Знаю, многие так говорят, но в моем случае это правда. Я рада любым предложениям – плохим, хорошим… особенно хорошим.
Я улыбнулась.
– Ну, ты пока думай, а я расскажу, чего мне, собственно, надо. Я хочу упростить колонку и сделать из нее бренд. А для этого нужно, чтобы в ней было больше от тебя. Понимаешь, о чем я?
– Если я отвечу: «Возможно», это будет очень плохо?
Мелинда рассмеялась, откинув голову назад:
– Пока мои объяснения мало что объясняют, но ты, главное, продолжай думать.
– Это мне по силам.
– Вот и хорошо, – сказала Мелинда, останавливаясь перед дверями конференц-зала и высвобождая свою руку. – Грядут перемены. Большие перемены.
Она подмигнула мне и проскользнула в конференц-зал. Прежде чем дверь за ней захлопнулась, я успела мельком заметить Питера.
Я взглянула на блокнот, который дала мне Мелинда. Сверху она написала: «Энни-зайка = эксперт по путешествиям».
Ниже был нарисован план нескольких подразделений «Беккет-Медиа»: телепередачи о путешествиях, их веб-сайты и радиоверсии. Все это обведено кружком, в центре которого тоже написано: «Энни-зайка».
Такое впечатление, что никакой колонки и не было…
* * *
В пятницу вечером, чтобы отметить мою первую неделю в «Беккет-Медиа», мы с Питером решили сходить в театр в Вест-Энде, а потом поужинать в его любимой лапшичной.
Как только мы сели в такси, вечер нам слегка подпортили: мне на телефон пришел новый имейл. Сердце у меня забилось чаще: я надеялась, что это весточка от Гриффина. Чем больше времени проходило, тем сильнее мучила меня мысль: а вдруг он так и не напишет? Что же я хотела от него услышать? Что угодно. Все, что угодно. Но, к моему удивлению, письмо оказалось не от Гриффина, а от Ника.
Вот что он писал:
«Привет, А!
Не хочу на тебя давить. Просто знай, что я о тебе думаю. И не только когда ты замужем и живешь в Массачусетсе. Не только когда я не должен о тебе думать. Если тебе кажется, будто мне нужно просто тебя добиться, это не так. Мне нужно другое.
