Вот что он писал:
«Привет, А!
Не хочу на тебя давить. Просто знай, что я о тебе думаю. И не только когда ты замужем и живешь в Массачусетсе. Не только когда я не должен о тебе думать. Если тебе кажется, будто мне нужно просто тебя добиться, это не так. Мне нужно другое.
Я уезжаю из Лондона через неделю – в следующий понедельник. Надеюсь, мы до этого увидимся.
Надеюсь, у меня будет повод не уезжать.
Твой
«.– Хорошее письмо, – заметил Питер.
Я обернулась и увидела, что он читает, заглядывая мне через плечо.
– Питер!
– Да ладно тебе, не поздно ли изображать из себя скромницу?
– В любом случае его письмо не имеет никакого значения.
– Почему?
– Не уверена, что могу выразить словами.
Питер потрепал меня по руке:
– И это говорит моя лучшая журналистка!
– Просто Ник утверждает, что хочет дать мне то, чего я сама хочу.
– И что тебе не нравится?
Ник бросил меня, а потом взял и вернулся в самый неподходящий момент. Но злилась я на него не за это. Просто я начала осознавать, что Ник предлагает мне не то, чего я хочу, а то, чего хотела – именно так, в прошедшем времени.
– Просто я сама не понимаю, чего хочу.
– Если ждать, пока поймешь, можно прождать всю жизнь.
– Спасибо, утешил!
Питер сжал мою руку.
Я воззрилась на него, не понимая и в то же время понимая, почему он это говорит.
– Питер, вы же с ним никогда не встречались.
– Поэтому он мне и нравится.
– Железная логика!
Он наморщил нос:
– С тех пор как ты вышла за Гриффина, ты сама не своя. Даже путешествовать не хочешь. А с Ником у тебя была полная свобода.
Свобода. Опять это слово. Все, включая меня, думают, будто мне нужно полное отсутствие границ, возможность в любой момент сорваться с места и поехать куда угодно. Но может, я просто не понимаю, что такое настоящая свобода? Может, это значит не стремиться вовне, а углубляться вовнутрь?
– Получается, речь о тебе? – спросила я. – О том, чего ты для меня хочешь?
– Нет, речь о том, чего ты сама для себя хочешь. Я просто говорю, что Гриффин всего лишь твой первый муж. Необязательно ему же быть и последним!
Питер отвернулся к окну, явно считая, что разговор окончен.
– Эффектная заключительная реплика, – язвительно заметила я.
– Послушай, любовь моя, можешь меня презирать, но вот что я думаю. У вас с Гриффином… все как-то слишком запутанно.
– Что ты имеешь в виду под словом «запутанный»?
– Запутанный – сложный, маловразумительный. С трудом поддающийся разрешению, уяснению, пониманию.
При одном упоминании о Гриффине в груди у меня что-то сжалось. Возможно, потому, что я никак не могла в себе разобраться. В Массачусетсе я постоянно была растерянна и сбита с толку. Почему же здесь, на другом конце света, я так остро испытывала нечто совершенно иное? Чувство, которого раньше не знала, – тоску по дому?
– И нечего на меня злиться просто потому, что хочешь с ним увидеться.
Я бросила на Питера негодующий взгляд:
– Не хочу я с ним видеться!.. Подожди, ты о котором из них?
– Сама знаешь о котором.
– Вообще-то нет.
Он сжал мою руку:
– Это же очевидно!
Той ночью я никак не могла уснуть.
Вот что связывало нас с Гриффином: одно увольнение, одно испорченное открытие ресторана, предложение руки и сердца от другого мужчины. Ни значительных поездок, ни дней рождения, по одной неловкой встрече с родителями друг друга. Холодный, ветреный, маленький городишко, где у меня нет ни шансов найти работу, ни будущего, зато имеется чокнутый брат мужа, полный дом скучающих по матери близнецов и пятьсот испорченных фотографий. Где слишком холодно, чтобы выходить на улицу после пяти, и слишком шумно, чтобы оставаться в четырех стенах. Где у моего мужа (если, конечно, он все еще себя таковым считает) есть бывшая девушка, красавица и рукодельница, есть мать, которая на дух меня не переносит, и новый безымянный ресторан. Где так беспредельно тихо, что слышны все мои страхи: а вдруг я выбрала эту жизнь, повинуясь минутному порыву? А вдруг я не смогу забыть свою прежнюю любовь? Вдруг не смогу забыть того, кто теперь предлагает дать мне все – впервые в жизни…
А еще во мне росло чувство, что лишь раз в жизни кто-то способен полюбить нас не за то, кто мы есть, а за то, кем нам только предстоит стать. И если мы потеряем его, променяв на новую работу, новый город, бывшего возлюбленного, который предлагает жить долго и счастливо до скончания дней, вместе с ним мы потеряем и шанс стать лучше.
В следующее воскресенье, за день до отъезда Ника из Лондона, я отправилась на вечернюю прогулку по городу. На мне были поношенные спортивные штаны и купленное в Массачусетсе пальто со стразами. Несмотря на дождь, я отошла довольно далеко от дома, не желая себе признаться, что иду на восток – в сторону вокзала Виктория и того района, где живет Ник и где я могу случайно его встретить. В конце концов я действительно оказалась в Пимлико, перед популярным гастропабом «Ориндж».
Я не собиралась никуда заходить и выставлять на всеобщее обозрение свое усыпанное блестящими сердечками пальто, но все-таки зашла и, хотя в пабе было полно народу, даже отыскала себе место у стойки, которое, как по заказу, только что освободила пожилая семейная пара.
Я поспешно села на табурет, пока его не занял кто-нибудь другой. Подошла официантка и принялась вытирать стойку, стараясь не глазеть слишком пристально на мой экстравагантный наряд.
Она не знала, что мне не остается ничего другого, как сидеть в пальто, ведь под ним у меня китчевая футболка с маленькими радугами и синей надписью: «Ниагарский водопад – ну полный отпад!» Я купила ее, когда только начала писать о путешествиях, и по сравнению с ней пальто с сердечками казалось верхом хорошего вкуса.
– Что будете заказывать? – спросила официантка.
Я быстро просмотрела меню, стараясь не вспоминать, что плотно поужинала всего несколько часов назад.
– Двойную порцию жареного картофеля с розмарином и что-нибудь выпить – на ваш вкус.
– Я хорошо готовлю мартини с базиликом.
Я улыбнулась:
– Что угодно, только не это. И, может, добавите немного бурбона и соли?
Она улыбнулась в ответ:
– Уже бегу.
Пожилая пара забыла на стойке выпуск «Гардиан», и я принялась читать, не замечая, что рядом с соседним табуретом стоит мужчина.
– Зря вы отказались от мартини с базиликом, – произнес он с явным американским акцентом.
В пабе гремела музыка и громко разговаривали люди, пытаясь друг друга перекричать, и на мгновение мне почудилось, будто передо мной Ник. Ник, которому я порывалась позвонить раз шесть и неизменно клала трубку, прежде чем набрать последние цифры номера. Я чувствовала: разговор с ним не даст мне того ответа, который я ищу. Борьба между Ником и Гриффином, Гриффином и Ником заключалась в чем-то другом, и дело было скорее во мне, чем в них. И все же мое сердце жадно ухватилось за мысль, что передо мной стоит Ник, словно знак свыше, послание от властелинов судьбы. Я как-то упустила из виду, что сама помогла этим властелинам, придя в самый популярный паб в районе, где он жил.
