Окинула взглядом, полным затаенной боли. Хмыкнула и уточнила:
– И тебя устроит та, кто готов в любой момент рискнуть ребенком ради денег?
В голосе Эммы сквозила ощутимая горечь. Я сам был виновником того, что она испытывала именно эти чувства. Это моя мать раз за разом давала понять, что именно думает об Эмме. Это по моей вине в жизни матери моего ребенка появились пресса и все, что за этим последовало.
– Мне плевать на то, что они пишут. Я могу затыкать их хоть до конца своей жизни, – сказал тихо, глядя в глаза любимой женщины. – Но мне не плевать на то, что обо всем этом думаешь ты. Если считаешь, что я верю в это… если не способен защитить тебя от происходящего… что ж…
На моих губах помимо воли появилась кривая улыбка. Я знал, что нет смысла продолжать. Говорить о том, что мы оба понимали и так – зачем? И я, и Эмма были взрослыми людьми, так к чему я должен был разводить какие-то беседы о том, что осознавали мы оба? Но не успел я добавить ни слова, как ко мне подбежала Алиса.
– Папа! – воскликнула она, обхватывая меня за ноги. – Я так и думала! Думала, что ты приедешь!
И меня окатило волной таких чувств, от которых все внутри сжалось. Как бы то ни было, как бы ни сложились наши отношения с Эммой, главным всегда и всюду будет то, что у нас есть Лисенок.
– Конечно, я приехал, – заверил дочь, бросив на Эмму быстрый взгляд.
– Пойдем, я покажу тебе наш сад! Тебе он понравится! – заявила Алиса и прежде, чем я произнес хоть звук, уволокла меня на улицу.
– А этот самый мужик – это кто? – попытался я вызнать невзначай относительно того, кто терся рядом с Алисой и Эммой все то время, которое я провел вне своей семьи.
– Это Роман. Они с мамой иногда беседуют о чем-то странном, – махнула рукой дочь, когда мы в третий раз обходили местные садоводческие угодья.
– О чем таком странном? – вскинул я бровь.
Знал я эти странности. Вроде бы ничего такого, все невинно, а потом окажется, что обсуждали какой-нибудь разврат.
– Да говорят о всяком… что судьбу… – Алиса нахмурилась, и я остановился, дожидаясь того, что скажет дочь. – Ну, что жить надо в настоящем. Но может, я что-то не так поняла.
Пожав плечами, она сорвала еще одну ромашку (именно эти цветы Лисена обрывала всюду, где мы проходили) и вручила букет мне.
– Подари маме, ей понравится, – сказала она и просияла. Как это свойственно лишь детям.
Подарить букет кому бы то ни было не удалось. Уже когда мы с Алисой возвращались домой, я увидел… дым.
– Твою мать! – выругался и помчался туда, где, кажется, начала заниматься пристройка дома, в котором жили Алиса и Эмма.
Ромашки, конечно же, выронил, а когда добежал до дома, там уже был тот самый Роман.
– Хватай ведро и заливай, – скомандовал он, кивнув на пластиковую посуду, валяющуюся возле бочки. – Быстрее!
Мы начали плескать воду в четыре руки, в то время как Эмма бегала туда и обратно с таким видом, как будто тут Нотр-Дам горел, а не какая-нибудь халабуда.
Ей просто важен этот дом, Крамольский, – шепнул внутренний голос. – И ты обязан сделать все, чтобы его отстоять.
Да, именно в этом и заключалась сейчас моя миссия, и даже если и после этого меня не захотят выслушать и услышать, то я все равно должен пойти на все, чтобы потушить этот чертов пожар.
– Черт! Все! – выдохнул я и привалился спиной к уцелевшей стене дома.
Рядом стоял, тяжело дыша, Роман, секундой ранее усиленно претендовавший на звание «пожарный года».
– На первом этаже ужас… настоящий потоп! – не без восторга в голосе заявила Эмма.
Может, виной тому был адреналин, бушевавший в крови, но я взаправду чувствовал в ее словах именно восторг.
– Приберемся, – заверил я ее и, покосившись на Романа, неуверенно сказал: – Сейчас бы выпить…
И тот мгновенно закивал в ответ.
– Сначала – уборка, – постановила я с напускной строгостью, когда услышала от Влада эти планы на жизнь в виде слова «выпить». – Я вовсе не хочу затопить чужой дом!
Воды внутри и правда было по щиколотку. Я с тревогой оглядела ножки старой мебели, окруженные водой. Определенно, на пользу им эти водные процедуры явно не пойдут. Надо было что-то срочно делать.
– Лис, сбегай в сарай, поищи какие-нибудь тряпки, – скомандовала я дочери. – А вы двое – выгребайте жидкость ковшиком или чем там придется, – обратилась к Роману и Владу.
Сама же направилась на чердак, чтобы поискать там что-то еще, чем не жалко будет промокнуть воду.
Старый чердак любого дома, как правило, это то место, что хранит в себе множество тайн. Согнувшись, я скользнула в полутемное помещение, освещаемое одним-единственным маленьким окном, да и то было завалено старыми вещами. Куча коробок, каких-то ящиков, стоящие друг на друге древние чемоданы… По привычке прислушавшись, я уловила запах трав. Солировала в этом многоцветье полынь с ее характерным горьковатым ароматом. Травы висели на протянутых от стене к стене веревках, и на миг я даже забыла, зачем вообще сюда пришла. В голове вдруг сложился ответ на ту парфюмерную головоломку, над которой я ломала мозг уже несколько ночей.
Тряхнув головой, я снова огляделась и, найдя среди содержимого коробок старое тряпье, спустилась с этим вниз.
Полчаса спустя, работая в четыре руки, мы наконец победили потоп. Запыхавшись, я присела прямо на пол, привалившись спиной к старому комоду в гостиной.
– Теперь точно надо выпить, – пробормотал Васнецов и я, сладчайше улыбнувшись, заявила:
– А пить, собственно, нечего.
– Мы разберемся, – поднял ладонь вверх Роман, словно останавливал тем самым мои возражения. – Пошли, Крамольский, у меня тут такая штука есть…
– Идем. Только я все никак не пойму – где же я тебя видел? – услышала я напоследок слова Влада перед тем, как они оба вышли из дома.
